— Рамос здесь.
— Рамос? Что он здесь делает? У него неприятности?
— С избытком. Поступил ордер на его арест с обвинением в подстрекательстве.
— Что мы можем сделать для него?
— Укрыть на ночь. Оп говорит, что завтра сможет пробраться отсюда на рудники.
— Почему на рудники?
— Это как иностранный легион, берут кого угодно и не задают никаких вопросов. Его единственная надежда.
— Он может остаться в конторе?
— Нет, потому что сторож должен прийти с минуты на минуту.
— И что же, он его выдаст?
— Ему полиция все кости переломает, если узнает, что он это не сделал.
— В таком случае я лучше возьму Рамоса к себе. Скажите ему, чтобы он спустился.
Через несколько минут темные фигуры Адамса и Рамоса появились в дверях конторы. Рамос склонился к окну машины и сказал Максвелу:
— Мне очень неловко, мистер Максвел. Вы столько для меня делаете!
— Садитесь вперед, — сказал Максвел.
Он достал сигару и дал ее Рамосу.
— Закурите, — сказал он. — Если нас остановят, говорите по-английски.
Затем он тихо позвал Адамса, стоявшего в глубокой тени подъезда:
— Водительские права! У вас с собой права?
Адамс подошел к переднему окну машины и вынул их из кармана рубашки. Максвел передал их Рамосу.
— Вас зовут Эндрю Адамс, — сказал он. — Осторожно, в правах десятидолларовая бумажка.
Он включил радио, нашел станцию, передающую рок- музыку, поставил на большую громкость, и они двинулись.
Максвел выбрал самый длинный путь в Серро по залитой светом Авениде и далее через площадь, где все еще разъезжали дорогие автомобили и работали такси, поэтому полицейских там было гораздо меньше. Спокойно достигли кольцевого шоссе, и, когда до въездной дороги в Серро оставалось метров двести, а фары ближайшей машины виднелись в километре от них, Максвел сбавил скорость.
— Перебирайтесь на заднее сиденье и ложитесь между сиденьями, — сказал он Рамосу.
У заграждения в Серро охранник осветил фонариком лицо Максвела и поднял шлагбаум. Максвел увидел, что не выключил наружный свет у дома. Он вышел из машины, потушил его и затем открыл Рамосу дверцу.
Мануэль возился на кухне.
— Мне звонили по телефону? — спросил его Максвел.
— Нет, сэр. Никаких звонков.
— Когда вы кончите свою работу, можете идти спать. Вы мне больше не понадобитесь.
— О’кэй, мистер Максвел.
Максвел вернулся в гостиную с бутылкой виски в руке.
— Выпьете?
— Спасибо, с удовольствием.
Максвел разлил виски и сел в кресло.
— Я очень обрадовался, когда получил вашу записку.
— Мою записку?
— Ту, которую вы оставили для меня в кафетерии. Она была для меня как луч надежды.
— Тут какая-то путаница. Я не посылал никакой записки.
— Мой друг, который помог мне выбраться с Ранчо, послал меня в кафетерий, что у моста. Там мне дали записку, где вы написали, чтобы я пришел к вам в контору.
— Вы давно знаете этого вашего друга?
— С тех пор как стал работать шофером. Он один из тех, кто возглавлял наш протест.
— Это становится все более подозрительным, — сказал Максвел. — Однако, что бы там ни было, вы теперь здесь. Нам остается только надеяться на лучшее.
— Вы думаете, мой друг — провокатор?
— Я был бы только рад, если бы нашлось какое-то другое объяснение.
— Если хотите, я могу сейчас уйти. Наверное, так будет даже лучше.
— Это ничего не изменит. Что сделано, то сделано. Выпьете еще?
— Спасибо.
— Но как же все произошло? — спросил Максвел. — Это вам пришла мысль вывести из строя грузовики?
Рамос покачал головой.
— Она как-то возникла у всех разом. Одни развели бензин водой, другие сняли головки с распределителей зажигания. Мой друг, о котором я вам говорил, порезал покрышки.
— По крайней мере это лишило «Гезельшафт» возможности вмешаться…
— Мне очень неприятно, что вы потерпели ущерб. Но может быть, вам выплатит страховая компания?
— Они ничего не выплачивают, если ущерб нанесен в результате гражданских беспорядков. Но все-таки почему именно вас они сделали козлом отпущения?
— Иначе и быть не могло. Им доставило большое удовольствие то, что я был вынужден работать на них. Они сказали: «Приходите работать на нас». Им хотелось держать меня напоказ. Как медведя па цепи. Вот, дескать, что случается с теми, кто идет против нас. Вздумаете мешать «Гезельшафту», плохо кончите.
Эти слова он сопроводил легкой усмешкой и сделал глоток из вновь наполненного стакана. Рамос был, как всегда, свеж и аккуратен, его одежда тщательно вычищена, руки были по-прежнему красивы, не изуродованы работой, как у тех, кто давно трудится на грузовиках. Только со времени их последней встречи темные круги под глазами стали как будто больше, а в остальном он был все таким же, каким его раньше знал Максвел. Человеком, который выдерживает любые трудности, принимая, как наркотик, смирение.
— Что вы теперь намерены делать?
— Как я уже говорил мистеру Адамсу: буду пробираться на какую-нибудь частную шахту. Они берут людей без всяких расспросов.
— Вы думаете, вам это удастся?
— О да. Думаю, удастся. Если идти ночью, то обязательно остановит полиция, но утром везде много народу, улицы переполнены, не могут же каждого останавливать. Я поеду на автобусную станцию, и если там не окажется полиции, то сяду на любой автобус в Альтиплано. А уж в Альтиплано не будет никаких проблем. Там везде есть шахты, но многие бездействуют, потому что не могут найти рабочих.
— Но у вас достаточно сил, чтобы там работать?
— О да. Конечно. Я очень сильный.
Он согнул руку в локте, показывая едва приметные мускулы, пользоваться которыми ему не предназначалось ни происхождением, пи воспитанием.
— Говорят, что там, наверху, холод.
— В шахтах всегда тепло.
Максвелу показалось, что Рамос уже полон решимости защищать эту Сибирь тропических широт, куда теперь лежал его путь. Максвел был поражен, с каким спокойствием менял Рамос вектор своих надежд. Когда-то мальчиком он, вероятно, надеялся поехать учиться во Францию, как и его отец, потом в отеле надеялся на щедрые чаевые, позднее — на единственный хороший урожай, несущий спасение. Теперь его надежда сводилась к тому, чтобы добраться до холодного, с разреженным воздухом Альтиплано, где он спрячется от своих преследователей в норе под землей, куда будет в одиночестве вползать и пробиваться, как крот, в полутьме к олову.
— А что будет с семьей?
— Тут у меня нет никаких проблем. К несчастью. Об этом грустно говорить. У нас было только двое детей. Один умер при рождении. А в прошлом году у нас не стало и другого сына.
— Извините, я совершенно об этом не знал.
— Он всегда был болезненным мальчиком. Я не мог для него ничего сделать. Бог забрал его. Может быть, это даже лучше. Если верить в другой, лучший мир, то с этим можно примириться.
— А как ваша жена?
— У нее меньше терпения. Ей было намного труднее. Когда я стал работать в «Гезельшафте», то не мог больше содержать для нее дом, поэтому ей пришлось вернуться к родителям. Но я надеюсь, что настанет день, когда мы снова соединимся.
— Не отчаивайтесь, Рамос.
— Не буду, мистер Максвел. Я могу работать в шахтах столько, сколько потребуется. У меня сильные легкие. Однажды я обязательно вернусь. Вот только трудно жену убедить в этом.
— Как бы я мог с вами связаться?
По-видимому, этот вопрос показался Рамосу несколько нелепым.
— Связаться со мной? — Он мягко рассмеялся.
— У меня есть свои соображения. Я бы хотел знать, где бы я мог найти вас, если дела пойдут так, как я рассчитываю.
— Мистер Максвел, дело в том, что там сотни шахт, больших и маленьких, они разбросаны в горах повсюду. Я не могу сказать, как со мной связаться, потому что не знаю, где буду. Я могу оказаться где угодно.
— Но вам ведь ничто не может помешать написать мне, верно? Просто дать мне знать, где вы. Скажем, через месяц. Как только все успокоится.
— Я смогу это сделать, если вам нужно. Конечно, я напишу.
— Письмо или просто записку. Пошлите через кого- нибудь, кому сможете довериться. Без имени. Я пойму. Просто адрес, по которому я мог бы связаться с вами. Дело в том, Рамос, что такое положение в стране, я думаю, протянется недолго. По-моему, должны наступить какие-то большие перемены. Когда это случится, у вас обязательно должна быть возможность вернуться.
Максвел заметил, что воодушевление снова возникло на лице Рамоса. Он не способен быть долго без надежды.
— С этой мыслью мне было бы легче уйти, — сказал он.
— Я открою вам один секрет. Я порвал с «Гезельшафтом». Через неделю или две я забираю обратно свои грузовики и буду вести дело самостоятельно, как прежде. У меня есть такое подозрение, что звезда здешних немцев может скоро закатиться.
— Как бы я хотел, чтоб вы оказались правы!
— Они нажили себе врагов. В особенности это касается церкви. Церковь — все еще сила, с которой надо считаться. Верно?
— Да, церковь еще сильна. К счастью для бедноты.
— Я думаю, что смогу найти в полиции с кем поговорить о вашем деле. Того, кому, как и нам, был бы не по душе «Гезельшафт». В конце концов ведь это я пострадал от забастовки водителей, и я не требую никакого возмещения. Но сейчас не тот момент, чтобы защищать вас. Надо сидеть тихо и ждать, но я уверен, что недолго ждать того времени, когда можно будет что-то предпринять. Что- то наверняка можно будет сделать. Поэтому сообщите о себе, как только представится возможность. Не надо даже письма. Просто записку, где будет сказано, как мне вас найти.
— Обязательно, мистер Максвел.
— Как было бы хорошо, если бы вы со мной работали! У меня такое ощущение, что за последние месяцы наше дело пошатнулось. Мы могли бы с вами сработаться и снова навести порядок.
— Будем надеяться, что это скоро станет возможным.
— Берегите себя там, в шахтах. Я слышал, что надо быть очень крепким, чтобы все это выдержать.