Зубы у нее так и стучат, а губы слегка посинели.
– Да.
– Есть отсюда какой-нибудь другой выход? Тайный проход?
На Розвире у нас были особые укрытия, обходные пути среди как будто бы непролазных скал и пещер. Мы знаем все проходы и тайные лазы. Знаем, куда при надобности можно сбежать. И как выжить. Поэтому, несмотря на суровость здешних мест и нравов, чего у нас на острове нет, я на каждом сантиметре вижу знакомую волю к жизни. Где-то должен быть еще один выход.
Перл вздыхает и беспокойно моргает. В ее глазах я различаю внутреннюю борьбу. Она не хочет раскрывать эту тайну. Наверное, в нее всю жизнь вбивали только одно: никогда не раскрывать секрет. Не предавать своих. Но я вижу, что она колеблется – может, думает об остальных. О команде. О Мирри и Джоби… может, даже о Сете. Если она теперь с ними и они ей ближе родни, то Перл придется решать, кого спасать и чьи секреты ради этого выдать.
Взгляд ее ожесточается.
– Есть еще один путь, но не безопасный. Трудный проход – легко ошибиться и пробить корпус шхуны. Но так мы хоть не попадемся караульным из замка.
Я киваю. Как знала. В таких местах без тайных троп не обходится. Всегда есть путь отхода.
– Сможешь нас провести?
Перл открывает рот, но осекается. В глазах ее проносятся тысячи мыслей и воспоминаний, прежде чем она отвечает:
– Могу.
– Отлично.
Я поворачиваюсь к ней спиной и тут же взбегаю по лестнице.
– Пойду сниматься с якоря. Будь начеку. Как только наши выбегут на пляж, отплываем. И еще кое-что, Перл.
– Да?
– Груз придется сбросить. Выкинуть за борт, иначе малой кровью не обойдемся. С грузом «Фантом» не наберет нужной скорости.
– Нет… нельзя, – отзывается она и сглатывает, избегая моего взгляда.
Я останавливаюсь на ступеньках и пристально смотрю на нее.
– Что в трюме, Перл?
– Я не могу сказать.
– Чушь собачья, – шиплю в ответ я. – Мы обе понимаем, груз придется выкинуть за борт.
Сбежав вниз по лестнице, я через всю комнату подхожу к двери в трюм.
И рывком распахиваю дверь, ожидая увидеть несметные богатства. Краденые украшения или даже арсенал винтовок. Нечто ценное, что нельзя потерять, иначе команду ждут неприятности. Но при виде груза у меня мороз пробегает по коже.
Кровь.
Сплошь пузырьки с кровью. Крохотные стеклянные колбочки необычного оттенка красного – яркого, кричаще-багряного. Я стою на пороге и разглядываю мириады пузырьков – каждый заткнут пробкой, а на горлышке висит ярлычок.
– Говорила же тебе, не смотри, – бормочет у меня за плечом Перл.
У меня сводит живот, и земля уходит из-под ног.
– Вы… вы ради этого убиваете?
– Нет, – тут же возражает она и уходит обратно к столу в центре камбуза.
Я поднимаю на нее взгляд, и Перл внезапно кажется мне ужасно усталой.
– Тогда кто?
– Ведьмы, – отзывается она мягчайшим, словно бритвенное лезвие меж ребер, голосом. – Их охотники выслеживают и убивают зверей ради крови. А мы подбираем остатки, которые потом рассылают аптекарям на разные зелья. Сбыть пузырьки нам проще здесь. Джев получает долю прибыли, распространяет их на континенте, и все довольны. Как правило.
Желудок, словно узел, скручивает от тошноты. Я знала, что у ведьм есть магия. И знала, что аптекари каким-то образом у них ее добывают для зелий. Но чтобы такое… Я сглатываю. Так вот откуда ведьмы добывают магию?
– Каких зверей?
– Каких охотники смогут забить, – отзывается Перл. – Нарвалов, виверн, огненных драконов, фениксов… кого угодно по сути, за исключением сирен. Убить и осушить сирен почти невозможно. Не подумай, будто я такое одобряю, Мира. Просто так уж мир устроен. Мир магии. Ведьмы с помощью магии создают заклятия и порчи; живут за счет крови волшебных существ. От этого у них чернеют ногти, а иногда, от перенасыщения, даже глаза и вены. Все, что остается, вроде этих пузырьков, продают аптекарям. Мы всего лишь посредники. По крайней мере, товар мы закупаем напрямую у Арнхемских ковенов. И больше никого в это не вовлекаем.
– Омерзительно. Просто омерзительно, – выдыхаю я и закрываю дверь в трюм.
Не в силах я смотреть на всю эту кровь. Уже от того, что она все это время находилась рядом, в трюме, у меня продолжает подводить живот.
Я вспоминаю мамины рассказы из детства, об огнедышащих драконах, парящих высоко в горах на севере. О сгорающих фениксах и людях, кто пытался выкрасть из гнезда хотя бы перышко. О ласковых нарвалах с белоснежным рогом, меняющим ход времени, замедляя или ускоряя его.
Истинная магия, говорила она, обитает в самых дальних уголках земли. А ведьмы досуха высосут ее из нашего мира, украдут его естественную красоту. И аптекари ничем не лучше, даром что лечат людей. Она считала, что этого делать не следует. Что людям иногда суждено умереть. Что бренность – часть человеческой природы. До сих пор я не вполне понимала, о чем она. Я ведь не знала, что ведьмы забирают кровь этих диких созданий. Вот откуда происходит чистая магия.
Я оборачиваюсь к Перл, но прохожу мимо, на палубу.
Каким-то образом, в отчаянной погоне за спасением для отца, я встала на путь, противоречащий всему, во что верила мать. Кровь из этих пузырьков теперь и на моих руках тоже?
Тут тишину вокруг рассекает выстрел. Я ускоряю шаг и, вцепившись пальцами в перила, осматриваю пляж и здания поблизости. Перл тоже выходит на палубу и вся дрожит, прочесывая взглядом город.
– Пойду сниматься с якоря, – роняю я и направляюсь к якорному шпилю. – Пора отплывать.
Глава 14
ГРЕМИТ ВТОРОЙ ВЫСТРЕЛ. Я нервно вышагиваю взад-вперед, а Перл, покусывая губу, стоит неподвижно, как статуя, удерживая штурвал. Якорь я уже подняла, но паруса пока не трогала. Мы только и можем, что удерживать штурвал и нервно барабанить пальцами по дереву. Шхуну слегка заносит, но в такой зловещий штиль, как сегодня, не сильно.
– Где же они? – бормочет рядом Перл, и голос ее пронизан тревогой.
Но мы не произносим этого вслух. Того, что Мирриам и Джоби с Сетом могут не вернуться. Что люди здешние, ее люди, не знают жалости. И что, возможно, нам придется прокладывать путь из бухты без них.
– Еще пять минут… – говорю я сквозь зубы.
Судя по тому, что я узнала за это время про Сета, он обязательно выберется из любой переделки, да еще с улыбкой до ушей и полными карманами добычи. Он изворотливый и слишком уж быстрый, чтобы выезжать на одном обаянии. Но остальные… Я не знаю, на что они готовы ради спасения. Чем готовы пожертвовать, чтобы выжить. Особенно если Джоби был прав и у Мирриам тут свои счеты.
И снова тишину прорезает выстрел винтовки. Потом еще один. Я сливаюсь с неподвижной, настороженной водой. С безмолвием кромешной пучины. Тишина обволакивает, обостряет чувства. Я окидываю взглядом дома, высматривая следы нашей троицы.
– Вон они!
Я делаю вдох, и наши спутники тут же высыпают на пляж.
– Перл, поднимай паруса – надо уходить, сейчас же!
Она кидается к тросам и, упершись ногами в палубу, наваливается на них всем телом, а я встаю наперевес со штурвалом. Наблюдая, как Мирриам с Сетом и Джоби разом кидаются в воду, даже не снимая ботинок.
И тут я замечаю других. Жителей острова. Они не гонятся за троицей в море. Они берут их на прицел из тени. Гремит выстрел, и дыхание у меня пресекается. Меня опять переносит на пляж Розвира. Когда побережье заполнили красные плащи, а я была бессильна их остановить и спасти отца.
Сет камнем идет ко дну.
Я сглатываю и, перегнувшись через штурвал, высматриваю его в воде. Мирриам с Джоби взбираются по веревочной лестнице, а внизу бурлит темное море.
– В Сета попали! – выкрикивает Джоби, выбравшись на палубу, и сразу же за ним тяжелым шагом, заходясь от кашля, ковыляет Мирриам.
– Хватай штурвал! Перл покажет путь! – кричу я Джоби.
Я не могу бросить Сета. Не могу отдать его пучине, только не снова. Я ощущаю то же притяжение, слышу ту же песню, что привела меня к маминой записной книжке. Но в этот раз она никуда не ведет. А как будто, наоборот, призывает заглянуть в себя, открыть в себе скрытую силу. Я выравниваю дыхание и вглядываюсь в толщу воды. Не высматриваю, а скорее интуитивно нащупываю его тело, дыхание. И вот оно. Рука – кончики пальцев показались из воды и тут же исчезли, едва всколыхнув поверхность на долю секунды. Я отмечаю это место в уме. А потом, развернувшись, подбегаю к борту корабля…
И ныряю в воду.
Кровь у меня закипает. Я открываю глаза и пробиваюсь сквозь безмолвие моря. Кругом струятся потоки воды и, переплетаясь, обвивают грудь. Нырнув еще глубже, я касаюсь кончиками пальцев дна, пытаясь угомонить биение сердца. Я озираюсь и высматриваю признаки жизни, ищу отмеченное место.
Кровь. Едва различимая, смутная дымка. Прямо как в тот день, когда погибла мать. Багряная дымка. Немного другого оттенка, но все равно меня охватывает ужас. Я выкрикиваю его имя, изо рта струятся пузыри, и я плыву по кровавому следу, а сердце бешено колотится – слишком быстро, слишком сильно.
И тут я его замечаю. Он медленно, чересчур медленно оседает на дно, глаза закрыты, а из раны у ключицы цветком распускается кровь. Даже на расстоянии я вижу следы у него на лице, от которых останутся синяки. Сразу видно, что сражался он не на жизнь, а на смерть.
Я ускоряюсь, рассекая волны, и наконец подплываю к нему. Стоит мне обвиться вокруг, как тянущее чувство в груди перерастает в боль. И рвется изнутри с такой силой, что я невольно еще крепче смыкаю объятия. Я не знаю, что это и почему рядом с ним внутри у меня распаляется пламя. Мне не стоит поддаваться этому чувству. Нельзя поддаваться. Но я не могу его потерять, не сейчас. Не в таких обстоятельствах.
Я отталкиваюсь от морского дна, рассчитывая взмыть, как стрела. Но тут ногу пронзает острая, резкая боль, и я содрогаюсь в воде, безмолвно взревев. Нога пульсирует и кровоточит. Видимо, я налетела на камень и раскроила пятку. Заскулив, я на секунду теряю самообладание. Рана ужасно саднит, внутри все защемляет от шока, и Сет чуть не выскальзывает у меня из рук.