— Кажется, вам нельзя сесть со мной, верно?
— Да, — сказала она, — господину Вальдесу это бы не понравилось.
Вальдес, странно выглядевший в шелковых штанах гаучо и шляпе с перышком, занял позицию в глубине кафе, откуда он мог следить за подобными сценами. Па расстоянии пятнадцати метров Максвел мог разглядеть на его лице явное нетерпение. Посетители за соседними столиками тихо посвистывали, чтобы привлечь внимание Розы.
— Извините, — сказала она, — я вернусь.
Машины уже заполнили все стоянки, оставив незанятым только огороженное барьером место перед входом в мэрию, которое предназначалось для мэра и автомобилей «Гезельшафта». Все столики в кафе были заняты. Обслуживали посетителей только три официантки, и прошло не менее получаса, прежде чем Роза появилась снова.
— Где вы сейчас живете? — спросил Максвел.
— С мамой. Мистер Перес подыскал нам жилье и привез ее сюда из Тодос Сантос, чтобы она была со мной.
— Вы рады, что избавились от мадам Каррансы?
— Очень.
— У вас много друзей?
— В этом городе ни одного, кроме Луизы и мистера Переса. Когда я была в школе в Ла-Пасе, то подружилась с несколькими девушками. Но когда стала жить здесь, мне не разрешали никуда ездить.
— Ну теперь вы свободны, — сказал Максвел. — Можно было бы увидеться с вами опять?
— Наверное, — ответила она.
— Когда?
— Не знаю. В какой-нибудь день, когда я свободна.
— Может быть, сегодня вечером?
— Хорошо. Я кончаю в десять.
— В десять я буду здесь, — сказал он.
Роза уже уходила с подносом, когда Максвел ее опять окликнул:
— У вас какой-то очень уж суровый вид, — сказал он. — Может, я обидел вас, сказал что-нибудь не то?
Она отрицательно покачала головой.
— Тогда улыбнитесь.
Она улыбнулась.
Без десяти десять Максвел был уже на месте, и, как только часы на башне собора начали бить, Роза вышла и села в машину. На пей было все то же платье в цветах и дешевые пластиковые туфли.
— Ну вот и я, — сказала она, устроившись на широком сиденье поближе к Максвелу. И он понял, что за три дня, которые прошли с первой их встречи, между ними сами собой развились какие-то определенные отношения. Они никак эти дни не общались, и все же их что-то сблизило.
Будто в ответ на залп комендантской пушки, жалюзи всех магазинов одновременно с грохотом опустились вниз. Водители начали пробираться к своим теснившимся на стоянках машинам, и не пройдет пяти минут, как вся площадь опустеет.
— Куда мы поедем? — спросила Роза. Даже в этом простом вопросе был приятный оттенок неожиданно установившейся близости.
— А куда бы вы хотели? Может, поедем потанцевать в «Крильон»?
— Я не могу поехать вот так, — сказала ома.
— Почему? А что у вас не так?
— Там слишком элегантно. На меня будут оглядываться.
— Никто не будет. Ну да ладно. А что, если отравиться в «Инн»?
— Еще хуже.
— Я все-таки не понимаю почему. Хорошо, давайте подумаем, что же у нас остается. «Пампас»? Слишком шумно. У них раз в неделю обязательно перестрелка.
— «Биркеллер», — предложила она.
— Там всегда пьяные немецкие песни. Мы даже не сможем расслышать друг друга.
— Но знаю, никогда там не бывала, — сказала она. — Но какая разница, куда мам пойти.
Можно было бы без особой натяжки предположить окончание этой фразы: «поскольку мы вместе».
«Девушки из провинции Ориенте довольно-таки отличаются от остальных, — сказал как-то Перес. — Их откровенность, ну или, если хотите, пристрастие к правде хорошо известно. Они не станут ходить вокруг да около».
Максвел проявил к ней интерес: узнал, где она живет, и послал ей цветы. Наверное, этого оказалось вполне достаточно.
— Может, поедем ко мне домой? — рискнул спросить Максвел.
— Если вы не против, то я с удовольствием.
Максвел тотчас понял, что в их отношениях сделан еще один шаг вперед.
— В таком случае поехали, — сказал он.
Нужно было миновать двадцать три квартала по проспекту до поворота на четвертую кольцевую дорогу, затем по ней еще два километра до Серро; уже сама поездка в такой час — прямо в глаза ослепительный свет фар и лихие маневры встречных машин на полном ходу — вносила некоторое предваряющее волнение. При въезде в Серро произошла небольшая задержка у почти готовой ограды, которую, с согласия Максвела, воздвигали там немцы. Со временем ворота в ней должны будут открываться автоматически, но пока их охранял сторож. Он широко распахнул створки и пропустил машину Максвела. Мануэль, поднятый шумом ворот, уже ждал у двери.
Максвел ввел Розу в холодный бесцветный интерьер шведской гостиной. Приглушенное освещение только подчеркивало холодность современных линий. Максвел нажал какую-то кнопку, и мягкая мелодия полилась по каналу популярной классической музыки; быть бы ей в этот момент какой-нибудь волнующей, романтичной, но передавали что-то пустое.
У Максвела возникло вдруг ощущение, будто он выиграл приз в соревновании, попав туда по ошибке. С легким щелчком закрылась за ними дверь, и после этого самым естественным для Максвела было взять руку Розы и поцеловать ее.
— Красиво у вас дома, — сказала она, — красивее никогда не видела.
— Но здесь бывает еще и очень одиноко.
— Вы хотите сказать, что вы одиноки? Я не могу поверить.
— Бывает. Временами я почти не замечаю этого, но случается, на меня находит. На другой день, когда вы ушли, я как раз вдруг ощутил, что одинок. Вы верите?
— Конечно, верю.
— Мне стало даже стыдно. Я не имел никакого права па это.
— Разве может быть для этого какое-то право?
Он притянул Розу к себе на диван и, обняв, начал гладить рукой ее волосы.
— Мистер Перес не хотел, чтобы я осталась.
— Он ревнует вас?
— У него чувство собственника ко всем женщинам, которые ему встречаются. Вы женаты? — спросила Роза.
— Нет, не женат.
— А были?
— Нет.
— Странно. Вы такой сильный мужчина.
Несмотря на образование в американской школе, она все еще разделяла местные представления о жизни, и для нее сила равнялась добродетели или любому другому достоинству человека.
— Я был на море около десяти лет, — сказал Максвел.
Она понимающе кивнула.
— По жене в каждом порту, — сказала она и, казалось, была убеждена в этом.
— Ну, не совсем в каждом.
Они оба рассмеялись.
— А здесь у вас есть девушки?
— Бывают.
Максвел почувствовал, что от него ожидали именно такое признание и принимают его. Может, и с его стороны нужен подобный же вопрос, по у него не было желания задавать его. Пусть призраки Переса, Каррансы и прочих остаются Непотревоженными. Он быстро попил особенность своего положения.
— Я скитался большую часть своей жизни. Корабль был моим домом, а в воду, как пакостно, корнями не уходят. Один очень проницательный человек, который работает у меня, сказал, что я выбрал этот путь в жизни, чтобы не дать себя ничем связать. ведь куда бы ни заносил тебя корабль, везде ты только случайный гость. По с тех пор как я стал жить здесь, кое-что изменилось. Бели невозможно владеть морем, то тут я все гаки чем-то владею, и эго внесло определенные изменения в мое отношение к жизни. Теперь, когда люди предъявляют на меня свои права, вещи предъявляют свои, то я этому больше не сопротивляюсь. Я понятно говорю?
— Не совсем, сказала она и снова рассмеялась.
Его пальцы изучали ее лицо, очертания ушных раковинок… Приз, который ему выпал, безусловно, красив.
— Когда я оказался здесь, — сказал он, — работа сманила меня с корабля. Попасться па этот крючок не столь уж трудно. Теперь так и пошло: работа, пустота и опять работа. Я, наверное, непонятно выражаюсь.
— Мне правится вас слушать. Продолжайте.
— А сколько у нас времени?
— Чуть больше часа. Я должна быть дома около двенадцати.
Он снял руку с ее шеи.
— Выключите лампы, — сказала она.
Он потянулся к выключателю и нажал на него, теперь только рассеянный свет из коридора доходил до них сквозь стеклянную дверь. Было совершенно ясно, что они должны сейчас стать любовниками, но сквозь огромную бьющуюся радость, возникшую в предчувствии этого, он испытывал какое-то еще слабое ощущение грусти — напоминание о том, что любовь всегда, рано или поздно, предъявит своя горький счет.
7
Бигс, который уезжал домой в Ист Гринстед, чтобы умереть там, как он выразился, еще будучи на коне, дал прощальный ленч в клубе. Максвел вызвался отвезти его оттуда на своей машине.
— У вас есть немного свободного времени? — спросил его Бигс.
— Мой день в вашем распоряжении. Хотите проехаться?
— Вы знаете старый Променад? Я не хочу, конечно, вам навязывать, но, если бы мы могли туда заехать, я бы вам кое-что показал.
— Не совсем представляю, как туда ехать.
— Пятый поворот налево вверх по Авениде, пересечь кольцевую дорогу и доехать до церкви Сальвадора. У меня есть там для вас сюрприз. Вы хорошо знаете мои взгляды но некоторым вопросам, даже слишком хорошо. Теперь хочу нам предъявить доказательство, что я еще не совсем выжил из ума.
Максвел любезно подчинился. Это будет последний случай, когда и ему доставит беспокойство гвоздь, засевший в голове у Бигса. Он развернул машину и поехал по улицам с односторонним движением, ведущим к Авениде. Променад был когда-то открытой полосой в сотню метров ширины, которая окружала город, чтобы предотвратить неожиданные нападения работорговцев из Бразилии. Максвел не представлял себе, что можно было бы там встретить, кроме скуки. За последнее десятилетие застройщики города добрались и до Променада, теперь от него почти ничего не осталось, кроме случайных полян среди нагромождений новых зданий.
Они проехали через замусоренную улицу Флорида, миновали новый район нефтяников с открытой планировкой наподобие Лонг Айленда, затем баварско-тирольскую деревню, которую построили для себя немцы, и, наконец, достигли зубчатых стен церкви, тут кончался город. Оставив машину, вышли на край луга, где среди колючих кустов паслись коровы и овцы.