Однажды, когда в подвале снова отключилось отопление и отчим пустил всех в одну комнату, чтобы они грели друг друга теплом своих тел, мать сказала, что отчим скоро убьет ее и закопает в поле за ручьем, чтобы дети никогда не узнали, где будет ее могила. Но когда она поймет, что ее час настал, то проглотит оливку, и со временем над ее могилой вырастет дерево. Так они узнают, где она будет похоронена, и смогут ее навещать.
Отчима лишили медицинской лицензии, но он и не думал отказываться от практики. И вот однажды он привел мать в подвал. Она была обрита наголо и, кажется, совсем не понимала, что происходит.
— Скажи, — сказал отчим. — Ты узнаешь этих детей?
Мама молчала. Тогда отчим приставил нож к горлу Виолетты:
— А так?
Глаза матери остались пустыми. Если бы отчим ударил Виолетту ножом в горло, едва ли в этих глазах что-нибудь переменилось.
— Видите? — спросил отчим. — То же самое ждет вас. Даже если вам повезет и вас найдут, вы ничего не сможете вспомнить. Ни меня, ни то, что я с вами делал, ни даже самих себя.
Лейкотом — он нашел этот термин в справочнике, которыми снабжал его отчим. Еще один — орбитокласт.
Иссечение и разъединение областей мозга. Неокортекс.
Трансорбитальная лоботомия.
Префронтальная лоботомия.
Лейкотомия.
Хирургическая ложка. Хирургический молоток.
Эмоциональный центр и зоны ассоциативного логического выбора — нарушение связей между ними приводит к необратимым последствиям.
Лоботомия — простейшая операция на мозге, для нее не нужен даже скальпель. Сгодится и нож для колки льда.
Чтобы получить доступ к мозгу, достаточно пробить тонкую кость глазной впадины. Затем рассекаются лобные доли. На все уходит около десяти минут. При должном усердии можно превратить любого пациента в интеллектуальный и эмоциональный эквивалент бегонии.
Или залить в мозг кислоту — схожим образом. Мозг начисто лишен болевых рецепторов, так что пациент не почувствует боли — в обычном понимании этого слова. Так любил поступать |||||||||||||||. И бог знает как еще.
Тогда он и сестры поклялись, что не забудут друг друга, что бы с ними ни сделали.
Он придумал прозвище — специально для отчима.
Человек Камера-обскура.
Человек Камера-обскура уводил девочек в дом одну за другой, а когда они возвращались, то становились совсем другими. Они были ко всему безучастны и не узнавали ничего и никого. Они беспрекословно слушались своего мучителя и даже называли папой, если он просил.
Спустя несколько недель после операции Кристина сделалась буйной, швыряла вещи, бросалась то на Анну, то на Виолетту, так что отчиму пришлось увести ее.
Человек Камера-обскура был мастером по обустройству замаскированных комнат, в которых месяцами держал своих жертв. А может, и того дольше. Отчим был одержим идеей комнаты, из которой невозможно сбежать. Откуда он узнал об этом? Человек Камера-обскура все рассказал сам. Отчиму было нужно, чтобы им восхищались. Удивительно, что с таким самомнением Человек Камера-обскура не написал о своих проделках в газету.
Потом что-то случилось, кажется, их фермой заинтересовалась полиция. Анна и Виолетта тотчас исчезли. С ним Человек Камера-обскура тянул дольше всего. Из-за уникальной памяти и прочих способностей. Он мог решать в уме сложные математические задачи, складывать и вычитать, работать с гигантскими числами. Мог часами цитировать любимые произведения отчима, не сделав ни одной ошибки.
Но настал и его черед. Он пришел в себя на передаче «Кто самый умный?». Передачу вел незнакомый мужчина. Вокруг сидели зрители и другие участники шоу. Они аплодировали неизвестно чему. Ведущий приставил к его виску пистолет и задал один-единственный вопрос:
— Как тебя зовут, сынок?
Он понял, что его куда-то катят. Гремели плитки пола. Он открыл глаза и увидел большие круглые лампы, которые словно росли из потолка.
Он незаметно напряг мускулы, пытаясь выяснить, связан ли он. Похоже, что нет. Он повернул голову чуть вправо, но там никого не было. И слева было пусто.
— Смотрите, головой еще крутит, — сказал незнакомый голос.
Итого двое. Если он ошибся — ему конец. Он в Лазарете, рядом с дверью, за которой путь к лифту. Если он ошибся — ему конец. Если комбинацию изменили — ему конец.
Он спрыгнул с каталки и чуть не упал. Ноги еле держали. Он в самом деле был в Лазарете, и его то ли везли, то ли увозили прочь от кресла, что стояло в центре. Он бросился к двери с кодовым замком. Хозяин Вивария скучным голосом приказал надзирателям вернуть изделие номер семнадцать обратно на каталку.
Он ввел код и бросился бежать по едва освещенному коридору. Вот и лифт. Он захлопнул железные двери перед носом охраны, нашел на крыше лифта ключ, вставил в замочную скважину и повернул. А после нажал кнопку «подвал».
Лифт заскрежетал давно не смазанными костями и пополз вниз. Оказавшись в подвале, он бросился к канализационной трубе, взять ключ. Он уже слышал топот преследователей.
Он еле добрался до двери, которая вела в Лечебницу. Нащупал замочную скважину, вставил ключ. Открыл дверь и захлопнул за собой. Затем — поворот ключа. Надзиратели не сунулись бы в коридоры Лечебницы, но отдай хозяин Вивария приказ, и люди-ящики разорвут его в клочья.
Он чувствовал, что с ним не все в порядке. Язык был на месте, но ведь хозяин Вивария упоминал, что не прочь поболтать. Он попытался коснуться щеки, вместо нее пальцы легли на отполированную поверхность ящика.
Он ощупал шею. Замок и ошейник на месте, держатся крепко. Нажал кнопку, и вспыхнули два луча света. Скоро он увидел безголовый труп четвертого и тело семнадцатого.
Он где-то в технических тоннелях. Ему нужно найти выход. Но что делать после?
Он открыл клапан, и дышать стало легче. Заряда батарей хватит часов на пять. Потом он окажется в кромешной темноте. Если он выберется, благодаря ящику ему удастся провести жителей Острова и обставить все так, будто он сбежал из Вивария. Может, его и оставят в живых.
Пока не явится хозяин Вивария и не расскажет, как все было на самом деле.
Он шел темным коридором, прислушиваясь к каждому шороху. Иногда он останавливался, выключал окуляры и замирал. Но, кроме стука капель воды, разбивавшихся о бетонный пол, до него не долетало ни звука. На пути было несколько развилок, и приходилось выбирать наугад. Потом он увидел черную слизь, которая покрывала пол. Вне всяких сомнений, это был гной, который источали язвы Зверя. Существа, которого Сестра почитала за святого.
«Он был призван на небо живым. Детей и меня это ждет лишь после смерти. На ||||||||||||||| снизошло столько Благодати, сколько обычному человеку не вынести. Но он не жаловался и не роптал, что Бог одарил его сверх всякой меры. И однажды он вознесся, завещав нам быть сильными и с покорностью принимать Дары Господа нашего».
Но ||||||||||||||| не был призван на небо живым. Он скрылся ото всех в Лечебнице и стал Зверем, чей вой можно было слышать по ночам. Встреча с таким существом — неизбежная смерть.
Он внимательно выискивал на бетонном полу черный гной. Ему нужно было выбраться на свет, пока батареи не сядут. Он увидел впереди кучу тряпья. Подойдя ближе, он понял, что это человек. Из тех, которые пытались сначала убить Зверя, а потом скрыться от его ярости в тоннелях.
Он обыскал труп. Нашел нож, спички и самодельную бомбу с самодельным же фитилем. Из куртки он смастерил подобие рюкзака, положил туда бомбу; спички сунул в карман. В правую руку взял нож.
Он вышел к лестнице и стал подниматься по ступенькам. Еще один труп. Он взял только бомбу и вышел к двери, которая вела на первый этаж Лечебницы. Уже успело стемнеть, и в коридоре было тесно от теней. Окна первого этажа были забраны решеткой. Он погасил окуляры и осторожно стал продвигаться вперед. На полу были разбросаны бумаги, лежали перевернутые столы. Он прошел весь первый этаж и обнаружил выход. Дверь оказалась заперта.
Он мог бы попытаться выломать ее, но тогда неизбежно явится Зверь. Что ж, придется поискать другой путь. Он снова отправился в тоннели. От него не укрылось, что свет окуляров стал тускнеть. Теперь он включал их не чаще чем раз в три минуты. Время отсчитывал про себя. Он заметил следы когтей на полу. Люди-ящики тоже скребли пол крючьями, но они никак не могли оставить таких глубоких борозд.
Мертвецы ему больше не встречались. Он подумал, что нужно найти план Лечебницы. По бокам тоннеля изредка попадались двери, но он не открывал их. Мало ли куда они могли завести.
Новая лестница. Повсюду была слизь. Зверь наверняка устроил себе логово неподалеку, но выбора не было: назад возвращаться бессмысленно. Он толкнул дверь, и за ней потянулись тягучие нити черной паутины. Он осторожно шел вперед, стараясь не споткнуться и не налететь в темноте на что-нибудь: свет окуляров пришлось выключить, он выдавал его с головой.
Он крался по выложенному некогда белой, а теперь заросшей грязью плитке. В окна заглядывал поздний вечер. Скоро он достиг ординаторской. За ней — техническая комната и комната процедур. Еще немного, и он в фойе. Дверь была заперта, зато на стене висел план здания. Изучив его, он понял — с крыши есть ход на пожарную лестницу. Следовало выбрать: либо он снова идет в тоннели искать новый корпус, где у входа разбросаны куски недоеденного мяса, или пробует подняться на крышу. Подумав, он решил свалить через крышу.
Он стал осторожно подниматься по лестнице. Он чувствовал запах гноя — тот стал сильнее. Вот и второй этаж. Все те же решетки на окнах, бардак и запустение.
Третий этаж и лестница к чердаку, все как на плане. Разве что люк закрыт на висячий замок. В глубине коридора он заметил слабые огоньки. Сначала он принял их за глаза Зверя, но потом решил, что их слишком много. Он осторожно приблизился и увидел самодельный Алтарь, с фотографией той девочки с полумесяцем на мочке уха. Рядом лежала запертая на замок шкатулка. Он решил узнать, что внутри.