— Вы увидите, цены вполне умеренные, — продолжал Бенсон. — Почтовые открытки идут по десять долларов, минимальное количество заказываемых экземпляров — шесть. Большинство, правда, предпочитают увеличенные снимки 20 на 15. Они стоят по двадцать долларов каждая, и в этом случае минимум — три фотографии.
Ловким движением фокусника он снова завладел фотографиями.
— До того как принять заказ, вам будут показаны пробные снимки, — сказал Бенсон. — С вашей стороны не требуется абсолютно никаких обязательств.
— Вы, наверное, не летчик? — спросил Максвел.
— Нет. Я немного фотографирую время от времени. Ведь съемка с воздуха — это своего рода искусство.
— Несомненно, — согласился Максвел.
Он снова взял одну из фотографий и внимательно на нее посмотрел.
— «Эктахром», верно?
— Да, да, «эктахром».
— Скоростная? — спросил Максвел.
На лице Бенсона выразилось недоумение.
— Я говорю, «эктахром» для скоростной съемки? — пояснил Максвел. — Наверняка эта пленка самая подходящая для вашего вида работы.
— Конечно, — сказал Бенсон. — Мы всегда берем ее.
— Какой экспозицией вы пользуетесь?
— Ну разной, но довольно большой. Примерно сотая доля секунды.
— И ее достаточно, чтобы снимок не смазался при движении?
— О да, сотая доля вполне подходит.
— И ваш самолет делает по крайней мере восемьдесят километров в час?
— Мы пользуемся вертолетом. Он во многих отношениях надежнее.
— Ну да, конечно, это меняет дело. А я подумал, снимки уж очень отчетливые. Удивляет меня и качество цвета. Гораздо лучше, чем получается у меня.
— Нам тоже кажется, что хорошо, — сказал Бенсон. — У нас большой опыт.
— Каким аппаратом, говорите, вы пользуетесь?
— Аппаратом? A-а… «Никон» большей частью. Он нам больше других нравится.
— А эти снимки увеличены с тридцатипятимиллиметровки?
Возникла некоторая заминка, прежде чем последовал ответ:
— С тридцатипятимпллиметровки результаты в делом получаются лучше.
— Я, возможно, приму ваше предложение, — сказал Максвел, — но при условии, что вы сделаете так же хорошо, как и эти.
— Конечно. Уверен, вы останетесь довольны.
— Когда вы будете здесь фотографировать? Мне надо знать, чтобы навести в саду порядок. Я решил послать несколько снимков родне.
— Я думаю, мы будем здесь под вечер, около шести часов, — ответил Бенсон. — Погода всегда проясняется к этому времени, и фотографии обычно получаются лучше, если снимать рано утром или к вечеру. Длинные тени придают живописность.
— Совершенно верно, — откликнулся Максвел. — Теперь, если разрешите, я хотел бы вернуться к своей работе.
Бенсон подхватил свой чемоданчик, пожал руку Максвелу, склонив голову в полупоклоне, это движение навело на мысль, что род его может происходить из Центральной Европы или, всего вероятней, из Леванта. Бенсон был уже на пороге, когда вдруг вспомнил:
— У ваших соседей, по-видимому, никого нет дома. — Он быстро вытащил блокнот из кармана и сверился по нему, — Мистер Адлер и мистер Штраус, кажется. Как вы думаете, захотели бы они иметь фотографии своих вилл, которые, кстати говоря, очень привлекательны?
— Ничего не могу сказать, но вы можете снять их на всякий случай.
Бенсон вышел, и резиновые подошвы ботинок бесшумно понесли его по дорожке садовой террасы. Через несколько секунд после его ухода Максвел распахнул дверь опять, но Бенсона уже не было видно за кустами, которые скрывали ворота и дорогу. Максвел вернулся к себе и позвонил по трем номерам телефонов, каждый раз разговор длился довольно долго, четвертый звонок был к Адлеру в контору. Б это время уже пробило половину одиннадцатого.
— Ганс, вы будете сегодня дома на ленче?
— Да.
— Хорошо. Я звоню из Серро. Мне бы хотелось с вами поговорить. Вы можете заглянуть ко мне ненадолго?
Через пятнадцать минут Адлер был уже у двери Максвела. За его обычной, отработанной веселостью чувствовалось беспокойство. Он торопливо вошел внутрь, ему в спину бил неожиданно сильный и яркий солнечный свет, его замшевые ботинки были мокрые, он, вероятно, попал в какую-то лужу в центре города. Они уселись в неудобные кресла, и Мануэль внес кофе.
— Вы видели выпуск «Тарде» за вторник? — спросил Максвел.
— Безусловно. Я читаю эту газету каждый ведер.
— Передовая статья была вырезана цензором.
— Опять? Я уже перестал замечать эти пропуски.
«Он чувствует, куда я клоню, — подумал Максвел. — Слишком нарочито небрежен».
— А вы знаете, почему это произошло?
— Абсолютно не представляю себе.
— Там говорилось о вашем отце.
— Ах так. — Адлер понимающе кивнул, внезапно расслабившись. Он не проявил ни малейшего признака удивления, казалось, был заранее готов услышать эту новость. — Опять эти друзья-приятели иезуиты.
— Одному моему другу удалось прочитать статью, — сказал Максвел. — Там снова выдвигались обвинения против вашего отца — будто бы замешан в преступлениях прошлой войны.
Адлер снова кивнул. Он был совершенно спокоен, только глаза отводил немного в сторону.
— Там утверждается, что ваш отец в городе и что он остановился у вас на вилле.
— Это правда. Он приехал в понедельник вечером. Вы не видели его, потому что он очень устал и не выходил все это время. Удивительно, как это узнал о нем тот, кто писал статью.
— Может быть, ему кто-то сообщил из иммиграционной службы?
— Странно. Они все там наши хорошие друзья. Трудно понять, кому нужно поднимать весь этот шум. Мой отец с матерью решили пожить у меня неделю, пока заканчивается отделка их нового дома в Игуасу. Я надеялся, что это не будет широко известно.
— В статье опять вспомнили ту попытку похищения. И утверждают, что она была совершена не бандитами ради выкупа, а специальной вооруженной группой из-за океана.
— Вполне возможно, — сказал Адлер. — Но сейчас уже ничего нельзя узнать наверняка, хотя действительно в полиции мне сообщили, что в нападении участвовали иностранцы. Кажется, эти преследования никогда не кончатся. С тех пор как вы видели моего отца, ему удалось получить письмо от боннского правительства, подписанное министром юстиции, в котором говорится, что никакого судебного разбирательства по поводу его прошлого никогда не проводилось.
— А даст ли что-нибудь это письмо?
— Абсолютно ничего, — ответил Адлер. — Но он был счастлив, когда получил его. Приятно будет показать своим друзьям, но оно не принесет никаких реальных результатов. Для отца было бы действительно лучше вернуться в Германию и жить себе спокойно среди всех этих бывших партийных деятелей, которых обвиняли в настоящих преступлениях, а теперь освободили и оставили в покое.
— Вероятно, вас тревожит возможность повторения того, что случилось во время последнего визита вашего отца.
— О, это меня постоянно тревожит. Мы приняли все меры предосторожности, какие только могли, но нельзя пи на минуту ослаблять свою бдительность. Я очень привязан к родителям, и мне бы хотелось, чтобы они приезжали ко мне почаще.
— Меня заботит вот что: сколько людей могли видеть статью. Вряд ли мой друг был единственным посторонним лицом, кто о ней прослышал.
— Я тоже так думаю. Сам факт, что какое-то сообщение запрещено цензурой, должен вызвать у людей любопытство.
— Я захотел вас повидать, потому что сегодня утром здесь произошел несколько странный случай. Меня посетил некий молодой человек, представившийся агентом фирмы «Интернэшнл скайвьюс». Я так понял, он обошел и другие виллы Серро, но только фрау Копф оказалась дома.
— Каким самолетом они пользуются?
— У них вертолет.
— Ах вертолет, понятно.
— Он же лучше подходит для их работы. Больше времени выбрать кадр, и снимки выходят отчетливее.
— Это верно.
— Я выяснил, что этот парень посетил еще несколько домов в округе, но большинство не проявило никакого интереса. Два года назад было то же самое. Наверное, действовала та же фирма. Только у двух людей, с которыми я говорил, оказались такие фотографии.
— Вы взяли на себя столько хлопот!
— Потому что, чем больше я думал об этом визите, тем больше мне казалось, что одно не вяжется с другим. Было что-то странное в том человеке. Он держал себя очень нервозно. Почти на взводе. Я начал говорить с ним о фотоделе. Он сказал, что немного им занимается для своей фирмы, но скоро у меня сложилось впечатление, что он не знает то, о чем говорит. Какую выдержку вы бы использовали, фотографируя с вертолета?
— Из-за вибрации, — сказал Адлер, — я бы попробовал пятисотую.
— А он решил, что сотой достаточно. Мне показалось, он плавает в этом вопросе. Он даже не очень ясно себе представлял, какой пленкой они пользуются, и решил, что с «эктахрома» можно получать негатив для печати. По- моему, оп старался втереть мне очки.
— Втереть очки, — повторил Адлер.
Максвел понял, что это выражение было ему незнакомо. Раньше, когда такое случалось, Адлер всегда прерывал разговор и записывал его для себя. Впервые он этого не сделал.
— Рассказывать, собственно говоря, больше нечего, — сказал Максвел. — Возможно, это был просто разъездной агент фирмы, которому захотелось возвысить в моих глазах свою персону, выдав себя за фотографа. Он мне сказал, что их основная контора расположена в столице, я нашел ее телефонный номер в справочнике и попытался дозвониться в Ла-Пас. По линия не срабатывала.
— Как большинство линий большую часть времени, — сказал Адлер. Он провел пальцем за воротом рубашки и ослабил его на горле.
— По другому номеру, который я пытался набрать, мне удалось дозвониться. Это один мой деловой знакомый, у которого контора находится всего лишь в трех кварталах от «Интернэшнл скайвьюс» на улице Комерсио. Он пошел туда поговорить с ними, но там было закрыто. В соседнем учреждении ему сказали, что у них никого не было видно уже два дня. Он говорит, что фирма небольшая, но довольно известная и считается вполне порядочной. Они довольно много фотографировали в столице. У них старый американский вертолет военного образца. Узнав об этом, я позвонил на аэродром и