— Я слышал это имя много лет назад, — неуверенно начал он.
— Где? У этих Тополино?
— Гораздо раньше?
— Ну и где же тогда? — уже резче настаивал Эйвербрин.
Несколько мгновений Реджис обдумывай этот вопрос. Чего он добьется, рассказав все отцу? Старый пропойца, скорее всего, даже не поверит ему, а если и поверит, что это даст? Реджису говорили, что Эйвербрин на свой лад гордится им, по секрету рассказывая в местных харчевнях про «своего мальчика при Дедушке». Возможно, размышлял Реджис, ему просто захотелось причинить мужчине боль, лишить его того единственного, чем тот мог похвалиться за всю свою жалкую жизнь.
Но почему? Из пренебрежения? Оттого что Эйвербрин был жалким, вызывающим презрение отцом — пусть даже он вовсе не был отцом Реджиса.
Нет, тотчас же решил Реджис. Он позволял собственной мелочности управлять собой, но теперь для подобного не место. Главная цель, ради которой он вернулся на Торил, ожидает его в трех годах пути — долгого пути в Долину Ледяного Ветра.
Он взглянул на Эйвербрина и одарил того обезоруживающей улыбкой. Он действительно не хотел делать больно этому хафлингу. Это было так просто.
Он рассмеялся.
— Дедушка зовет меня Пауком. Паук Паррафин, сын Эйвербрина, ученик Дедушки Периколо Тополино.
Эйвербрин сначала смотрел на него с еще большим любопытством, словно гадая, что, во имя Девяти Кругов Ада, вдруг изменилось и почему. Но затем он кивнул, даже немного посмеялся и переспросил:
— Паук, вот как? Это мне нравится куда больше.
Реджис был горд собой за то, что сумел подняться над собственной мелочностью, смог совладать со своими уязвленными чувствами настолько, чтобы отнестись к бедняге Эйвербрину с тем же состраданием, с каким и прошлой жизни относился к другим.
Однако улыбка получилась не слишком широкой, поскольку Реджис напомнил себе, что он действительно нанесет Эйвербрину рану, возможно смертельную, когда покинет Дельфантл, и эта неприятная мысль заставила его прикусить губу.
Как он сможет сделать это? Как уйдет в Долину Ледяного Ветра, за тысячи миль отсюда, когда он нужен здесь? Как сумеет оставить эту жизнь, выстроенную им на берегах Агларонда?
Он вспомнил Дзирта, и Кэтти-бри, и Бренора. Конечно, было бы здорово увидеть их снова.
Но потом он подумал об Эйвербрине, и Периколо, и Донноле — да, в основном о Донноле! — и обо всех, кого полюбил за время своей жизни здесь, в Дельфантле.
Хафлинги Дельфантла были добры к нему и к Эйвербрину. Еще до того, как Реджис связался с Периколо Тополино, им с Эйвербрином доводилось видеть добро от таких же хафлингов.
И если задуматься в этом городе высоких и отважных людей хафлинг Периколо смог достичь такого положения и известности! Даже самые консервативные воровские гильдии города, включая могущественное Трехпалое Кольцо, организацию, известную своим неодобриным отношением ко всем младшим гильдиям, относиась к Периколо и его хафлингам из Морада с великим уважением. Реджис сам был свидетелем, как почтительно кланялись гвардейцы правителя Дельфантла, хобгоблины, когда Периколо Тополино проходил мимо.
— Хорошая община хафлингов, —сказал он вслух, обращаясь, однако, к себе, а не к Эйвербрину.
Тот, правда, услышал его.
— Что такое? — переспросил Эйвербрин.
— Хорошая община хафлингов, — повторил Реджис громче. — Я имею в виду, здесь в Дельфантле. Ничуть ее хуже других.
Ответом ему был странный взгляд отца.
Паук рассмеялся над собственной глупостью. Насколько знал Эйвербрин, Дельфантл — единственное место, где вообще бывал его сын!
Реджис кивал, не глядя на Эйвербрина и даже не слыша, что там говорит ему на эту тему старший хафлинг. Он обдумывал свое неожиданное положение, и, к своему удивлению, понял, что это немаловажно. Здесь, в Дельфантле, хафлинги не были существами второго сорта, и здесь он лично не был никому обузой. Ничего подобного! Здесь он был протеже, набирающим силу и мастерство под высочайшим покровительством.
Мысли его перенеслись к одинокой скале, вздымающейся в звездное небо посреди северной тундры. Этот образ занимал столь важное место в его душе в тот день, когда он вышел из Ируладуна. Он даже не представлял, насколько трудным окажется его путь домой продолжительностью в двадцать один год. Выходя из Ируладуна, он думал, что будет просто пережидать это время, проводя его в тренировках, вечных тренировках, и возвратится к Компаньонам из Мифрил Халла, словно ничто и не прерывало их героического приключения.
Теперь он знал, что это не так.
Он посмотрел на Эйвербрина, которому был нужен.
Он подумал о Периколо, который принял его, был бесконечно добр к нему и раскрыл перед ним удивительные возможности.
Он опять ощутил мягкость губ Доннолы.
Да, теперь он знал, что это совсем не так.
Реджис не мог придумать, как ему выбраться из всего этого. Он не мог сделать вид, будто ничего не было, и не мог даже подняться над проблемой, напоминая себе о высшей цели, ради которой ему была дана эта вторая жизнь.
Он думал об этом, ложась вечером в кровать. Он думал об этом во сне. Он думал об этом, просыпаясь по утрам.
Он пробовал объяснить это юношеским максимализмом, но, даже если и так, это все равно ничего не меняло.
Нет, тот поцелуй Доннолы ошеломил Реджиса; в обеих своих жизнях он никогда не испытывал ничего подобного. Но вкус его, оставшийся, на губах, служил хафлингу на протяжении часов и дней причиной не одних лишь счастливых размышлений, поскольку с именем Доннолы было связано еще кое-что…
Спустя четыре дня после случившегося он готовился к ежедневному спаррингу со своим инструктором. Доннола вошла, улыбаясь, в прекрасном настроении. Она. вскинула клинок и отсалютовала ему.
Но он опустил рапиру острием в пол и покачал головой.
— У тебя что-то случилось? — спросила Доннола, искренне озабоченная, и тоже опустила оружие.
— Почему ты меня поцеловала? — напрямик спросил Реджис, не в силах больше сдерживаться.
Доннола попятилась, словно получила пощечину.
— Что?
— Ты поцеловала меня.
— Ты тоже поцеловал меня.
— Конечно! Ты такая красивая! — Реджис потупился, чувствуя, как заливаются румянцем щеки.
Смех Доннолы звучал в ушах, и он наконец поднял взгляд.
— Спасибо, — сказала она и сделала реверанс и тоже покраснела.
— Но почему? — спросил Реджис.
— Почему — что?
—Почему ты меня поцеловала?
Она начала было отвечать, но Реджис с мрачным видом продолжал:
— Чего ты хотела этим добиться?
Доннола отступила еще на шаг, но затем решительно шагнула к нему, выронив рапиру и подбоченившись. Она остановилась в нескольких дюймах от Реджиса и смерила его ледяным взглядом.
— Не можешь же ты влюбиться в меня! — настаивал Реджис. — Ты же показывала мне — ты учила меня! Ты таскала меня на все эти пышные приемы у всякой знати и показывала, как используешь свое очарование, чтобы манипули...
Мощная пощечина последовала быстрее, чем Реджис успел отреагировать.
Тяжело дыша, Доннола развернулась, намереваясь уйти, но Реджис поймал ее за плечо и притянул обратно к себе. И когда они столкнулись, он крепко обнял ее. Он увидел слезы в ее прекрасных карих глазах и поцеловал ее.
Она извивалась, пытаясь вырваться. Она старалась спрятать губы. Но Реджис не отступал и отыскивал их снова, и напряжение Доннолы постепенно спало, и теперь она уже целовала его не менее, если даже не более, страстно.
— Ты что, сомневаешься во мне? — спросила она и внезапно рванулась, и они оба повалились на пол, она поверх него.
— А ты так-таки никогда не целовалась ни с кем из них? Разве это не было частью твоей игры?
Карие глаза Доннолы полыхнули гневом, но вспышка быстро угасла, и девушка расхохоталась:
— Ну да, им, видишь ли, нравятся малышки вроде нас. Это дает им возможность почувствовать себя большими и сильными.
— Значит, ты целовалась с парой-другой лордов! — вскричал Реджис с деланой яростью и, поддавшись внезапному порыву, перекатил Доннолу на спину.
Доннола улыбнулась ему, ее влажные глаза искрились в солнечных лучах, вливавшихся в единственное окно комнаты.
— Да, кокетничала, и да, целовалась, — призналась она и внезапным рывком опрокинула навзничь самого Реджиса. — Поцелуй и кокетство, и ничего больше, — твердо произнесла Доннола. — Ничего и никогда, ни с кем... до этого момента.
Солнце давно село, лунный свет струился в окно, когда Реджис проснулся в объятиях Доннолы. Он чувствовал себя идиотом за то, что посмел сомневаться в этой чудесной девушке. Она не играла с ним; ее чувства были настоящими.
Как и его собственные.
Но и лежа там, в тусклом свете луны, Реджис не мог не думать о Дзирте и дороге в Долину Ледяного Ветра.
Все было очень, очень сложно.
Глава 18. Ласковые сети
В ясном небе над пустыней перемигивались звезды, узенький серп луны едва освещал потайной сад, но ЭТОГО слабого сияния было достаточно, чтобы влажные нежные лепестки множества цветов мерцали, подобно звездам в вышине.
Кэтти-бри пребывала в отличном расположении духа. Могло ли быть иначе, когда она настолько остро ощущала свою близость с Миликки?
В дни, когда она танцевала в Ируладуне, общаясь с богиней, она столь многое узнала — и о движении небесных сфер, и о вечном цикле жизни и смерти. И о благодати самой жизни в целом. Девушка знала, что она такая же частица этих звезд в небе, как и цветы у ее ног.
На душе у нее был покой.
И все-таки не совсем, поскольку это место и этот миг напоминали ей о причине ее возвращения на Фаэрун и стоящей перед нею в не столь уж далеком будущем задаче. Этот день, день весеннего равноденствия 1479 года, ознаменовал ее шестнадцатый день рождения, или «возрождения», как она втайне называла его. Она провела несколько часов с Нираем и КавитоЙ в лагере десаи и могла не возвращаться в Ковен до следующего утра.