— А может, алкоголь лишил вас осторожности, и вы совершили ошибку, оставив неопровержимую улику на месте преступления? Думаю, у меня есть все основания считать вас виновным. Несколько дней вы проведете в карцере, пока мы не решим, что с вами делать.
Карцер — тесное помещение, было целиком сколочено из дверей. Верно, чтобы отобрать у заключенного последнюю надежду на спасение: вокруг сплошь двери, и еще одной взяться неоткуда. Впрочем, его это не беспокоило.
Вероятно, его подставил владелец Вивария. Или кто-то из Общины, чтобы замести следы. Похоронил трех врагов и его заодно.
В карцере было душно и тесно. Никакого туалета или кровати. Его тюрьма была размером с собачью будку. Он не мог лечь во весь рост, встать и даже сидеть приходилось, скорчившись в три погибели. Часы у него забрали, и время исчезло вместе с ними.
Он не знал, собираются ли его кормить и выводить в туалет. А может, это и есть наказание? Смерть в собственных нечистотах? О нем словно забыли. Вероятно, он умрет от жажды, но из-за язв промучается дольше. Чем больше меток, тем страшнее смерть. Черт возьми, здесь во всем есть смысл.
От духоты он начал терять сознание. Язвы горели огнем. Он проваливался в сон и снова приходил в себя. Когда он вновь открыл глаза, понял, что его куда-то тащат. Его переодели в чистое, усадили за стол и дали кружку воды. Он выпил все до капли.
— Потом я дам еще, но должно пройти время, иначе вас вырвет.
Он поднял голову и увидел Пастора. На грубо сколоченном столе — связка из четырех ключей и часы.
— Думаю, мне следует извиниться, — сказал Пастор. — Сегодня утром мы обнаружили катер, битком набитый оружием. Не думаю, что это ваш катер, и, если б у вас имелся напарник, он давно бы попытался вас освободить. Сейчас мои люди прочесывают Остров.
— Какой сегодня день?
— Воскресенье.
— Который час?
— Три пополудни.
— Что ж, спасибо за гостеприимство, — сказал он и поднялся. Его качнуло, однако он устоял на ногах.
Пастор смотрел на него как на сумасшедшего.
— Вам нужно отдохнуть. Вы еще слишком слабы. Пусть мои люди…
— Прогуляюсь по свежему воздуху, и все пройдет, — перебил он Пастора. — Не стоит беспокоиться.
Он взял со стола цепочку с ключами, не забыл и про часы. Он шел извилистыми тропками, думая, как лучше обставить дело. К парадному ходу соваться бессмысленно, попробуем через окно, по старинке. Ноги едва держали. Он перевалился через подоконник и лег на холодный кафельный пол отдышаться. Главное сейчас — не потерять сознание.
Несколько шагов, и он в тесном коридоре. Тот, кто был ему нужен, находился в комнате прощания. Человек стоял спиной к входу. На нем был защитный костюм, фартук и противогаз.
Он сказал, стараясь, чтобы голос звучал как можно тверже, больше всего боясь, что вместо нужных слов раздастся невнятное бормотание.
— Подними обе руки так, чтобы я видел, — сказал он. — Дернешься, и я прострелю тебе голову.
Крематор на секунду замер. Выпрямился.
— Живее!
Крематор подчинился. Из рукавов торчали крючья протезов.
— Теперь сними противогаз.
Пусть и не сразу, но Крематору удалось сделать это. Вместо обожженной кожи — темные волосы.
— Повернись ко мне лицом. Не люблю стрелять в спину.
Крематор выполнил просьбу, и стало ясно, что никакой это не Крематор, а Зеленая Кепка собственной персоной.
Он выставил вперед указательный палец и сказал:
— Бах.
После чего упал на спину, словно срубленное дерево.
Когда он очнулся, то понял, что сидит на стуле. Обычном деревянном стуле, вроде тех, на которые ставят гробы за неимением лучшей мебели. Никаких наручников, веревок и прочего. Рядом за столом сидела Зеленая Кепка и чистила пистолет.
— А где твои ножи, плоскогубцы и дрели? — спросил он. — Дома забыла?
— Как ты меня вычислил? — спросила Кепка.
— Стакана воды не найдется?
Кепка бросила ему флягу. Он едва сумел ее поймать.
— Ты не ответил на вопрос, — напомнила Кепка.
— В карцере у меня было время подумать. И кому это я так насолил? А сегодня Пастор сказал про катер и оружие. Зная твое отношение к кормушкам и моей скромной персоне, догадаться было не сложно. Осталось понять, где ты спряталась. Крематор подходил на эту роль идеально. Я, само собой, рисковал, но знаешь, мне уже все равно.
На то, чтобы произнести эту речь, ему понадобилось сто лет.
— Ты пытала людей, чтобы больше узнать о здешних порядках…
— Я пытала гнусных ублюдков вроде тебя.
— Ладно, в вопросах морали и нравственности мы по-прежнему не сходимся, оставим этот разговор до лучших времен.
— Что ты там мямлишь? Ни хрена не слышно.
Он сделал глоток из фляги, потом еще один и сказал:
— Ты наверняка смекнула — люди из Общины так боятся умереть, не очистившись, что ответят на любой вопрос. Не понадобятся даже плоскогубцы. А затем ты подставила меня.
— Я решила, что в карцере у тебя больше шансов. К тому же твоего друга пришлось очень долго ждать.
— И заодно усыпила бдительность жителей. Убийца пойман, бояться нечего. Ты не рассчитывала, что они найдут катер, да? Это в план не входило.
Зеленая Кепка промолчала.
— Сегодня воскресная Церемония. Жители соберутся в одном месте. Как удобно. Ты уже заложила взрывчатку?
— Об этом не беспокойся. Театр взлетит на воздух со всеми подонками, которые туда явятся.
— А как же ребенок? Или ты про него не знаешь? На этот раз они собираются отдать мальчика лет семи. Или твои моральные принципы изменились?
Кепка молчала.
— Итак, что ты выберешь? — спросил он.
— Где держат ребенка?
— Сложно сказать. Но когда его выведут на сцену, будет поздно.
— Займись этим. Тебе они доверяют. Бери пистолет и по-тихому отбей ребенка. Десять минут седьмого Театр взлетит на воздух. А после перестреляем тех, кому удастся спастись.
— Ты понятия не имеешь, что происходит на Острове. Наверно, это самая большая кормушка, и запертых дверей здесь не перечесть.
— Не понимаю, о чем ты.
— Все эти кормушки — объекты поклонения. Ей приносят жертвы, как в старые добрые времена. Это культ, понимаешь?
— Хватит нести чушь. Либо возьми пистолет, либо…
— Либо что?
— Либо можешь отсидеться здесь, я управлюсь в одиночку. И вот ключ от двери — я установила растяжки, чтобы такие, как ты, больше не лезли в окна.
Вода из фляги была чертовски вкусной. Он не успокоился, пока не осушил ее. Затем спросил:
— Что ты сделала с Крематором? Сожгла живьем? С твоим-то обостренным чувством справедливости.
— Он получил то, что заслуживал.
— Кем ты, черт возьми, себя возомнила? Палачом? Судьей? Охотницей на чудовищ?
— Посмотри на себя, — сказала Зеленая Кепка и вернулась к чистке пистолета. — Ты сам — чудовище.
Ребенка он решил искать в Церкви и не прогадал. Там как раз шла служба. Все места были заняты. Он остался ждать на свежем воздухе.
Служба кончилась, люди потянулись к выходу. Он сидел на штабеле досок и щурился на солнце. Вот прошла Сестра вместе со своим выводком, следом члены Общины, хозяин Вивария. Он мысленно прощался с каждым. По ступенькам сошли три Лунных Крота. Они тоже отправились на Церемонию. Он хотел подать Кротам знак, шепнуть, чтобы убирались к черту, но рисковал испортить все дело.
Следом за кротами шла Леди-Птица. Это был сюрприз. С чего вдруг она покинула дом на дереве и отправилась в Театр? Он все понял, когда Леди-Птица прошла мимо, едва на него посмотрев. Похоже, она не спала несколько суток. Эта тварь добралась и до нее.
Он ожидал увидеть Пастора, но тот все не появлялся. Ручеек прихожан иссяк. Еще он подумал о Старике, девочке и той святой с полумесяцем на мочке уха. К Старику он сходил первым делом и сказал не высовываться. Лунные Кроты где-то бродили, но две жизни он спас. Что сказать девочке так, чтобы она осталась в Оранжерее и при этом операция не была поставлена под удар, он не знал до сих пор.
Стали бить в колокол. Может, Пастор уже в Театре? Но кто тогда вел службу? Он поднялся по деревянным ступеням и вошел в Церковь. Пастор наставлял ребенка. Мальчик выглядел одурманенным и безразличным ко всему.
Колокол вдруг умолк, и его шаги прозвучали особенно громко.
— Произошло еще одно убийство, — сказал он.
— Где это случилось? — спросил Пастор, взглянув на него.
— Здесь.
Он вытащил пистолет с глушителем, который держал завернутым в ветровку. Одна пуля пробила стену, вторая угодила Пастору в глаз, третья попала в живот. Пастор упал на колени. Его правая ладонь сжала рукоятку револьвера.
Еще выстрел — на этот раз пуля вошла точно в лоб. Он заменил магазин, взял ребенка за руку и повел прочь из Церкви.
Он привел мальчика к дому на дереве. Он рассчитывал, что веревочная лестница будет спущена, однако ошибся. Видимо, лестница была с фокусом.
Он взглянул на часы: шесть вечера. Осталось десять минут. Тогда он направился к шалашу Лунных Кротов. Прошло пять минут. Десять. Никакого взрыва. Пятнадцать. Ничего. Двадцать. Что-то случилось. Тридцать. Это провал. Нужно найти катер и убираться с Острова.
Он сказал мальчику сидеть в шалаше и отправился к Театру. Он бежал со всех ног. Когда он увидел Театр и то, что творилось близ его ступеней, ужаснулся. Он безнадежно опоздал, а план провалился самым бездарным образом. Кепку окружили. Она стреляла и отбивалась как могла. Он увидел, как на нее кинулся ребенок, потом еще один. Дети лезли со всех сторон. Они кусали Кепку, а та не могла заставить себя выстрелить в ребенка.
Скоро на том месте, где стояла Кепка, осталась одна серая масса. Потом Сестра указала на него, и он тотчас бросился бежать, перепрыгивая через корни деревьев и ямы, направляясь к Лунным Кротам. Мальчика нигде не было видно. Еловые ветви больше не закрывали ловушку. Табличка с надписью «Осторожно, яма!» была на месте. Он заглянул в дурацкую ловушку кротов и похолодел. Все-таки она сработала.