Моя мама, которая любила помогать женщинам выглядеть и чувствовать себя красивыми, должна была быть слепой и глухой и жить в пещере, чтобы не знать о том, как их продукция рекламируется и используется все большим количеством женщин. Моя мама не была ни слепой, ни глухой, и Корона не была пещерой.
Стоя за прилавком в магазине Plafker & Rosenthal и проезжая в трамваях, мчавшихся в Манхэттен (линия метро № 7 в эту часть Квинса была проложена только в 1928 году¹¹), моя мама видела, как женщины тратят деньги на пудру, румяна и помаду так, как ее собственная мать никогда бы не смогла себе представить или одобрить. Успешно заняв во время Первой мировой войны традиционно мужские рабочие места, женщины с энтузиазмом осваивали новые роли в послевоенном профессиональном мире. (В 1920-х годах число работающих женщин увеличится на 25 %.¹²) Они вновь обрели уверенность в себе и, благодаря своим доходам, деньги, чтобы выразить эту уверенность с помощью косметики.
В то же время кинофильмы, модные журналы и светские колонки газет пропагандировали новый образ: выщипанные брови, надутые пунцовые губы, подведенные тени и контурные глаза, ресницы-перья - все это было характерно для "хлопальщиц века джаза". Макияж, который раньше считался вульгарным, теперь должен был привлекать внимание. Нанесение макияжа перестало быть секретом, ограничивающимся будуарами и туалетными комнатами; подкрасить губы на публике стало считаться заявлением о независимости и современности, и вскоре производители стали поставлять портативные пудреницы и художественно оформленные тюбики помады. Журнал Judge, популярный сатирический еженедельник, предвещал футбольный сезон иллюстрацией стильной молодой девушки в шляпе-клош и с вымпелом Йельского университета на голове, бесстрастно проверяющей помаду в зеркальной косметичке.¹³
Прожорливый спрос на косметику охватил всю экономику. В 1923 году журнал The Nation подсчитал, что "фабричная стоимость косметики и парфюмерии в США составляла семьдесят пять миллионов долларов - рост на 400 процентов за десять лет".¹⁴ В 1929 году журнал Fortune объявил, что гигантская компания Sears, Roebuck & Company, занимающаяся почтовыми заказами, продала в том году больше пудры для лица, чем мыла, зубной пасты и шампуня вместе взятых.¹⁵
Новые продукты и их показное использование сделали традиционную передачу незаметных советов по красоте от матери к дочери устаревшей, поэтому молодые женщины обратились к новому источнику мудрости: обозревателю косметики. К середине 1920-х годов в большинстве журналов и газет появились регулярные колонки с советами по новым продуктам и их применению. Даже местные радиостанции проводили уроки по культуре красоты.¹⁶ Индустрия красоты была готова к существованию.
Я уверен, что моя мама впитала все это в себя.
В шестнадцать лет Эсти нашла человека, который так же, как и она, любил "возиться с чужими лицами". Брат ее матери, Джон Шотц, химик, покинул Венгрию перед Первой мировой войной и поселился в Нью-Йорке. В 1924 году он открыл небольшое предприятие под названием New Way Laboratories, где производил косметические средства, суппозитории, средство для удаления веснушек, средство от собачьей лихорадки и что-то под названием Hungarian Mustache Wax.¹⁷ Он также был "эстетиком", то есть человеком, который делал процедуры по уходу за лицом.
(Важное определение: уход за лицом - это процедура с использованием кремов; макияж - это процедура с использованием косметики. Если рассматривать женское лицо как произведение искусства, то процедура ухода за лицом подготавливает холст, а макияж его раскрашивает).
Моей матери не было дела до суппозиториев и средств от собачьей лихорадки. Ее внимание привлекало то, что она называла секретной формулой своего дяди Джона, которую она описывала как "драгоценный бархатистый крем... который волшебным образом придавал вам сладкий аромат, делал ваше лицо как шелк, заставлял любое мимолетное несовершенство исчезать к вечеру"¹⁸.
Возможно, крем и обладал магической силой, но дядя Джон готовил его в самых обыденных условиях: сначала на газовой плите на семейной кухне, а затем в скромной лаборатории над театром Лонгакра на Бродвее.¹⁹ Более того, этот тихий, неброский мужчина понимал интерес своей племянницы и поощрял его. Он охотно делился с ней своими секретами: почему тот или иной состав избавляет от пятен, какие ингредиенты делают увлажняющее средство особенно эффективным, какое очищающее масло действует на чувствительную кожу лица мягче, чем мыло. "Я была сражена наповал", - вспоминает она. "После школы я бежала домой, чтобы потренироваться быть ученым".
Как хороший ученый, она постоянно экспериментировала, отмечая, как ее дядя готовит каждое средство, пробуя разные формулы на своих подругах и тщательно записывая результаты. Моя мама любила говорить, что у нее не было ни одной подруги, которую бы она не намазала кремом. "Если у кого-то под носом появлялось небольшое покраснение, которое на следующий день непременно превращалось в чувствительный прыщик, она приходила к нам в гости. Я угощала ее кремом - вуаля! На следующий день кожа значительно улучшалась". Появились друзья друзей друзей друзей. Моя репутация среди сверстников в средней школе Ньютауна росла семимильными шагами."²¹
Дядя Джон был экспертом в практических демонстрациях, и под его руководством Эсти узнала, что быстрый массаж с кремом помогает освежить лицо женщины. Она стала настолько искусной, что могла сделать полный уход за лицом и макияж - очищающее масло, крем, румяна, пудру, цвет губ, а часто и тени для век - менее чем за пять минут.
И она всегда благодарила своих подопечных щедрым образцом волшебного крема.
Раздавая Super Rich All-Purpose Creme, как назвала его моя мама, она стала очень популярной девочкой в выпускном классе средней школы. Но, как она писала, "в глубине души я знала, что нашла нечто, имеющее гораздо большее значение, чем популярность. Мое будущее было написано в баночке с кремом. Мой момент настал, и я не собиралась упускать его"²².
"ПРИВЕТ, БЛОНДИНКА!"
1920-е годы стали периодом процветания для многих американцев, в том числе и для Макса Ментцера. Все больше людей улучшали свои дома или строили новые, и бизнес Макса по продаже скобяных изделий шел хорошо. Сначала он купил крошечное летнее бунгало с одной спальней на озере Мохеган, в округе Вестчестер к северу от Нью-Йорка. Поскольку бунгало стояло прямо на воде, летние вечера часто проводились за отмахиванием от комаров. Вскоре Макс снес бунгало и заменил его более просторным домом на холме. В новом доме были водопровод, холодильник и большое просторное крыльцо со старомодными качелями, где моя мама любила сидеть и наблюдать за гостями, прибывающими в курортный отель Rock Hill Lodge, расположенный на другой стороне улицы.
Однажды летним утром моя мама раскачивалась взад-вперед, надеясь найти партнеров для игры в теннис среди людей, прогуливающихся по курорту. В свои девятнадцать лет моя мама была просто сногсшибательна. У нее были блестящие светлые волосы, темно-ореховые глаза и такой безупречный и сияющий цвет лица, что все отмечали это.²⁴ И у нее был стиль. Никто из проходящих мимо не мог не заметить ее, сидящую на качелях в розовой блузке и полосатых шортах.
И уж точно не один симпатичный молодой человек, наряженный в панталоны, который дерзко воскликнул: "Привет, блондинка!".
Будучи хорошо воспитанной девочкой, моя мама не обращала на него внимания. Но она не могла перестать думать о нем. В следующие выходные друг семьи, приехавший в гости, подмигнул ей и сказал: "В клубе есть молодой человек, который хотел бы быть вам представлен. Правильно представлен. Мистер Джозеф Лаутер. Он милый. Правда. Он просил передать вам это"²⁵.
Джозеф Лаутер был на шесть лет старше моей матери. Как и она, его родители были иммигрантами - из Австро-Венгрии, и Джо вырос в Гарлеме, где его отец был портным. Джо изучал бухгалтерский учет в нью-йоркской Высшей школе коммерции и участвовал в различных коммерческих предприятиях, связанных со швейной промышленностью. На момент знакомства с моей матерью он владел компанией по импорту шелка. Несмотря на дерзкое приветствие, на самом деле он был вежливым, мягким и добродушным человеком.
После трехлетнего ухаживания Жозефина Эстер Ментцер и Джозеф Лаутер поженились 15 января 1930 года в бальном зале Royal Palms на углу 135-й улицы и Бродвея. На ней было белоснежное атласное платье, изящная шляпка с кружевной вуалью и, впервые в жизни, губная помада, которую отец тут же заставил ее стереть.²⁷ Молодожены провели медовый месяц на Бермудах, но денег на собственный дом не хватило, и они вернулись в Квинс, где поселились у ее родителей, сестры и ее мужа.
Через несколько лет они переехали в квартиру на Верхнем Вест-Сайде в Нью-Йорке. Я родился 19 марта 1933 года. В том же году в телефонном справочнике Нью-Йорка по тому же адресу появилось объявление о компании Lauter Associates Chemists.²⁸
Глава 2. Телефон, телеграф
С мамой, ок. 1935 г.
Семейная фотография Лаудер
Когда я родился, мои родители получили обычные поздравительные записки от друзей и клиентов, но многие добрые пожелания были омрачены тревогой. Фондовый рынок рухнул 29 октября 1929 года. Теперь, два с половиной года спустя, Великая депрессия коснулась почти каждого жителя страны, и даже радостная новость о моем рождении не смогла стереть из памяти людей гнетущую тревогу за будущее.
В одной из записок Эмануэль Стир, глава шелкового отдела бостонской компании Cohn-Hall-Marx Company Textiles и важный клиент Apex Silk Company моего отца, выражал свое почтение, а затем с надеждой добавлял: "Дела идут медленно, но скоро все пойдет в гору". Подруга моей матери Роуз, работавшая в обувных магазинах Mark-Off в Пекскилле, штат Нью-Йорк, была более откровенна: "Условия в Пекскилле очень плохие. Два наших коммерческих банка все еще закрыты, и это ужасно сказывается на бизнесе".
Как часто говорила моя мама, когда появился наш с мамой бизнес, "люди продавали яблоки на улице". Это не было клише. По всей стране разорилось около девяти тысяч банков, уничтожив сбережения миллионов людей. Половина общей стоимости товаров и услуг, ежегодно производимых в Соединенных Штатах, сократилась с 104 до 56 миллиардов долларов.¹ Каждый четвертый человек остался без работы. Продажа яблок по пять центов за штуку - общенациональная инициатива, предложенная яблоководами штата Вашингтон, изнывающими от неурожая, - была отчаянной попыткой пережить тяжелые времена.²