Артем смотрит на телефон, сходящий с ума от непрерывных звонков Володи. Он звонит по видеосвязи. Володе это несвойственно, ведь он ненавидит звонки — даже стариков-родителей приучил общаться только через сообщения в мессенджерах. Если звонки без предупреждения Володя считает слишком грубым вторжением в жизнь, то звонки по видеосвязи — это уже за гранью добра и зла. Тем более вызов посреди ночи — все это поневоле настраивает на тревожный лад. В очередной раз сбросив звонок, Артем пишет следующее сообщение: «Не могу сейчас говорить, очень занят» — после чего переводит телефон в авиарежим.
Отправив текст, Артем догадывается, что написал глупость: чем таким срочным он мог заниматься во втором часу ночи, да и, по правде, в любом другом часу? У него не могло быть ни срочных, ни каких бы то ни было иных дел.
Приняв относительно удобные позы, Артем и Сеня так и сидят до утра, прислушиваясь друг к другу. За эти напряженные часы между ними возникает подобие телепатии: оба синхронно задремали перед рассветом и почти одновременно очнулись — с одинаковыми выражениями лиц, несколько изумленными. Обоих разбудили бурные возгласы Сергачева, который с энтузиазмом чистил зубы, радуясь новому дню. Вскоре Артем и Сеня выходят на кухню.
За столом сидит Гаэтано и изучает пустую рюмку. Сразу видно, что он находится в этом положении уже очень давно: откинувшись, со слегка задранной белой рубашкой, под которой можно увидеть его бледный, нежно округлый живот с торчащим пупком. У Гаэтано странное выражение лица — одновременно смущенное и невозмутимое, как будто эта демонстрация живота — неприглядный ритуал, без которого не обойтись.
Зрелище оголенного живота не очень способствует аппетиту, но Артем все-таки достает хлеб, колбасу и плавленый сыр, делает бутерброды и садится за стол. Сеня стоит и глядит на Артема сонным усталым взглядом, а потом подходит к шкафу и открывает одну за другой дверцы, сам не зная, что хочет найти. На верхней полке в углу Сеня замечает коробку с тостером. Она расположена таким образом, что при желании ее можно было бы уронить на голову Артему — если слегка скорректировать траекторию. Сеня смотрит на квадратную голову и квадратные плечи Артема, на напряженные спину и шею. Пожалуй, Артем даже и не почувствует, если на него упадет что-нибудь вроде тостера. Здесь нужно нечто громадное, весом не меньше тонны. Странно, а ведь тем вечером, когда прорвало трубу, Артем казался беспомощным и уязвимым. Чтобы совладать с тем, ночным, Артемом, и тостер не требовался.
Сеня ставит чайник на одну из конфорок и тоже садится за стол — так, что между ним и Артемом с его бутербродами оказывается Гаэтано. Пока вода закипает, Сеня, по своему обыкновению, начинает разглядывать ладони и пальцы. Он вспоминает сцены из фильмов про маньяков, насильно удерживающих у себя дома людей, — типа «Молчания ягнят» и другие. Конечно, он никак не рассчитывал, что столкнется с чем-то подобным в жизни. Но быт коммуналки, посещение рюмочной «Елочка» и приключения с Сергачевым как будто бы подготовили Сеню к такого рода открытию — от всего вокруг веяло душевным нездоровьем, опасностью, тайной.
— И что говорят линии? — спрашивает Артем. Его голос звучит хрипло.
Сеня не понимает, о чем его спрашивают, и пожимает плечами.
— Я говорю о линиях на ладони. Главная из них — это линия судьбы: вертикальная черта на ладони, по центру. — Артем показывает свою.
Сеня смотрит на руку Артема, а потом на свою и пытается их сопоставить.
— Кажется, у меня такой линии нет.
— Плохо. — Артем вгрызается в бутерброд и продолжает с набитым ртом. — А ты знал, что у греков есть как минимум десять слов для выражения понятия «судьба»?
— Нет.
Артем начинает перечислять:
— Тюхе. Это значит судьба как случай. Дике — судьба в значении «справедливость». Мойра — это, скорее, жребий.
Артем придвигается к Сене. Он загибает пальцы, называя греческие слова:
— Ананке — судьба как неизбежность. Немезида — «возмездие». Адрастея — «неотвратимость».
На кухне появляется Сергачев в вельветовом мятом костюме не по размеру. Он бросает застенчивый взгляд на Сеню. Покопавшись в широких карманах, Сергачев достает телефон.
— Друзья! А вы видели ролик, где чайка топит голубя в луже? — интересуется Сергачев, готовясь залиться своим жутким рыдающим смехом. Он включает видео на ютубе, но оно сразу же зависает. Сергачев бормочет: «Сейчас… Сейчас…» — но показать ролик про чайку и голубя не удается. Тем не менее поэт-дольщик с ликующим видом, как будто так все и задумывал, забирает что-то из холодильника и уходит к себе.
— Значит, ты пишешь биографию Вагина, — говорит Артем, смотря на Сеню в упор с легкой улыбкой. Мышцы лица от улыбки перенапряжены: видно, что для Артема — огромный труд удерживать ее на лице. — И про что его книги?
— Вагинова. Он писал про городских сумасшедших. Коллекционеров странных и ненужных вещей. Или нематериальных вещей: например, у него есть герой, который коллекционирует чужие сны.
— Городских сумасшедших, — повторяет Артем. — А ты знаешь, что говорит Гаэтано? Что одна половина жителей Петербурга — сумасшедшие, а вторая — алкоголики. Вот такой взгляд иностранного гражданина.
— Любопытно.
— Любопытно еще и то, что он сам проходит сразу по двум категориям, — Артем ухмыляется и спешит уточнить: — Сумасшедший и алкоголик.
— А еще ведь шпион.
Гаэтано пробуждается от своего полузабытья, окидывает соседей обеспокоенным взглядом и опять погружается в дрему. Слышно, как Сергачев заливается смехом у себя в комнате. Вероятно, ему все-таки удалось запустить видео с чайкой и голубем.
— Ну а ты? Из какой категории?
— В каком смысле?
— Я про категории петербуржцев. Если нужно выбрать из этих двух.
Сеня задумывается. Перед ним стоит перезаварившийся чай, и Сеня мешает эту темную жижу ложечкой. Наконец он заговаривает, стараясь звучать рассудительно и спокойно:
— На мой взгляд, это сильное упрощение. В Петербурге есть и другие категории, кроме пьяниц и сумасшедших. Конечно, для таких обобщений есть определенные основания, но довольно сложно воспринимать их всерьез.
— Определенные основания… — бурчит Артем. — Я как будто на научной конференции оказался…
— У кого какие планы на день? — не открывая глаз, интересуется Гаэтано.
— …как будто на каком-то коллоквиуме, — в голосе Артема звучат грозные нотки. Сеня не отвечает, берет стакан и выливает чай в раковину.
— Спасибо за познавательную беседу, — говорит Сеня. — Но мне пора бежать. Спешу на коллоквиум.
— Совпадение. Я ведь тоже.
«На коллоквиум похитителей? Или безработных маньяков?» — мысленно интересуется Сеня, вытирает руки о тряпку над раковиной и оглядывается на Артема. Тот сидит — как всегда напряженный и неподвижный. Его лицо выражает решительность. Сеня понимает, что сейчас не лучший момент, чтобы уходить, но все-таки идет в коридор, находит ботинки и быстро натягивает их на себя. Артем кричит из другого конца коридора непринужденным тоном:
— Ты, случайно, не до метро?
— Нет.
— Подождешь минутку? Сейчас прихвачу кое-что — и пойдем вместе!
— Да, конечно.
В следующую секунду Сеня хватает с крючка пуховик и выскакивает за дверь. Он бежит по лестнице, перепрыгивая через ступеньку. Несколько раз чуть не падает, но чудом удерживается и с рекордной скоростью добирается до двери парадной. Он нажимает на кнопку, но ничего не происходит. Точнее, раздается писк, но дверь остается закрытой. Похоже, замок опять заело от холода. На третьем этаже открывается дверь коммуналки. Сеня снова и снова жмет на кнопку и толкает дверь. Она грохочет и трепещет, как железная птица в клетке, и Сене начинает казаться, что кто-то навалился на нее с другой стороны. Стук шагов приближается. Артем идет быстро. По мере того как он спускается с этажа на этаж, включаются и выключаются лампочки со светочувствительными элементами. Сеня догадывается, что пришло время орать, звать на помощь, но он не в силах даже шептать. Перед глазами стоит первая встреча с соседями: они сидят за столом и с остервенелым видом впиваются в мясо, как голодные хищники, — сок струится по щекам и губам. А что, если Артем, Гаэтано и Лена ужинали жильцом, который раньше занимал комнату Сени? Тем, который внезапно исчез, не забрав даже вещи? Если это окажется правдой, Сеня не удивится.
Сеня толкает дверь еще раз, уже безо всякой надежды — и внезапно она открывается. Заметавшись, он решает бежать к Сенной площади. На улице, как всегда, никого. Огромные массы снега осели и потускнели, под ногами жидкая грязь. Сеня летит вперед не оглядываясь. Он не знает точного направления — ему просто нужно добежать до толпы, до свидетелей. Впрочем, ничто не помешает Артему напасть у всех на виду. В этих краях постоянно кто-то дерется, валяется без сознания, истекает кровью, кто-то кого-то куда-то тащит.
Сеня не слышит шагов за собой из-за гула в ушах, он задыхается, заливается пóтом. Бег — это что-то противное его существу: все органы сходят с привычных мест, переворачиваются и колотятся о ребра. Возникает предчувствие, что Артем его догоняет и сейчас Сеню стукнут по голове — от этого в затылке теплеет. Впереди виднеется перекресток с двумя пешеходными переходами. На нем стоят какие-то люди. Сеня снова принимает решение заорать, но решить — одно, а другое — осуществить. Изо рта вырываются только хрип и слюни.
Сеня притормаживает у светофора. Под ногами — огромная черная лужа, в которой медленно тают куски льда, как самое неаппетитное в мире мороженое. Лужа слишком глубокая, чтобы переходить ее вброд, — нужно прыгать. Сеня скользит взглядом по поверхности и замечает в воде силуэт с щупальцами. «Все водоемы сообщаются между собой». Услышав голос отца, Сеня отшатывается, бросается в сторону — и через секунду его сбивает машина, совершавшая поворот. Водитель, молодящийся дед лет семидесяти в кожаных перчатках и куртке, не успевает притормозить. Сеня подлетает и ударяется головой сперва о капот, а потом об асфальт.