— На говняном озере, — вставляет мужчина в спецовке.
— В океане кала, — уточняет кто-то из тьмы.
— И они отмечали так Новый год?.. — трагическим тоном говорит пожилая соседка в шубе и резиновых сапогах. — По колено в дерьме?
— Да.
— А насколько далеко этот дом? — интересуется Лена.
— В квартале отсюда. А что?
— Ничего.
— Вот бы им еще отопление отключили, для полного счастья, — с непонятным злорадством замечает один из соседей.
— Что поделаешь, старый фонд… — говорит Сергачев. Он скорбно сидит на приступке, как старик на пепелище, смотря на проплывающий мимо мусор. Гаэтано ходит туда-сюда в закатанных по колено штанах, его глаза азартно горят, и он напоминает капитана пиратского корабля перед абордажем.
— А вчера с крыши соседнего дома упала лопата и прибила двух стариков одним махом, — жизнерадостным тоном сообщает женщина в шубе.
Сеня вместе с другими жильцами долго и самозабвенно собирает воду тряпкой, а потом выжимает в ведро. Он стоит на грязном мокром полу прямо в брюках, закатав рукава пиджака. Когда Сеня в очередной раз идет с ведром грязной воды к унитазу, на него налетает хозяйка. Она сует ему в карман пиджака связку ключей и просит оставить ведра и тряпки в одном из каретных сараев.
В связке оказывается штук двадцать ключей. Сеня прикидывает, что один из них должен открывать дверь в ничейную комнату, просто по теории вероятности, но не находит ни одного, который подходил бы по форме. Для той двери с отломанной ручкой нужен классический английский ключ, самый распространенный вид, но таких в связке нет.
Во дворе Сеня встречает собачницу с двумя таксами. Одна из них помечает столб, а вторая стоит в стороне, как будто бы дожидаясь своей очереди. Сеня ставит ведро на снег и долго пыхтит над ключами, пытаясь открыть висячий замок. За это время одна из такс писает на ведро, а вторая подходит понюхать это произведение. Сеня сразу же подобрал нужный ключ, но ему никак не удается его провернуть. Сеня и сам понимает, что ситуация глупая — на что он надеялся, пытаясь взломать дверь заколкой, если не в силах справиться с замком даже с нужным ключом на руках?
Все-таки оказавшись внутри, Сеня зажигает фонарик на телефоне, чтобы найти выключатель. Но на месте предполагаемого выключателя торчат оголенные провода. Земляной пол забросан сеном и щепками. Запах древесной гнили рождает туманное воспоминание из раннего детства: дача, лопата в руках, отец в подштанниках и с голым торсом, причитающий и заламывающий руки над обрушившейся теплицей.
Сеня освещает фонариком контуры огромных предметов: двухъярусная кровать, старинный сейф и шведская стенка. Сеня натыкается на коробку с инструментами. «Ну наконец!» — при виде отвертки крестообразной формы, призывно выглядывающей из коробки, Сеней овладевает нечто близкое к эйфории. Облегчение кажется небывалым, как будто расшатавшиеся шурупы в столе — главный источник помех в жизни Сени.
Впрочем, приглядевшись к отвертке, Сеня догадывается, что по диаметру она может и не подойти: размер чуть больше нужного. Стоя с отверткой во тьме, в заляпанном грязью костюме, Сеня вспоминает неизвестно откуда взятое соображение: «Если у вас есть только кот, то придется идти на охоту с котом. Но было бы лучше, если бы у вас была собака». С отверткой в руках он обходит сарай, по инерции пытаясь вписать в это пространство Вагинова. Не похоже, чтобы тот здесь когда-то бывал, а если и забредал по ошибке, то предпочел сразу об этом забыть. В самом темном углу сарая на Сеню падает советский велосипед — буквально набрасывается, как сидевшее в засаде животное. Сражаясь с велосипедом, Сеня роняет отвертку, и она мгновенно теряется на полу. Сеня еще долго ходит вокруг с телефоном, разыскивая отвертку, но похоже, что та исчезла бесследно.
Поднимаясь по лестнице к Анне Эрнестовне, Сеня несколько раз успевает прокрутить в голове эпизод стычки с Артемом. Его потное и испуганное лицо, горящий в комнате свет и ощущение присутствия кого-то еще, кого-то третьего в этом конфликте. Какую напряженную физическую работу Артем совершал в четыре утра? Подойдя к двери Анны Эрнестовны, Сеня прислушивается, поправляет пиджак и нажимает кнопку звонка.
Хозяйка встречает Сеню в облегающем желтом китайском халате и меховых тапочках на босу ногу. «Вот это фигура — просто немыслимо, ведь ей за пятьдесят», — думает Сеня, стараясь не пялиться. Анна Эрнестовна смотрит на своего жильца с таким осуждением, как будто прочла не только Сенины мысли о ней, но и вообще все непристойные, гнусные, противоречивые мысли, когда-либо посещавшие его черепную коробку. Краснея, Сеня боком проходит в прихожую. Там он замечает застекленный шкаф с книгами, среди которых есть отдельная полка с изданиями серии ЖЗЛ.
Анна Эрнестовна ведет Сеню в очень просторную кухню, разделенную на две части аркой. Эта разделенность напоминает о дореволюционном быте, когда у зажиточных петербуржцев были отдельные помещения для кухни и столовой. Ведь употреблять пищу там же, где приготовляешь ее, — варварство. Как говорил профессор Преображенский: «Может быть, Айседора Дункан в кабинете обедает, а в ванной режет кроликов. Но я не Айседора Дункан. Я буду обедать в столовой, а оперировать в операционной». Тут Сеня вспоминает тот случай в Репино, когда он безуспешно пытался угадать фамилию Вагинов, приклеенную ему на лоб. Он с безнадежным упорством повторял свой вариант: «Булгаков… Булгаков». Один из самых постыдных моментов в Сениной жизни. Пожираемый стыдом, он садится на стул с высокой спинкой.
На кухне у Анны Эрнестовны горит яркий свет, который с непривычки режет глаза. Сеня уже слишком привык к полутьме коммуналки. Куда бы Сеня ни бросил взгляд, всюду стоят маленькие фигурки: смеющийся Будда, нефритовая старуха, трехлапая жаба, голубой слон, серебристый аист. Сеня таращится на этот набор достаточно долго, чтобы хозяйка с неохотой прокомментировала:
— Это талисманы для привлечения денег.
Анна Эрнестовна ставит чайник на стол. Китайский глиняный чайник, расписанный странными глазастыми существами, которые напоминают мальков. Сене очень хочется пить, но он решает на всякий случай перетерпеть и потом купить воды в магазине. Хозяйка склоняется над столом, чтобы разлить чай по крошечным фарфоровым чашкам, и Сеня невольно воображает ее без одежды. Образ голой Анны Эрнестовны возникает стремительно, его появление никак не вытекает из мыслей и настроения Сени, как будто фигура хозяйки вторглась в разум извне. При этом образ оказывается незавершенным: Сенина целомудренная фантазия помещает вокруг сосков и между ног хозяйки какие-то туманные завихрения.
Присаживаясь, Анна Эрнестовна говорит: «Я так и не выяснила, чем вы занимаетесь по жизни». Ее голос звучит не очень заинтересованно, но, отодвинув от себя чашку, Сеня начинает увлеченно рассказывать Анне Эрнестовне о будущей книге про Вагинова. Не в силах остановиться, он погружает хозяйку во все обстоятельства жизни кумира. Сеня успевает поведать, что фамилия Вагинова при рождении была Вагенгейм, что его отец был ротмистром жандармской службы, что Вагинов окончил гимназию Гуревича и после был мобилизован в Красную армию. Сеня рассказывает, что, вернувшись с польского фронта, Вагинов поселился в этом доме на канале Грибоедова, только тогда этот канал назывался Екатерининским. Сперва Вагинов жил на первом этаже, где после наводнения 1924 года стояла такая сырость, что по углам комнат росли грибы. Можно сказать, что в определенном смысле этот дом в конце концов и убил Вагинова: состояние дома усугубляло его и без того подорванное здоровье. В какой-то момент Вагинов переселился на третий этаж — в комнату с видом во внутренний двор.
Сеня погружает Анну Эрнестовну в литературный контекст двадцатых годов, рассказывает о деятельности петроградских поэтических групп (Вагинов состоял почти во всех), о врагах и друзьях, о том, как однажды, нанюхавшись кокаина, Вагинов сумел призвать Аполлона. Сеня коротко пересказывает все четыре романа Вагинова, говорит о течении его болезни, обильно цитируя медицинскую карту, и завершает повествование описанием смерти от туберкулеза в тридцать четыре года. «Могила Вагинова не сохранилась», — подводит Сеня итог, и тут Анна Эрнестовна, которая, как казалось, слушала с напряженным вниманием, начинает удивленно хлопать глазами. Вероятно, все это время хозяйка думала, что Сеня говорит о себе, причем в третьем лице, но теперь, когда речь зашла о смерти и похоронах, Анна Эрнестовна поняла, что потеряла нить рассуждения.
Сеня терпеливо объясняет ей, что говорил про писателя Вагинова, над книгой о котором работает. И что Сене очень нужно взглянуть на его бывшую комнату. Сеня будет очень признателен Анне Эрнестовне, если она окажет посильную помощь — в ответ ее ждет благодарность потомков, упоминание в предисловии и приглашение на фуршет по случаю презентации.
Сказав все это, Сеня не сомневается: Анна Эрнестовна, как культурная женщина, постоянная читательница серии ЖЗЛ, с удовольствием откроет ему нежилую комнату.
Увещевая хозяйку, Сеня около десяти раз произносит аббревиатуру ЖЗЛ, используя ее для связки между словами. Он проговаривает аббревиатуру почтительным шепотом: Сеней движет уверенность, что это сочетание букв подействует на хозяйку как двадцать пятый кадр.
В лице Анны Эрнестовны что-то сдвигается. Точнее, под внешним слоем лица, за густой побелкой, происходит загадочное движение. Анна Эрнестовна холодно улыбается и отвечает, что с удовольствием пустила бы Сеню в комнату, но давно потеряла ключ. Она не была в этой комнате многие месяцы, а может быть, даже и годы.
Сеня задумывается.
— А почему эта комната заперта?
— Разлив ртути. Там произошел мощный разлив ртути. — Анна Эрнестовна пускается в объяснения: — У прежних жильцов разбился термометр, но не обычный, а огромный градусник для масштабных научных измерений. Пришлось вызывать специального человека в полной амуниции, как у космонавта. Он называется демеркуризатор. Демеркуризатор очень ругался и говорил, что его вызвали слишком поздно: ртуть уже глубоко впиталась в поверхности и нужно менять пол и обои, вытаскивать рамы из окон, но все равно это не спасет от смертельного отравления. Так что лучше открыть нараспашку окна и какое-то время никого не пускать.