– Деда, смотри, желто-зеленые пятна на сером.
– Какая красота! – Деда поднимается, разглядывает рисунки с разных ракурсов, дарит еще несколько восхищений кривым Алиным линиям. Потом тихо спрашивает: – А со словами у тебя как?
Аля тушуется, делает рот ниточкой, моргает в ямку между бетонными плитками. Аля не знает точно. К ее возрасту пора бы уже уметь фокусироваться и видеть слова в воздухе, переносить их на бумагу и зачитывать вслух – можно не целиком, но хотя бы по частям. Для Али воздух остается легким и прозрачным, сколько в него ни пялься. Это проблема. Воздух – не пяльцы. Говорят, что программа начальной школы выстроена как раз так, чтобы освоить этот Самый Главный Навык. В сентябре (Мама говорит, это уже совсем скоро) идти в первый класс, а Аля, видимо, так и останется с одним-единственным словом ЛОХ в кармане.
Аля берет в руки мелок и водит им по уголку, пока тот из асфальтового серого не становится белым. Деда сочувствует вслух:
– Понимаю, Алька, сложно. Но это пока сложно, потом они прыгать у тебя будут, от зубов отскакивать.
Аля не хочет показывать, что ей смешно, но не выдерживает и смеется: представляет буквы, которые врезаются в шаткий забор ее зубов, а потом спасаются бегством.
– Алька!
– А? – поднимает она глаза на стоящего Деду.
– А сейчас попробуй – видишь что-нибудь?
В воздухе ничего нет. Только Деда нависает и смотрит добрыми глазами с выцветшей радужкой.
– Алька, что видишь? Попробуй ухватить что-нибудь простое. Несколько букв, можно повторяющиеся.
Аля смотрит вверх. И тут до нее доходит:
– А можно считать, что я поймала слово Д-Е-Д-А?
– Вот это ты выбрала, Алька. – Аля видит, что ему очень приятно. – Хотя почему бы и нет? – Пауза. – Попробуешь записать?
Аля пробует. Получается
Д-Ǝ-д-А
– Во-о-от, а теперь подтягивай к этому слову похожее. Вдруг получится?
Аля потягивает. Получается
б-Ɐ-б-У-m-ʞ-А
– Ну, это слово подлиннее и посложнее, но смотри-ка, у тебя даже все буквы на месте. Еще что-нибудь напишешь?
Аля пишет. Получается
М-а-W-А
и
п-А-П-а
Роняет мелок на землю, вытирает пальцы о коленку – устала. Приваливается к ноге Деды, ждет, пока он усядется, устраивается в его руках и ногах, как в лодке, в корзине, в миске супа.
– Спасибо, Деда.
Бабушка не разрешает курить при Але, но от Деды пахнет табаком (всегда), пóтом (иногда) и спиртом (часто). Самый лучший запах на планете.
На крыльцо выходит Бабушка.
– Хосподе! – Всплеск руками. – Дед, ты мне девочку в земле испачкал. И пахнет она теперь «Беломором» как пить дать.
Бабушка уходит с улетающим «ну и что мне с вами делать».
Аля и Деда переглядываются и виновато хихикают.
✳
(Количество слов в минуту: 176)
Машинист ведет поезд метро на юг, вагон поворачивает влево, люди стоят на месте, пошатываясь, как усталые молочные зубы. Аля пытается читать. Слева – девушка выбирает полунюдсы для дейтинг-аппа, справа – парень кодит прямо с телефона. Аля переворачивает страницу: «Ага, да, какая глубокая мысль, очень интересно». В умеренно ограниченном, но все-таки по-праздному удовлетворительном пространстве общественного транспорта пахнет кожей, источающей через поры вонь дешевого алкоголя. Может, весна уже совсем скоро. Аля не знает точно.
Весна, как правило, наступает с завтрака. Где-то в марте или апреле, когда солнце наконец вспоминает о людях, солнечный заяц прыгает на тарелку, и вмиг становится до неприличия очевидно, что одноразовое питание черствым и плесневым пора менять. Происходит ли это – другой вопрос.
У каждого непременно случается та самая весна, которую хочется вспоминать как время просветления и насмешливо выглядывающих из-под снега собачьих экскрементов. Время сшито бечевкой (такие подписывают «жгут льняной натуральный»), увешанной экзаменами, рабочими проектами и мировыми катастрофами. Разве влюбленность – не мировая катастрофа? В теле вдруг образуется страшное количество кнопок и клапанов, пульсирующих шариков и бултыхающихся шнурков. Только потяни – и все взлетит на воздух.
Неправильно было бы сказать о той самой весне, не назвав другие времена года теми самыми. У того самого лета, например, есть саундтрек или даже отдельный плейлист, где обязательно пляшут слова о кроссовках, даче и – вскользь – о маме. Та самая зима должна быть похожа на какую-нибудь из песен Стрыкало (можно выбрать любой градус драмы для коктейля личной истории): в какие-то моменты звезды горят ярче вчерашнего, в другие – зима будто бы отказывается приходить, а иногда кажется, что все должно было случиться как-то иначе, и мы-настоящие ходим тенями по улицам, вспоминая никогда не случившиеся поцелуи. О той самой осени не хочется помнить. И рассказывать тоже не хочется.
Аля едет в метро и переворачивает страницу.
Весна все никак не наступит.
#
Аля выходит из метро, чтобы сразу завернуть в бар: ее ждет свидание-из-интернета, какой-то австриец, британец, австралиец или буруанец. Аля не помнит точно. Главное – чтобы хватило английского языка.
Аля расстегивает молнию, снимает пуховик, вешает его на спинку стула, стягивает шапку, делит волосы пополам, переносит их со спины на плечи. Непослушные кудряшки стекают и тянутся к груди, ребрам, животу.
– Привет.
Англичанин-швейцарец краснеет под огромными квадратными очками. У него мягкие белые запястья, круглые полудетские плечи и волосы ежиком.
Кажется, добрый. Хорошенький.
– А, ты уже заказал? Как здорово. Мне очень приятно, я больше по темному пиву, но белое вино тоже – вполне себе. Знаешь, это как в детстве: ничего не делаешь, а еду все приносят и приносят. Я бы хотела оставить себе такую возможность во взрослости, возможность всегда быть ребенком, понимаешь, и чтобы мир сам действовал за меня. И при этом все не пошло через… Как по-английски сказать «все идет через жопу»? Сейчас, погоди, я погуглю. Gets out of hand? Ох нет, если бы только из рук все уходило, тоже мне проблема.
Разговор тихнет и тухнет.
Аргентинец-кубинец растерян.
Аля смотрит по сторонам, ищет подходящие слова.
Слов в воздухе нет.
Пусто.
Скучно.
Ну
что поделать, со всеми бывает.
Раз терять нечего, Аля выпускает три зудящие трели:
– Ты куришь? Я вообще нет, но сегодня – да. Тогда пойдем?
Стоят у бара в куртках, накинутых на плечи и спадающих с них. Синхронно курят.
Аля не убирает волосы – пусть сегодня пахнут почти как от Деды в детстве.
– Тебе нравится запах табака? – кидает Аля искорку в это место.
Слово за словом, разговор разгорается. Чувак вообще-то талантливый и классно рисует.
За новым бокалом выясняется, что он в городе проездом, завтра домой.
Жалко, конечно.
Тогда точно не судьба.
На улице Аля смотрит вверх, ищет слова по привычке.
Там ТУЧИ, там МЕСЯЦ, там НЕБО.
Может быть, и Деда тоже там.
Аля не знает точно.
✳
(Количество слов в минуту: неизвестно)
– Помнишь, в универе у меня были длинные волосы?
Я продолжаю мыть посуду.
Наверное, из всех домашних обязанностей эта – моя любимая. Мне нравится шум воды и разнообразие текстур. Я открываю кран, смачиваю губку, выдавливаю каплю нежно-красного средства – пахнет нахимиченным арбузом, – сжимаю и разжимаю кулак, чтобы добиться пены. Споласкиваю только что испачканные тарелки, выключаю воду и вожу по керамической поверхности, стремясь, чтобы все было покрыто мыльным раствором.
Я все еще не реагирую на реплику Али.
Открываю кран локтем, полощу губку, отжимаю ее и кладу на столешницу. Смываю остатки средства с кистей, ладоней, углублений между пальцами. Начинаю неторопливо брать тарелку за тарелкой, делаю из мыльного – чистым. Повторяю подход с самого начала.
Почему она вообще спрашивает? Как не помнить?
– Скучаю по тому времени иногда.
А что на это скажешь? Посуда, к сожалению, закончилась. Обещаю, если Аля продолжит в том же духе, я испачкаю все заново и буду стоять у раковины до тех пор, пока не сотру пальцы в мозоль.
– Иногда мне кажется, что я too much и что ты от меня устала.
Интересно, Аля сегодня породит что-нибудь, на что у меня найдется ответ? Я вытираю кухонным полотенцем – синяя полоса на белом полотне – и наполовину поворачиваю к ней корпус, чтобы задать вопрос и прощупать настроенчески-состоянческую почву:
А сегодня тебе так кажется?
– Не могу понять, – говорит Аля. И тут же, без паузы, прыгает к тому-же-но-другому: – Знаешь, бывает такое ощущение, что ты никому не нужен, но в то же время твое место именно здесь. Понимаешь, о чем я?
Думаю, что понимаю.
– Ого, – говорит Аля. – С первого раза, даже объяснять особо не пришлось. Похоже, слова ко мне возвращаются.
Я подхожу к столу, за которым она сидит, и присаживаюсь на корточки, чтобы потрепать Алю за локоть. Сдержанное позволительное проявление нежности.
Я рада, что тебе лучше.
– Это всё твои сказки.
Слышать такое лестно.
– Расскажешь еще?
Расскажу. О чем?
– Об этом чувстве. Странном. Если ты правда его понимаешь. Где оно рождается?
Фарфор и фаянс
Во мне сознания людей слились с инстинктами животных, и я помню все, все, все, и каждую жизнь в себе самой я переживаю вновь.
Люди бывают разных сортов в зависимости от того, что им хочется забыть[3].
Если предположить, что высота птичьего полета живет где-то под крышей исторического здания почты с высокими колоннами пожелтевшего (когда-то белого) цвета и крышей, выложенной крупными прямоугольными стеклами, то я засела на высоте птичьего полета. Взгляд мой порхает от человека к человеку, перед тем как угнездиться на плече у одного из них. Он довольно высокий (если сравнивать с окружающими), довольно юный – возможно, даже младше меня – и довольно хрупкий (иногда все эти три качества идут в наборе). Его просто выделить в самостоятельное подмножество, поскольку он, пожалуй, единственный из толпы, кто уже пару минут не двигается с места, только переступает с ноги на ногу в размякшем, почти испуганном ожидании.