[6]. А сегодня утром кто-то вывел на стене нашей конторы «Muera Hitler»[7].
— Вы хотите сказать, что нас начинают недолюбливать.
— Нас уже недолюбливают. Мы потеряли то уважение, каким пользовались раньше.
— Сколько еще будет в силе наш контракт?
— Три недели.
— Только три. Я думал, больше.
— Что вы собираетесь с ним делать дальше?
— Что-то я обязан сделать. Так продолжаться не может.
— А есть какая-нибудь надежда нам от них освободиться?
— Не знаю, но я сделаю все, что в моих силах.
— Надо надеяться, что правительство еще пока продержится, потому что иначе падет и «Гезельшафт», и мы вместе с ними. Люди злопамятны.
— Почему это правительство должно пасть?
— Из-за этой забастовки.
Максвел рассмеялся.
— Никакой забастовки не будет, но даже если и будет, правительство удержится. Компания «Гезельшафт» поставила его у власти, и она позаботится, чтобы правительство это осталось.
— Оно все равно падет, рано или поздно, — сказал Адамс, — и я бы не хотел быть все еще здесь, когда это случится.
Максвел неохотно согласился встретиться с Пеббом за ленчем в английском клубе.
— Бифштекс и почки? — спросил Пебб.
Максвел согласно кивнул. «Dos Steaks у Kidneys», — заказал Пебб. Официант Джордж зашаркал прочь по скрипящим половицам. Дверь на кухню распахнулась, выпустив на секунду запах вареной капусты. Дождь стучал но рифленому железу крыши.
— Я слышал новость, что вы заняты проектом устройся та индейцев на острове Сукре, — сказал Пебб.
— На них напали с рыболовецкого судна, — пояснил Максвел. — И мне кажется, это наилучший способ их снасти.
— Значит, вы считаете, что поступаете правильно? — спросил Пебб.
— Я не вижу другого выхода, — сказал Максвел. — Разрешите объяснить вам. Помимо непосредственной опасности со стороны рыболовецкой компании, этому месту угрожает полное уничтожение леса. Все живое там погибнет. Может быть, откроется возможность развить на острове туризм в широком масштабе. Если так, то «Гезельшафт» будет заинтересован принять в этом участие, что автоматически приведет к созданию там заповедника для всех видов растительного и животного мира. Включая индейцев. Разве это не имеет смысла?
— Вы создаете зоопарк из людей, своего рода Уинспейд[8] для индейцев, так. что ли?
— Можно и так назвать. Но главное, что в результате сохранятся нетронутыми берега реки на двести или триста километров. Многие животные могли бы найти себе там прибежище. По крайней мере хоть что-нибудь да спаслось бы.
— Я разговаривал со своими друзьями, — сказал Пебб. — Все сошлись во мнении, что к вам обращаться бесполезно. Вы были отвергнуты как типичный капиталист, заботящийся только о своих доходах. Но я не согласен с ними.
— Спасибо, — сказал Максвел.
— Человеческие существа не ценятся вами высоко, но вы всегда казались мне озабоченным судьбой животных, а это уже кое-что.
— Значит, вы не совсем поставили на мне крест?
— Нет, не совсем.
Вдруг Максвел понял, кого ему напоминает Пебб. Морфи! Только Морфи представлял собой более жесткий, хладнокровный вариант Пебба. Пебб был злее, истеричнее и не таким волевым. Они оба были борцами за правое дело.
Они оба занимались спасением, но их верования часто имели мало общего с реальностью, какой ее представлял себе Максвел. Между ними существовало даже физическое сходство. Миссионер мог быть старшим, более представительным братом Пебба.
— Что вы хотите от меня? — спросил Максвел.
— Чтобы вы перестали сотрудничать с фашистами и объединили свои силы с теми, кто готов оказать им сопротивление.
— Я человек реалистичный, — сказал Максвел. — Надо избежать открытой борьбы, потому что вы наверняка проиграете. «Гезельшафт» — это как стихийное бедствие, как нечто сверхъестественное. Вы не можете мериться силами с таким явлением.
— Можем, если нас много.
— Число играет роль только при демократии. На этом континенте таковой не имеется.
— Но вы понимаете, какое зло «Гезельшафт»?
— Стремление к полной монополии и безжалостность в природе любого зверя. Я думаю, лучше позабыть это слово — зло. Большинство из пас имеет благие намерения. И вы, и я, и, думаю, бедняга Карранса тоже, и, мне кажется, даже Адлер и «Гезельшафт» не исключение. Только готовим мы миру это добро по разным рецептам, вот и все. Невозможно говорить о каком-то зле.
— Я приравниваю зло к цинизму, — сказал Пебб. — «Гезельшафт» действует совершенно цинично.
— Сомневаюсь даже в этом.
— Хотите, я вам назову рыболовецкую компанию, которая напала на макас. Это «Пескера де Леванте».
— Ну и что?
— Знаете, кто ею владеет?
— Кто? Не имею ни малейшего представления.
Но Максвел уже догадывался. Пебб широко раскрыл неистовые голубые глаза, готовый насладиться его изумлением.
— «Гезельшафт». Он владеет этой компанией через подставную организацию — Сельскохозяйственный байк.
Его маленький аккуратный рот был плотно сжат, и лицо выражало что-то вроде удовольствия. Максвел поверил ему.
— Удивлены? — спросил Пебб.
— Да, — ответил Максвел.
— Один из немцев сделал заявление репортеру, что, по их мнению, это нападение рыбаков было пиратским налетом. Их рыбаков! Трудно тягаться с ними в цинизме.
— Да, сам Геббельс не мог бы придумать лучше.
— Скажите, вы верите, что старик Адлер военный преступник?
— В общем, да. Верю.
Максвел почувствовал внезапное желание поделиться с Роббом и раскрыть ему секрет, который уже не в силах был хранить.
— Я всегда считал, что этого не может быть, но несколько недель назад со мной произошел случай, который заставил меня думать по-другому. Я как-то сказал Гансу Адлеру, что у меня не осталось что почитать, он ответил мне, что у него сотни старых изданий «Пенгуин» на английском и я могу прийти и выбрать себе что-нибудь сам. Я обнаружил па его полке книгу с инициалами «Г. Б.». Это был роман Ивлина Во, я запомнил. «Г. Б.», а? Заставит задуматься, верно? Теперь я склонен считать, что старик Адлер и есть Бауэр.
— Но как же вы могли выдержать его присутствие в одной комнате с собой и даже пожимать ему руку?
— Я считал, что не должен всему сразу верить, и потом я всегда без особого восторга относился к этой широко рекламируемой охоте за военными преступниками в Южной Америке. Зачем приезжать сюда в поисках каких- то бауэров, когда они как ни в чем не бывало разгуливают по улицам Бонна или Мюнхена? Может быть, опасность нам как раз оттого грозит, что таким образом паше внимание отвлекают от реальной проблемы, которая заключается не в том, что нацисты делали, а в том, что они, а также им подобные могут совершить, если у них будет хоть какая-то возможность. Ведь никто лучше вас не знает, что правители этой страны у немцев под каблуком.
Максвел подождал, пока Пебб что-то вытаскивал из нагрудного кармана помятой рубашки. Он вынул мелко сложенную вырезку из газеты и протянул ее через стол. Максвел прочел:
«Рио-де-Жанейро. 25 апреля. Стало известно, что около 10 000 человек присутствовало на нацистском сборище, проводившемся на прошлой неделе в ознаменование дня рождения Адольфа Гитлера. Среди участвовавших были высокопоставленные армейские офицеры из соседней страны, переодетые в штатское, которые вместе со всеми пели песни Хорста Веселя».
— Ну как? — спросил Пебб.
— Это как раз то, о чем я говорю. Страна с богатыми ресурсами. Рано или поздно может стать очень сильной в военном отношении. И у них здесь чешутся кулаки. Хочется вернуть старые территории. Вы знаете знаменитую клятву, которую дает каждый офицер, когда ему присваивают звание? Насчет возвращения утраченных земель? Рано или поздно они могут соблазниться возможностью прибегнуть к помощи нацистских колонистов. И допустят роковую ошибку. Гай Перес уверен, что тогда в Южной Америке будет своя нацистская Германия. Я обычно считал такие предположения слишком нелепыми, чтобы обсуждать их, но теперь я не так уж в этом уверен.
— А вы сами прилагаете хоть какие-то усилия, чтобы не допустить такое?
— Никаких, должен признаться. Я всегда придерживаюсь двух правил. Первое: платить, когда полицейский предъявляет счет. Другое: никогда, никогда не вмешиваться в политику. А тут большая политика. У меня ощущение, что вот вы водитесь с опасными людьми.
— И все же вы в худшем положении, чем я. У меня есть друзья. Мы можем поддержать друг друга и повести борьбу. Или по крайней мере сделать хоть что-то, чтобы предотвратить фашистский переворот. Вы же сами по себе.
— Однако я менее подвержен опасности, потому что я не создаю никому никаких проблем. Во всяком случае пока.
— Нет, создаете, и сами об этом знаете. Все говорят о вашей проблеме с землей и о том давлении, которое на вас оказывают. Как, собираетесь сдаться и передать землю?
— На данном этапе, боюсь, ничего не могу сказать определенно.
— А знаете, что будет на следующем этапе?
— Скажите.
— Они сфабрикуют против вас обвинение в нарушении законов государственной безопасности, и вас выкинут из страны как нежелательного иностранца. Затем правительство экспроприирует вашу землю и продаст ее немцам.
Максвел рассмеялся так громко, что старик Джордж, проходивший в это время мимо с подносом, автоматически присел, как он это всегда делал при неожиданном и резком шуме.
— Они не сделают этого, — сказал Максвел, — как бы пи хотели. Они могут выслать вас без всяких проблем. Они могли бы даже выслать этого знаменитого Адлера, если бы вдруг захотели, по они не могут выслать меня. Вернее, они не смогут это сделать ровно через неделю.
— Как так?
— У меня есть новость, которая вас, наверное, очень удивит. Я собираюсь жениться на местной девушке. Это автоматически дает мне все права гражданства. А потому я не могу быть депортирован