Утром меня разбудил стук в дверь.
Я была в одних трусиках, поэтому накинула халат, но не успела дойти до двери, как она сама распахнулась и я увидела на пороге Геннадия в моей пижаме с поросятами.
Но самое интересное: на нем была не только пижамная курточка, но и штаны.
— Как я тебе? — спросил он.
— Где ты взял эту пижаму? — Я хотела крикнуть, но мой голос почему-то не послушался меня, и получилось так, что я это сказала почти шепотом.
— Ты забыла закрыть дверь. Я вечером хотел пожелать тебе спокойной ночи. Захожу, а эти прекрасные штанишки с поросятами прямо смотрят на меня и говорят: «Надень нас, Гена». И я их взял. А утром, когда я вышел в них, Сергей решил мне подарить и верх от пижамы.
Что там вчера мне казалось? Что земля под ногами проваливается? Так это была не земля. Это была маленькая площадочка, примерно метр на метр. А вот сейчас вместе с Землей провалились и Марс, и Венера, и Сатурн, и даже мой любимый Меркурий.
Я смотрела на этого жалкого мужчину и понимала, что очень скоро, буквально через несколько минут, он станет покойником. А я убийцей. Я огляделась по сторонам в поиске орудия убийства, но ничего не нашла, поэтому, грубо отстранив Гену, направилась на кухню. Анька в это время резала хлеб на тосты.
— Я его убью, — сказала я и начала отбирать у Аньки нож. — Я готова сидеть десять или даже двадцать лет в тюрьме, только чтоб больше его никогда не видеть.
Пока мы с Анькой отнимали друг у друга нож, к нам подошел Альберт и спокойно его отобрал.
Я посмотрела на Альберта стеклянными глазами.
— Успокойся, — тихо сказал хозяин дома.
— Он надел мою пижаму.
— Ты ему ее дала, разве не так?
Я помотала головой.
— Пойдем со мной, — он взял меня за руку и повел к себе в комнату.
Анька пошла с нами.
Альберт посадил меня на кровать, потом присел возле меня на корточки и спросил:
— Ты ночью была с Геной?
— Что? — в ужасе спросила я. — Ты с ума сошел!
Альберт встал, подошел к окну, потом опять присел и сказал:
— Я не знаю, как на нем оказалась твоя пижама, но утром он пришел в гостиную в твоих штанах по пояс голый.
— И что?
— Сергей, увидев его в этом наряде, сразу отдал ему верхнюю часть пижамы и уехал на такси в аэропорт.
— Так я и знала, — прошептала я.
— Так ты спала с Геной или нет? — вмешалась в наш разговор Анька.
— НЕТ! — крикнула я.
— Как тогда у него оказалась твоя пижама?
— Он сказал, что зашел в комнату, когда я спала, и взял ее, — я начала реветь.
— Ладно. Я думаю, что Сергею все можно будет объяснить, — сказал Альберт. — Хотя я не уверен, что это оправдание он найдет существенным.
Я заревела в голос.
— Перестань, все равно сейчас ничего не изменишь. Надо успокоиться.
— Я — дура. Мне не надо было с ним танцевать, — сквозь слезы причитала я.
— Не надо было, конечно, — спокойно согласился Альберт.
— А зачем ты это делала? Зачем вообще танцевать с мужчиной, который тебе не нравится? — Теперь Анька решила поиграть в наставницу.
Я заревела еще громче.
— Я домой хочу.
— Самолет в три часа. Потерпи, — сказал Альберт.
В дверь постучали, и на пороге показался Геннадий.
— Лорочка, ты прости меня, ради бога, я даже и предположить не мог, что ты так расстроишься.
Я махнула рукой и тихонько всхлипнула.
— Ты ничего не понимаешь, Гена, — поддержала меня подруга.
— Вот, пожалуйста, возьми, — и Геннадий протянул мне мою пижаму.
Весь день прошел как в тумане.
Я решила не портить настроение друзьям и согласилась поехать по фермам, производящим вино. В народе этот маршрут называют Винным кругом. Мы проехали около десяти ферм, попробовали разное вино, домашние сыры и выпечку и в два часа были в аэропорту.
Погода была нелетная.
Нас пропустили в «Дьюти фри», мы уселись у окна и стали рассматривать самолеты, которые ждали команды на взлет.
Гена вел себя как мышонок и даже боялся заговорить со мной. Анька с Альбертом держались за руки и вспоминали крупные авиакатастрофы.
Было уже около семи часов, а погода не менялась.
— Похоже, что ночевать сегодня мы будем в аэропорту, — первым решил заговорить со мной Гена.
Я вздохнула.
Еще через час объявили посадку на наш самолет.
Аэропорт был полон народа, но вылет разрешили почему-то только нашему рейсу.
— Так я и думал, — с грустью сказал Альберт, — эта авиакомпания сразу не внушила мне доверия. Одно название чего стоит!
— А какое название у авиалиний? — поинтересовалась Анька.
— «One time airlines».
— И как это переводится? — спросила я.
— Полет один раз, или один полет.
— Как же можно было так назвать? — возмущалась Анька.
— А как можно лететь в такую погоду? — спросил у нее Альберт.
— Так, давайте скажем, что мы лететь не хотим! — Я начала нервничать.
— Угу, иди скажи им, — засмеялся Альберт. — Ладно, девочки, не будем торопить события. Не надо паниковать. Мы еще не взлетели и даже не сели в самолет.
Через двадцать минут мы уже сидели в самолете. Все четверо в одном ряду в центре салона. С одного края сидел Гена, рядом с ним Альберт, потом Анька, и с другого края я.
Еще через минут десять к нам обратился пилот. Он что-то говорил, Гена в это время закатывал глаза, а Альберт хихикал.
— Ну переведите же, — захныкала Анька.
— Он сказал, что за бортом сейчас такая погода, какой не было восемнадцать лет и вообще-то лететь не стоило бы, но мы попробуем. Если не получится, то… — тут Альберт замолчал, а Гена опять посмотрел в потолок.
— То что? — Анька схватилась за меня.
— Если не получится, то не получится, — закончил Альберт.
— Короче, хана нам, девочки и мальчики, — изрек Геннадий и молитвенно сложил руки.
Я посмотрела на Аньку: она чуть не плакала.
Самолет начал взлетать.
Его трясло так, как будто мы не летели, а ехали на телеге по кочанам капусты.
«Господи, я знаю, что я дура, но ты ведь не позволишь мне умереть такой глупой смертью? Ну зачем тогда ты меня создал? И тридцать с хвостиком лет разрешил прожить на этом свете? Неужели для того, чтобы я умерла в этом самолетике? А как же тогда мое предназначение в жизни? Каждая женщина обязана выйти замуж, родить несколько детей… я же ничего этого еще не сделала. Только не говори, что в этом виновата я. Как будто я не хотела или не хочу! Ты не забывай, Господи, что я твое дитя, и все, что ты мне дал при рождении, то я сейчас и имею…»
Мой разговор с Богом прервала Анька:
— Я знаю, что надо делать.
— Прыгать я не буду, — сразу сообщила я.
— Да кто тебе позволит прыгать! Нам надо договориться. С Богом.
— Я пытаюсь, а ты меня отвлекаешь, — шикнула я на Аньку.
— Ты пытаешься договориться или просто просишь его?
— Это не одно и то же? — спросила я.
— Нет, конечно. Просить, конечно, хорошо, но вот даст ли он тебе, что ты просишь, — это вопрос.
— Что ты предлагаешь?
— С ним надо договориться.
— Как? Ты когда-нибудь это делала?
— Да. Уже два раза.
— И получалось?
— Ну… одно обещание я не сдержала, поэтому и не получила того, чего хотела. А со вторым все нормально, — объяснила Анька.
— Не поняла. Ничегошеньки не поняла.
Тут самолет тряхнуло так, что мы с Анькой стукнулись головами.
— Слушай внимательно. Значит, говоришь так: «Боженька, да я дура…» — начала учить меня Анька.
— Я это только что ему сказала!
— Слушай дальше. Что для тебя является смыслом в жизни?
Я задумалась.
— Подумай, вот, например, мне очень нравится секс. И я ему обещала: «Боженька, если мы не упадем и этот самолет не разобьется, я обещаю тебе целый месяц ни с кем не заниматься сексом, даже если у меня будет такая возможность, даже если меня будут на коленях умолять».
— А, я поняла, я тоже тогда это пообещаю.
— Нет. Ты не понимаешь! Ты должна пообещать такое…
— Почему я не могу пообещать, что откажусь от секса? — возмутилась я.
— Потому что он тебе пока не светит. То есть ты совсем не напряжешься, если пообещаешь и выполнишь. Понимаешь или нет?
— Нет. Я, например, собиралась по приезде пойти в тот ночной клуб, где мы были в первый день, и опять встретиться с тем негром. А вот теперь пообещаю и не поеду.
— Да нет же! Хорошо, я скажу тебе. Ты должна пообещать год не есть торты, булочки, белый хлеб и… халву.
— Ты с ума сошла!
— Значит, мы упадем, — констатировала Анька, и в этот момент самолет опять начало трясти.
— Ты не имеешь права решать за меня, что мне обещать Всевышнему, — шепотом сказала я Аньке.
— Мы упадем. И все из-за того, что кто-то не может воздержаться от торта.
— А почему на год? Значит, ты отказываешься от секса на месяц, а я от тортов, булочек, белого хлеба и халвы — на целый год? Где справедливость?
— Нет справедливости. Хорошо, обещай хотя бы на полгода.
— На месяц. Хорошо?
— На три, — сказала Анька и показала на пальцах цифру «три».
И я начала молиться:
«Господи, да, я дура, но я обещаю тебе, что если мы не разобьемся и не упадем сегодня, а благополучно прилетим на этом самолете в Йоханнесбург, то я три месяца не буду есть белый хлеб, булочки, торты и халву. И даже пообещаю тебе не заниматься сексом целый месяц. Только ты еще, если тебе не трудно, сделай так, чтоб Сергей на мне женился…»
Анька как чувствовала, что я кроме благополучного приземления прошу еще что-то, и опять прервала мою молитву:
— Только не вздумай просить, чтоб Сергей на тебе женился!
— Не указывай, что мне просить! — прикрикнула я на нее.
— Ладно, ладно, не злись! — ответила подруга и взяла за руку Альберта.
Самолет начал медленно снижать высоту.
— Что, уже прилетели? — спросила Анька у Альберта.
— Нет. Нам еще два часа лететь.
Через два часа самолет благополучно приземлился в аэропорту Йоханнесбурга.