Он увидел, как двое вкатили деревянный щит и поставили его ровно посередине сцены, осторожно миновав дыры. Затем принесли нечто вроде церковного паникадила, только вместо свечей его венчала шляпа. Люди выстроились в очередь — несомненно для того, чтобы тянуть жребий. По спине пробежал холодок.
Он думал, нужно ему идти к сцене или нет, как вдруг мужчина, вытащивший очередной листок, упал на колени. Все бросились его обнимать.
Чему они радуются, черт возьми? Мужчина поднялся с колен. Все пытались к нему прикоснуться. Сестра ||||||||||||||| взяла мальчика за руку и повела к сцене. Мужчина, которому выпал жребий, уже стоял у грубо сколоченного щита.
На секунду или две свет погас, а потом он увидел дверь. По залу словно пробежала волна, каждый по-своему ратовал за ее появление. Кто-то благоговейно вздыхал, кто-то молился, а кто и вовсе делал вид, будто не произошло ничего интересного.
Сестра ||||||||||||||| подвела мальчика к двери. Мужчина взялся за ручку, потянул дверь на себя и зашел внутрь. Он не вышел с обратной стороны, словно и впрямь очутился в некой комнате.
На сцене остались только Сестра ||||||||||||||| и мальчик. Он подумал, не станут ли аплодировать, но, слава богу, обошлось без этого. Некоторое время все оставались неподвижны, потом, словно стряхнув сонное оцепенение, люди потянулись к выходу.
Ночь он провел в доме Старика. Пришлось спать на полу. Зато ему дали два одеяла. Электричества не было, только керосиновая лампа, так некстати напомнившая про Ветхую Леди. Видимо, для Театра был припасен генератор, остальные жгли свечи.
Едва утренний сумрак стал рассеиваться, Остров облетела весть — убит человек. Некий |||||||||||||||. Его нашли с перерезанным горлом. Новость взбудоражила многих жителей Острова. Убитый был членом Общины, которой руководил Пастор.
Он не мог взять в толк, в чем дело. Вчера на глазах у всех с человеком сотворили нечто куда более жуткое, но люди радовались, а приговоренный и вовсе выглядел так, будто выиграл в лотерею. И вот находят мертвеца в луже крови. С чего такой переполох?
Он и Старик поспешили к Общине. У дома убитого успел собраться народ. Пришла даже Сестра |||||||||||||||, на время оставив детей без присмотра. Увидев его, Сестра подошла, молитвенно сложив ладони под подбородком. Сестра носила перчатки из плотной кожи и весьма длинные — до локтя.
— Доброе утро, молодой человек. Впрочем, учитывая обстоятельства, едва ли это утро можно считать таковым. Всему виной этикет и условности. Меня зовут |||||||||||||||, а вашего имени я, к сожалению, не знаю.
Он объяснил, что с самого детства с его памятью творятся странные вещи и обращаться к людям по именам он не в состоянии.
— Дары Всевышнего порой обретают причудливые формы. Я хотела пригласить вас к себе в Приют в качестве гостя и, возможно, воспитанника. Вы станете самым старшим, но ведь детям нужно на кого-то равняться. Простите за нескромный вопрос, сколько раз вы были одарены Его Милостью?
Он не сразу понял, что речь идет о язвах.
— Семь раз, — сказал он.
В глазах Сестры блеснула то ли насмешка, то ли радость, не разберешь.
— Приходите сегодня вечером, — повторила Сестра.
— А как же Церемония?
— Церемония?
— В Театре. Та, что была вчера.
— Вы о Таинстве Причастия? Нет, оно бывает лишь раз в неделю, по воскресеньям.
Сестра легко коснулась его руки.
— Мы будем ждать вас, — сказала она, чем-то напомнив Детку.
На Старика Сестра даже не взглянула.
Из дома вынесли тело, накрытое простыней. Вместо носилок — дверь. Следом появился Пастор. Молчалив и угрюм. Он сказал людям расходиться. Панихида состоится через час. В полдень тело предадут земле.
Пастор протянул ему ладонь и, когда он ответил на рукопожатие, почувствовал, как хрустнули кости в огромной лапище Пастора. Очередная проверка. Пастор открыто носил оружие — длинноствольный револьвер, который наверняка обладал поразительной убойной мощью.
Он ничуть не удивился, что Пастор пригласил его на вечернюю проповедь в шесть вечера. Наверняка хочет, чтобы он вступил в ряды Общины, тем более что место освободилось. Вернее, сразу два.
Затем Пастор обратился к Старику, и он решил, что это самый подходящий случай, чтобы свалить. Он хотел исследовать Остров, но прежде всего поговорить с той девочкой, дочерью |||||||||||||||.
Скоро он нашел Оранжерею. Среди стволов деревьев на буйно заросшей сорняками земле, что предназначалась растениям куда более благородным, желтела палатка. Девочка сидела внутри и плела венок из одуванчиков.
— Привет, — сказал он. — Я встречался с твоим папой. Он искал тебя.
— Почему ты не боишься меня, как другие? — спросила девочка.
— Не знаю. А должен?
Девочка пожала плечами.
Он вспомнил про эксперимент и образец под номером один. С кем он сейчас разговаривает?
Девочка протянула ему венок.
— Мне надеть его?
— Ты отдал четырех детей. Иногда я слышу их голоса. Ты должен заслужить прощение.
Девочка срезала несколько одуванчиков и вновь принялась за работу. Только сейчас он увидел, что рядом с палаткой лежит гора венков. Их было очень много. Если точно — семьдесят два.
Он выбросил венок по дороге к Лечебнице.
Она состояла из трех блоков. Все дорожки к ней успели зарасти травой, но ему удалось отыскать хорошо намятую тропку. Окна были целыми, ни одно стекло не разбито. Почти наверняка здесь можно было расположиться куда вольготнее. И все же люди старались селиться от Лечебницы подальше.
Тропа привела его к бетонным ступеням и двустворчатой двери. Он распахнул ее, и в нос ударил запах сырого мяса. Он услышал жужжание мух. На желтых плитках кафеля — глубокие царапины. Идти дальше он не посмел. В Лечебнице определенно обитало что-то, и встречаться с ним было самоубийством.
Он шагал по узким тропинкам, где некогда гуляли больные, держа путь к Лунным Кротам. Кроты жили в шалаше, который сами наверняка и построили — таким он был кособоким. Они пытались пристроить несколько новых «комнат», но крыши безнадежно провисали и были готовы развалиться на части вместе со стенами.
Неподалеку стояла табличка с надписью: «Осторожно, яма!» Рядом несколько еловых веток, которые кое-как прикрывали ловушку с осыпающимися земляными краями.
— Надеетесь, что злоумышленники не умеют читать? — спросил он тощего паренька в полосатой футболке.
– ||||||||||||||| и ||||||||||||||| уже дважды в нее провалились. И я — один раз.
||||||||||||||| и ||||||||||||||| оказались постоянно шмыгающей носами парочкой, которым больше двенадцати и не дашь. На шее каждого «крота» висел ключ.
— Почему вы назвали себя Лунными Кротами?
— Это ||||||||||||||| придумал, — сказал Полосатый. — Он хотел выкопать под шалашом тоннель, где можно прятаться. Но ||||||||||||||| больше нет с нами.
Так вот кого хоронили в его первый день на Острове.
— От кого прятаться? — спросил он.
— Посмотрите вокруг, — сказал Полосатый. — Здесь любого нужно бояться. Кроме нас.
Он помог Кротам установить на дно ловушки кол — так она хоть на что-то сгодится. Но отговорить убрать табличку не смог.
Крематорий — одноэтажное здание красного кирпича с высоченной трубой — он нашел в полдень, солнце было в зените. Как раз сейчас хоронили |||||||||||||||, которому некто перерезал горло. Скорее всего, убийца был членом Общины, и его непременно найдут.
Вероятно, раньше тела пациентов лепрозория сжигали в печах — из страха или предрассудков, но теперь Крематорий, должно быть, заброшен — за неимением клиентов.
Однако навстречу ему вышел человек в защитном костюме, фартуке и черном противогазе, с поржавевшей переговорной мембраной. Он был похож на диковинное насекомое. Вместо перчаток из рукавов торчали крючья протезов.
Человек смотрел на него, наклоняя голову то влево, то вправо. Наверно, в костюме было невероятно жарко, особенно сегодня, когда солнце пекло немилосердно и над железной крышей Крематория дрожало марево.
Он сделал шаг назад, не поворачиваясь к Крематору спиной. Потом еще один и еще. Крематор стоял неподвижно и смотрел, как он пятится. Таким манером он оказался под кронами деревьев, которые давали щедрую тень. Еще несколько шагов, и ветви кустарника скрыли и Крематора, и его вотчину. Печную трубу еще можно было разглядеть за переплетением ветвей и листьев, но вот исчезла и она.
Он решил наведаться к Леди-Птице и выпить шампанского. А лучше чего покрепче. Бурбон оказался весьма кстати. Несколько порций, и он уже не мог думать о своих «приключениях» без улыбки. Леди-Птица поставила на проигрыватель пластинку, и он вспомнил Старика, который тоже любил блюз.
Когда он стоял у дверей церкви, от опьянения не осталось и следа. Он сел на первую попавшуюся скамью. Проповедь уже заканчивалась. В Церкви не было ни одной иконы и даже распятия. Вместо них — двери. Самых разных цветов и размеров. Пастор говорил о покаянии и искуплении. О том, что настали темные времена и лишь вера даст шанс на спасение.
Проповедь кончилась, и люди стали расходиться. Скоро в Церкви остались только он и Пастор.
— Вижу, вы хотите о чем-то спросить, — сказал Пастор. — Не стесняйтесь.
— Почему убийство вызвало такой переполох? Разве это не лучше, чем… пропасть без вести?
— Мы верим, что язвы были посланы за грехи. Так Господь покарал нас за деяния наши. От язв невозможно избавиться, даже если вырезать их с корнем. Что уж говорить о препаратах, которые назначают врачи. Единственный способ очиститься, искупить вину — это, как вы изволили выразиться, «пропасть без вести». Если жизнь грешника обрывается раньше, чем он переступит порог обители Божьей, его уже ничто не спасет.
— Что не так с Лечебницей и Виварием? И тем Крематором, раз уж на то пошло.
— Да, в Лечебнице обитает… нечто, — сказал Пастор. — Мы специально откармливаем для него коз и поросят, а еще относим часть припасов, которые присылают с материка. Мой предшественник ||||||||||||||| решил очистить Лечебницу от того, что бродит по ее коридорам вот уже несколько лет. Десять крепких мужчин, вооруженные топорами, факелами и самодельной взрывчаткой, отправились в Лечебницу средь бела дня и не вернулись. Никто не слышал криков. Не было ни одного взрыва. С тех пор Общиной руковожу я. Что до Вивария — это еще одна язва, излечить которую под силу лишь самому Господу. То, чем занимается |||||||||||||||, я считаю бесчеловечным. Но соваться в Виварий почти так же опасно, как и в Лечебницу.