– Что это было?
Он только пожимает плечами и убирает руки в карманы.
– Я ведь предупреждал. Это символ нашей сделки.
По-прежнему хмурясь, я смотрю на запястье, потом опять на юношу. И задумываюсь: а вдруг эта сделка не просто слова? И я теперь повязана с неким существом, о природе которого можно только догадываться. С юношей, внутри которого таится чудовище.
– И когда ты выполнишь свою часть сделки?
Смерив меня хищным взглядом, он опять облизывает губы.
– Скоро. Очень скоро. А теперь рассказывай, что ты нашла у сирен.
Я круговыми движениями потираю запястье.
– Об этом мы не договаривались.
– Я хочу всего лишь защитить тебя. Вроде бы я это уже доказал.
– Ничего ты мне не доказывал.
– Может, мне тогда не торопиться со спасением. Вдруг понадобится больше времени, чем я рассчитывал…
– Так нечестно.
– Но мы о сроках и не договаривались.
Я сокрушенно вздыхаю. Он прав. Тут я просчиталась. Но даже если я скажу про карту, поставит ли это меня под угрозу? Он спасет меня лишь для того, чтобы перехватить у Реншоу?
– Ладно, – выпаливаю я и потираю виски.
Выбираю объяснение поубедительнее, настолько близкое к правде, чтобы ни в чем не соврать. Лишь опустить кое-какие детали.
– Мама оставила мне записную книжку с рисунком в виде восьмиконечной звезды. А по контуру звезды шли координаты. Поэтому мне и понадобилась команда. Чтобы поскорее добраться на место и найти то, что она мне оставила, в надежде… – Я сглатываю и отворачиваюсь.
– Я слушаю.
Он протягивает руку и невесомым касанием оглаживает мой подбородок. Его прикосновение отзывается по всему телу. И кровь одновременно распаляется и стынет в жилах.
Я ловлю его пальцы в кулак и впиваюсь в него взглядом.
– В надежде спасти отца и дорогого друга от виселицы.
Он хмурит брови и отводит руку под моим пристальным взглядом.
– Но предмет, который я нашла в пучине, их не спасет. Это не нож и не винтовка, не яд, которым можно опоить дозорных. А всего лишь пергамент. И прочесть его, как я уже сказала, могу только я. Что делает его скорее проклятием, нежели даром. И в некотором смысле лишает всякой пользы. Жизни родных мне на него не выменять. Я могла бы сбыть его тайны, которые Реншоу не удалось раскрыть с помощью моей крови, но я в плену на ее корабле, отец далеко, а всего через несколько дней он уже… будет уже слишком поздно.
Юноша некоторое время молчит, наблюдая за мной. Потом вздыхает и отходит на шаг, оказываясь наполовину в тени.
– Если это дар сирен, твой пергаментный лист, то никакое это не проклятие. Он гораздо ценнее, чем ты можешь вообразить. – Юноша мотает головой, и на губах его играет легкая улыбка. – Будь начеку. Не выдавай своих секретов Реншоу и ее сыну.
Не успеваю я припереть его к стенке с вопросом, когда он собирается меня вызволять, как он уже скрывается за теневым порогом.
Я опираюсь на бочки и, потирая запястье, кое-что осознаю. Он так и не назвал свое имя. Ни на Энноре, ни сейчас, на борту корабля. А сам при этом мягко, ласково звал меня Мирой, как будто нарочно подманивал, чтобы дознаться про карту, оставить у меня на руке свою метку…
Хотя я тоже не представлялась.
Глава 22
– НА, ПЕРЕОДЕВАЙСЯ.
Я отхожу, и мне кидают под ноги охапку вещей. Громилы Реншоу хлопают дверью, и я снова остаюсь одна в гнетущей тишине. После встречи с капитаншей прошел уже не один час, и по моим подсчетам – если я не провела без сознания дольше, чем думаю, – у меня остается всего четыре дня. Четыре дня и четыре ночи на спасение отца и Брина.
Я вздрагиваю и оглаживаю рубашку. На мне до сих пор та же одежда, в которой меня схватила Реншоу. Она уже слиплась с кожей, задубела и промерзла, так что, глядя на ворох вещей, я понимаю: придется подчиниться. Хотя бы в чистое переоденусь.
Я поднимаю с пола оставленное мне платье и морщусь при виде безвкусной золотой вышивки, тяжеловесной ткани, украшенной бисером. Это бальное платье, явно сшитое для пышных светских приемов на материке. А не на борту корабля. В нем даже передвигаться будет тяжело, не говоря уже о том, чтобы сражаться, если вдруг придется.
Тяжело вздохнув, я подхватываю с пола узкие вечерние туфельки, убранные мелким жемчугом, и нижнее белье под платье. Все выстиранное, и мне приходит в голову, что вещи, наверное, краденые. Скорее всего. Тут в дверь стучат кулаком, и по чьему-то приглушенному ворчанию я понимаю, что лучше поторопиться.
Я переодеваюсь, и с каждым движением желудок все больше урчит. Все это время я почти совсем не ела. Мне давали только воду и пару зачерствелых корок хлеба. Реншоу, видимо, нарочно морит меня голодом. Дожидается, когда я сломаюсь и помогу ей с этой чертовой картой.
Только я кое-как влезаю в эти нелепые туфельки, дверь открывается, и в комнату заходят двое головорезов Реншоу. Один худощавый, с презрительной ухмылкой и реденькими волосами с проседью; а второй в плечах такой широкий, что едва проходит в дверь. Над бледно-серыми глазами нависает бровь, сужая их до крошечных щелочек. Именно ему Реншоу приказывала перерезать мне горло. Я сглатываю и стараюсь не выдать свой страх, когда он больно хватает меня за руку и снова тащит по коридору в каюту к Реншоу.
Встречают меня музыкой: шарманка на столе выводит тоненькие, писклявые трели. И комнату наполняют играющие на повторе дребезжащие звуки. Я быстро осматриваюсь и замечаю накрытый стол, отполированные столовые приборы и свечи. Накрыто тут на пятерых, но я пока почему-то одна.
– Я решила, почему бы не устроить небольшой званый ужин, – заходя в каюту, говорит Реншоу.
Я резко оборачиваюсь и вижу на ее губах подобие улыбки, самую малость не дотягивающей до усмешки. Капитан смахивает с безупречно черного бархатного пиджака невидимую ворсинку и садится во главе стола.
Худощавый сбоку подступается к Реншоу и подает ей на ревизию бутылку вина. Та кивает, и он наливает ей в кубок. Откинувшись на спинку кресла, капитан беспечно крутит его в руке, и в пламени свечей вино поблескивает, словно кровь. Она как будто пытается выбить меня из колеи. Будто простукивает пальцами края, скребется, ищет слабое место, куда бы вбить гвоздь, сломить меня и выведать все, что ей нужно.
– Мы кого-то ждем? – спрашиваю я, стараясь сохранить невозмутимый тон.
Реншоу отпивает из кубка и, утирая губы тыльной стороной ладони, усмехается.
– Присаживайся, пей. Они скоро будут.
Второй громила, который выволок меня из кладовки, силой усаживает меня на стул. В его цепкой хватке вся кожа пульсирует от боли, но вида я не подаю.
Капитан щелкает пальцами, и в мой кубок наливают того же вина. Его переливчатый блеск напоминает мне кровоточившую в воде рану Сета. Я вспоминаю, как лицо его стало бледнее луны и жизненные силы покидали его на глазах. Интересно, он предал свою команду или они были заодно? И где они сейчас?
А еще интересно, зачем я его вообще тогда спасала.
– Пей.
Я сжимаю губы и отказываюсь ей подчиняться. Реншоу раздраженно вздыхает и делает своим людям знак рукой. Я замираю в ожидании, что меня опять схватят. Задумываюсь, может, сделать маленький глоток, но тут дверь с щелчком открывается, и в каюту входят трое гостей.
Первой я замечаю Перл. Взгляд у нее пустой, а нижняя губа припухла, и на щеке виднеется синяк. Она до сих в синей тунике, бриджах и сапогах, точь-в-точь как в нашу последнюю встречу. Не поднимая глаз, она садится на соседний стул; я чувствую прикосновение ее руки под столом и за этот краткий миг все понимаю. Она на моей стороне. И нас обеих предали.
Сет садится прямо напротив меня и, широко раскинув локти, откидывается на спинку стула. Но взгляд у него, вопреки моим ожиданиям, не победоносный, а рассеянный, обеспокоенный. Встретившись со мной взглядом, он быстро прячет это выражение за тщательно отрепетированной маской, украдкой покосившись на Реншоу. Свою мать. Кровь у меня закипает, но я решаю полностью игнорировать Сета. А вместо этого сосредотачиваюсь на том, кто сидит рядом с ним.
– Рада, что вы почтили нас своим присутствием, лорд Тресильен, – говорит Реншоу, подняв бокал в честь последнего, третьего гостя.
Я стараюсь не выдать себя под его пристальным взглядом. На его лице не отражается и тени узнавания, но в глазах я замечаю еле теплящийся уголек. Сжав губы, я с трудом отрываю взгляд. Сплетаю под столом пальцы, как можно крепче, чтобы сдержать дрожь.
Я уже в четвертый раз его встречаю, этого юношу, с которым заключила сделку во мгле. Получается, он и есть лорд Тресильен, правитель Эннора. Я касаюсь большим пальцем запястья, трогаю внезапно вспыхнувшую жаром метку. И краем глаза вижу, как он слегка улыбается, будто понимает, что я делаю в этот момент.
Я пытаюсь вспомнить то немногое, что о нем знаю. О том, кто он на самом деле. Итак, замок в форме пятиконечной звезды. Империя аптекарей, контрабандистов и кораблей, которая раскинулась отсюда вплоть до Дальних островов и даже дальше. Его влияние наверняка распространяется и на Арнхем, заодно с прилегающими юго-восточными территориями. Кроме того, это его портрет я видела на плакате о розыске в Порт-Тренне. Молодой правитель и глава семьи, в столь юном возрасте унаследовавший трон, богатство и власть. В трагически юном, как сказал Сет.
Юноша, владеющий опасной магией.
Которого разыскивает дозор – живым или мертвым, неважно.
Ему тоже наполняют кубок, и он оборачивается к Реншоу.
– Не каждый день меня вызывает к себе королева морей, – говорит он и, принюхавшись к вину, отпивает из кубка.
Реншоу, осклабившись, улыбается, и я чувствую, как Перл вся застывает в напряжении.
– Я лишь приглашаю, мой лорд. Ни в коем случае не настаиваю. Вы мне льстите. Или же наоборот? Мы оба знаем, что нужные мне морские пути в ваших руках. А какая я без них королева.
Лорд Тресильен пожимает плечами, небрежно покачивая кубок в руке, – сама невозмутимость.