Пройдя в сторону кухни, Сеня обращает внимание, что комната Лены опять заперта, а вот у Артема, напротив, впервые открыто. Нужен какой-то, хоть примитивный план — нельзя просто взять и вломиться в комнату хорошо тренированного маньяка-садиста как ни в чем не бывало. Но Сеня ничего не придумывает. Он берется за ручку и медлит секунду, две. Все, что происходит прямо сейчас, не по-настоящему, думает Сеня. На самом деле он так и лежит без сознания в приемном покое, завернутый в плед. Или время остановилось и того раньше — там, на перекрестке, когда Сеня глядел на серое небо и вспоминал стихи Сергачева о стирке белья. Сеня вдыхает и выдыхает, готовя себя к решительным, резким действиям. Сеня — человек невоцерковленный, в его семье принято насмехаться над Богом и священными книгами, и все-таки он говорит себе что-то вроде «Господи, помоги».
Похоже, Сенин мозг временно или навсегда утратил способность вычленять главное и второстепенное из картины реальности. Зайдя в комнату, Сеня видит все и сразу: полки с макаронами и крупами, стеллаж с советскими книгами по античности, обшарпанный стол с допотопным жидкокристаллическим монитором и ножницы. Он видит гантели, осколки стекла, ведро, коробку с инструментами из сарая и мужчину в милитари-куртке поверх больничного халата, который стоит в углу комнаты и к чему-то приглядывается. В комнате очень темно, дует ветер и веет каким-то неземным запустением, как будто Сеня оказался где-то на окраине вселенной. У Сени не возникает сомнений, что мужчина в милитари-куртке и больничном халате — Артем. Хотя Артем как будто стал выше ростом — вырос где-то на полголовы и при этом сбросил килограммов десять-пятнадцать.
Сеня не успевает приглядеться как следует. Все происходит в считаные секунды. Мужчина в милитари-куртке, увидев огромного Сеню с забинтованной головой, делает шаг к коробке с инструментами — вероятно, собираясь что-то схватить. Сеня не может позволить себе рисковать: заходя, он был заряжен на столкновение. Сеня бросается на мужчину в милитари-куртке, бросается с ревом, как тогда, в детстве, на своего обидчика, харкнувшего Сене в лицо. Приемом из американского футбола Сеня сбивает его с ног. Половицы летят в стороны, пол грохочет так, что кажется, сейчас эти двое провалятся на этаж вниз, в спальню к Анне Эрнестовне. Комки пыли катаются по полу, стекла звенят, ведро перевернулось, и теперь его содержимое разливается по полу.
Сеня сидит, привалившись к стене, и тяжело дышит. Голова пульсирует — такое чувство, будто она превратилась в вулкан и из нее вот-вот потечет лава. Мужчина в милитари-куртке лежит без движения, закатив глаза и раскинув руки, в страдальческой и героической позе. Какое-то время назад он издавал негромкие булькающие звуки, но теперь молчит. Сеня вглядывается в небритое и костлявое лицо мужчины — оно ему незнакомо. Что вообще происходит в комнате у Артема? Сперва пленница, а теперь неизвестный мужчина в медицинском халате, не подающий признаков жизни. Какие-то бесконечные крупы и семнадцать томов Страбоновой «Географии». Повсюду кровь и осколки стекла.
Сеня пытается вникнуть в произошедшее, но он утратил еще и способность устанавливать связи между вещами и явлениями. Все они представляются по отдельности, равнозначными. Сеня хватается за голову, пытаясь не допустить извержения мозгов. Угроза этого происшествия кажется более чем реальной. Голова становится неимоверно тяжелой, а тело — почти невесомым: оно вот-вот взлетит и будет барахтаться в воздухе, как воздушные шарики, привязанные к чему-то устойчивому и неподвижному на земле. Сене начинает казаться, что он лишился чего-то важного, того, что придавало всему происходящему смысл. Теперь он — просто гора плоти, огромной, раненой и горячей.
Подняв глаза, Сеня видит в проеме двери незнакомую женщину в вафельном полотенце и с отверткой в руке. Ее волосы, запрокинутые назад, напоминают жгуты. Выражение лица у нее удивленное. Женщина всерьез озадачена наблюдаемой сценой. Тело женщины в полотенце покрывают ссадины и синяки, а поперек лба у нее — огромный рубец, на котором заметна свежая кровь. Металлический стержень отвертки тоже красный от крови.
Сознание Сени начинает медленно отдаляться, и напоследок он успевает подумать о том, что эта гостья в вафельном полотенце — очень красивая. Но ее красота особого свойства — такая неброская. Сеня закрывает глаза и ищет нужное слово для определения внешности женщины. Сеня безуспешно пытается сосредоточиться: между его мыслительным процессом и реальностью нет привычной преграды. Мысли вырываются из головы Сени напрямую в пространство, минуя речевой аппарат. А внешние раздражители — в том числе воздух, холодный ветер и пыль — воздействуют ему на мозг, меняя направление мыслей. Сеня вспоминает об особенном сорте городских сумасшедших, которые надевают шапочки из фольги, чтобы их мысли не похитили инопланетяне. Возможно, эти люди не так уж безумны или глупы. Оттуда, из космоса, из внешнего мира, из этой так называемой реальности, к Сене приходит нужное слово — «блеклый». У этой женщины блеклая красота.
Эпилог
Конец февраля в Петербурге оказался сравнительно теплым, а в марте температура начала бить один антирекорд за другим. «Сегодня самый холодный день за всю историю наблюдений», — сообщали новостные ресурсы почти всю неделю. Из-за снегопада город в очередной раз парализовало, и жители стали объединяться, чтобы расчищать завалы и посыпать лед песком. У петербуржцев возникло ощущение, что коммунальные службы в городе просто перестали существовать, но вскоре те напомнили о себе при неожиданных обстоятельствах.
За одну ночь на десятках домов возникли граффити с изображением лысого мужчины с диким маньяческим взглядом и улыбкой блаженного. На мостах, набережных каналов, заборах, в окнах магазинов и на спинках сидений в маршрутках появились надписи с текстом одного и того же стихотворения без рифмы. Лирический герой этого произведения пытается постирать грязные вещи, но его задумка осуществляется только частично: стирка проходит успешно, но герой засыпает, не дождавшись ее окончания. Скорее всего, вещи придется стирать снова.
Именно эти странные строки пробудили коммунальщиков из забытья: уже к вечеру все надписи со стихотворением были замазаны. Работники действовали слаженно, быстро и эффективно: они пронеслись по поверхностям, исписанным стихотворением, как ураган. При этом сосульки с сугробами и ледяные торосы так и остались нетронутыми.
С чем было связано избирательное рвение коммунальных служб, выяснить не удалось. Возможно, петербургские власти ненавидят стихи без рифмы или кто-то усмотрел в желании лирического героя бросить грязные вещи в стиралку некий революционный призыв, недопустимый в сложное для страны время. Но следующим утром надписей стало еще больше, вдобавок кто-то вывел баллончиком на ростральной колонне кривыми огромными буквами: «Сергачев бог».
Выяснилось, что за последние пару недель среди модной питерской молодежи, главным образом — шутников из твиттера, сложился хотя и локальный, но активно себя проявляющий культ поэта по фамилии Сергачев. Теперь каждый день в барах можно было встретить десятки людей, одетых в потертые вельветовые костюмы не по размеру, с глупой ухмылкой на лице. Время от времени они заливались странным рыдающим смехом и читали стихи о всяческих бытовых невзгодах. Особо преданные культисты брились наголо и рисовали на головах устрашающие красные пятна.
Социальные сети заполнились постановочными роликами, на которых люди в вельветовых костюмах не по размеру читают стихи, пока рядом с ними происходит нечто кошмарное. Они декламируют верлибр о стирке на фоне горящих домов и машин, на фоне людей, истекающих кровью, тонущих или залезающих в петлю. На забойных конвейерах и операционных столах, в окопах, стоя в разрытых могилах, пока их забрасывают землей. Один известный российский рэпер был замечен в афинском ресторане в футболке с надписью «Сергачев бог», другая известная пост-панк группа собралась записать альбом на стихи Сергачева.
Впрочем, сам Сергачев не получил от этой волны популярности особенных дивидендов. На продажах футболок заработал кто-то другой, а поэтическое сообщество отвернулось «от этого клоуна, превратившего образ поэта в посмешище». Но вскоре кто-то из технически подкованных почитателей Сергачева помог ему организовать домашнюю студию, и поэт-дольщик начал вести еженедельные стримы. Каждый раз он выступал с совершенно новой программой стихов и отвечал на вопросы. Это обеспечило ему скромный, но стабильный доход.
А начался этот странный культ Сергачева с вирусного ролика, снятого корреспондентом «Фонтанки». На видео запечатлен зал суда, где избиралась мера пресечения для кандидата филологических наук Арсения Синякова. Он обвинялся в убийстве по неосторожности. Судья решил отправить молодого ученого в СИЗО, и тот у всех на глазах разрыдался. На видео Сеня плачет, сморкается и лепечет что-то про маму, его адвокат машет руками, вокруг теснятся журналисты и просто сочувствующие, которых пытаются отогнать приставы. А на переднем плане стоит свидетель по делу, поэт Сергачев, и с блаженной улыбкой читает на камеру стихи про стирку грязных вещей, явно не замечая происходящего. Само уголовное дело осталось в тени ролика с Сергачевым. В конце концов, это была просто очередная резня в питерской коммуналке — мелковато на фоне событий, происходящих в стране и мире.
Решение оставить Сеню под стражей вызвало резонанс в научном сообществе. Сене нашли хорошего адвоката, поручителями выступили крупнейшие петербургские ученые, да и невиновность Сени представлялась вполне очевидной. Но прокурор, похоже, испытывал к подсудимому личную неприязнь и задался целью посадить Сеню в колонию. В итоге Сеня провел в СИЗО около месяца, но кулуарные усилия нескольких академиков и ректоров вузов дали плоды и на следующем заседании суд постановил перевести Сеню под домашний арест, а вскоре обвинения были сняты.
Нинино дело вовсе не дошло до суда. Возможно, помогла протекция ее бывшего парня, ныне — крупного чиновника из администрации Петербурга Леонтия. Но и без нее у Нины была масса смягчающих обстоятельств, делавших обвинительный приговор почти невозможным.