Г друга и, наконец, взобрались в автобус, водрузив ящик поперек двух сидений. Пока они все это проделывали, около двери автобуса образовалась небольшая очередь, и тут вдруг Максвелу показалось, что он увидел знакомый профиль.
Этот город полон видений. Максвел справился с первым бездумным приступом надежды и поднялся, не веря глазам. Он сделал два-три шага и вдруг пустился бегом, если можно назвать бегом тяжелую трусцу, на которую только и были способны ноги на такой высоте.
— Роза! — звал он. — Роза! — Он все еще чувствовал некоторую неловкость от того, что, возможно, окликает незнакомого человека, ведь половину лица закрывали темные очки, а волосы были коротко острижены, как у здешних молодых людей.
Она повернула голову, увидела его и, выйдя из толпы у автобуса, ждала, пока он подойдет.
Максвел обнял ее, но, заметив, что па них смотрят, вспомнил, что такие жесты на публике запрещены местной моралью. Он сиял руку.
— Куда ты едешь? Я уж думал, тебя нет на свете.
Сказалось то ощущение легкого опьянения, нереальности происходящего, то состояние эмоциональной неуравновешенности, которое Максвел испытывал в первые часы своего пребывания в столице. Его глаза увлажнились, в нем одновременно возникли и радость, и какая-то пьяная жалость к себе.
— Роза, — сказал он, — Роза, что произошло? Почему ты вдруг скрылась?
— Я боялась, — сказала она. — Безумно. Я не могла этого больше выдержать.
— Но почему ты не сказала мне? Или хотя бы написала, чтобы я знал.
— Я собиралась написать тебе, но потом испугалась, что кто-нибудь распечатает письмо и сможет найти меня.
— Ты могла бы позвонить по телефону.
— Единственным желанием у меня было — исчезнуть. Куда-нибудь забраться подальше и спрятаться. Я была вне себя от страха. Даже здесь я боюсь, что они найдут меня. Мне все время кажется, что за мной следят.
— Куда ты сейчас едешь?
Она заколебалась и молча покусывала губу.
— Неужели ты мне не доверяешь? — сказал он.
Они стояли посередине потока людей, направлявшихся к автобусам. Она посмотрела назад через его плечо, будто боялась кого-то там увидеть.
— Кто-нибудь, может, следит за тобой, чтобы найти меня, — сказала она.
— Ну подумай об этом спокойно. Как же они могли бы это сделать? Я прилетел сегодня утром и был все время в министерстве.
— Да, — согласилась она. — Глупо. Это просто мое воображение. Я еду в Тапачулу. Моя мама вернулась туда, и по выходным я езжу навещать ее.
— Где находится Тапачула?
— На берегу озера у подножия гор. Это маленький поселок. Рыбацкая деревушка. Сонное царство. Моя мама там родилась.
— И ты чувствуешь себя там в безопасности?
— Как нигде.
— Ты должна ехать в Тапачулу сегодня?
— Да. Мама будет ждать меня. Там нет телефона.
— Когда следующий автобус?
— Через час.
— Могу я поехать с тобой?
— Хорошо, поедем. Прости, я, наверное, глупо себя вела.
В автобусе она устроилась совсем близко к нему и прижалась щекой к его плечу.
— Семье Каррансы стало известно, что я была с тобой, и мадам дала одному человеку деньги, чтобы он убил меня, во он оставил деньги себе, а меня просто предупредил. Поэтому мы с мамой поехали в Тапачулу, и я сменила имя. Тот человек показал им фотографию мертвой девушки и сказал, что это была я.
— Ну теперь все позади, ведь так?
— Я уверена, они не поверили тому, что он сказал. Они только притворились, чтобы я перестала быть осторожной. Я уверена, они все еще ищут меня.
— Твое воображение все преувеличивает. Нужно слишком много сил и средств, чтобы вести постоянную слежку. Какую бы глубокую ненависть они к тебе ни испытывали, в конце концов она должна выдохнуться. Скоро они успокоятся.
— Ты их не знаешь. Тут дело касается чести или того, что они называют честью. Они считают, что их предали в своей же семье. Ты когда-нибудь слышал, что делает иногда отец или брат с девушкой, которая потеряла невинность? Раскаленной докрасна кочергой?
— Я читал о таких случаях.
— Иногда это кочерга, а иногда они обливают ее бензином и поджигают.
— Откуда такие нравы! Но ведь не всегда так поступают, верно?
— Всегда. Я для них принадлежу к другому классу. Я была приемышем, а приемные дочери не выходят замуж, поэтому им необязательно быть девственницами. Но если в семье решат, что я как-то по-другому предала их, то, мстя за свою честь, сделают все возможное, чтобы убить меня.
— Я мог бы добиться полицейской охраны для тебя, если тебе будет от этого легче.
— Какой толк? Что же, полицейскому придется все время следовать за мной, куда бы я ни пошла. Ему ведь нельзя будет оставить меня ни не минуту. Никто не выдержит такой жизни. А потом они всегда могут найти возможность подкупить полицейского.
— Что за упадническое настроение! Не думаю, что тебе на самом деле угрожает опасность, но все же твои слова на меня подействовали. Поэтому я считаю, что надо хорошенько подумать, как защититься.
— Я, как могла, изменила свою внешность, остригла волосы и все время ношу темные очки, я стала работать в столице, потому что тут везде людно. В толпе чувствуешь себя безопаснее. Я работаю на компьютере в дальней комнате банка и живу в двух кварталах от работы. Я почти не выхожу никуда. В выходные еду прямо в Тапачулу до понедельника. Мне там спокойно, потому что никто туда не приезжает за исключением праздников, которые устраиваются на озере. Если там увидят незнакомого человека, все об этом тотчас узнают. Там живут почти одни родственники. Большинство молодежи — мои двоюродные братья и сестры.
До Тапачулы было два часа езды, дорога все время шла вниз. Склоны гор, покрытые буйной растительностью, среди которой выделялись крупные листья пальм, скрывали от глаз заснеженные вершины, пейзаж постепенно менялся, становилось теплее. Сделали остановку в какой-то веселенькой захолустной деревушке, полной движения, цвета, запахов, — жизнь тут бурлила. Презрительности и отчужденности, чувствовавшейся на высокогорье, здесь не осталось и следа.
Тапачула возникла словно инкрустация из врезанных в край озера деревянных хижин на сваях. Время праздников, когда закидываются сети на многочисленных туристов и на их деньги, давно прошло. Поселение впало в глубокую спячку. Выйдя из автобуса на крошечной площади, Максвел и Роза оказались среди коров и свиней, которые лениво копошились в земле под сенью ласковой и глупой ухмылки парня, пьющего пепси-колу на плакате, покрывавшем половину церковной стены. Несколько безработных рыбаков бродили в округе, будто ногами их двигала сама скука. Около трех ветхих гостиниц, одна из которых была окрашена в зеленый цвет, другая в серый, а третья в розовато-лиловый, были выставлены щиты, оповещавшие об их закрытии до последующего уведомления. Позади этой чарующей неподвижности и тишины простирало свои воды знаменитое озеро. Оно было сверхъестественно зеленое и той ясности, которая бывает скорей у прозрачного камня или хрусталя; в какие-то особо благоприятные моменты его вода испускала острые лучи и внезапные вспышки света, похожие на зеленое глубокое сверкание превосходного изумруда.
— Куда мы можем пойти? — спросил Максвел.
На берегу озера царило полное безлюдье и недвижность, однако у него возникло ощущение, что он вызывает здесь подозрение и за ним наблюдают.
— Никуда, — ответила Роза. — Только пройтись вдоль берега.
Озеро образовалось в кратере древнего вулкана, и окружающие его склоны были лишены всякой растительности. Прошли к воде. Крашеные лодки, вытащенные на сушу, тянулись вдоль всего берега, в некоторых из них была вода, и они начинали гнить. Вокруг никакого движения.
— Автобус уходит в шесть. Ты должен успеть на него, — сказала Роза.
— Почему?
— Потому что здесь негде переночевать.
— А не мог бы я остановиться у вас в доме?
— Тогда бы нас выгнали с позором из деревни.
— Может быть, здесь кто-нибудь сдает комнаты?
— Таких нет. А владельцы гостиниц не живут здесь. Никто тут никогда не пустит незнакомца в дом.
— Я мог бы переночевать на пляже.
— Это вызвало бы слишком много толков. Нам здесь жить, а в этом поселке можно жить, только если соблюдаешь его законы. Здесь видели, как ты со мной приехал, и будут ждать, когда ты уедешь, и накинутся с расспросами на мою маму. Захотят узнать о тебе все в подробностях. За каждым из этих окон сейчас кто-нибудь стоит и наблюдает.
Максвел внимательно оглядел дома, которые, взгромоздясь на длинные и высокие жерди, тянулись по берегу озера. Когда-то они были окрашены в зеленый и голубой цвета, остатки которых были еще видны, но почти вся краска облезла, обнажив растрескавшееся и посеревшее дерево. У каждого дома была уборная, вынесенная над озеро, веранда, окруженная поломанными резными перилами, и два окна, обычно просто вырезанные в стене проемы, но кое-где виднелись занавески. От этих домов веяло тишиной и одиночеством.
— Давай возьмем лодку, — сказал Максвел. Он заметил остров в полутора километрах от берега.
Они разбудили лодочника, спавшего за ящиками с пустыми бутылками из-под пива. Он нашел для них лодку, облюбованную колонией пауков, прогнал их и вычерпал со дна лужу. Максвел оттолкнул лодку от берега. Легкий ветер трепал прибрежный тростник, но через несколько секунд они уже были среди тихой глади озера. Широкий полукруг серых домов, все никак не отпускавший их, начал постепенно уходить назад. Ни одного лица не было видно за окнами. Прекрасное кружевное облако висело над горизонтом, и к нему, как белые хлопья от костра, летели с противоположного берега журавли. Каким-то образом окружающая красота усиливала ощущение бездушия и замкнутости, которое вызывало у Максвела это место.
— Когда я был мальчиком, меня однажды повезли на лето под Неаполь, — сказал он. — Никто никогда не говорил мне о вилле Нерона, которая была на том побережье, но я сам просто чувствовал, что когда-то там творились жуткие вещи. То же самое ощущение у меня возникает здесь.