Мне они были не страшны. Да, чтобы остановить химер, пришлось бы хорошенько вычерпать источник. Но в сравнении с тем матёрым волком они не шли.
— Что вы тут делаете? — преобразилась Аврамова, превратившись из кокетливой хозяйки салона в жёсткую и волевую женщину.
Без этого налёта напускной вульгарности она мне понравилась больше.
— Ищу одну особу, — не стал скрывать я. — Родственницу.
— Только не говорите мне, что явились ко мне для того, чтобы спасать честь сестры или какой-нибудь племянницы, — разочарованно произнесла Елизавета. — Право, это так банально и пошло.
— Да уж скорее свою честь спасать, — усмехнулся я.
И вновь преображение. Удивительным образом Аврамова будто олицетворяла свой дар. Такое бывает, лишь когда пользуешься магией беспрерывно. Что объясняло её высокий ранг. Она буквально жила иллюзиями, скорее всего, с самого пробуждения источника активно их применяя.
Теперь передо мной стояла по-настоящему заинтригованная женщина. И ей не терпелось услышать мою историю.
Придумывать я ничего не стал. Уже придумал для Вознесенской и вот куда меня это привело. Недооценил стремление графини заполучить столичное жильё.
Всё так же спокойно объяснил Елизавете, что её сиятельство порочит ту самую честь. Кратко и тщательно подбирая слова, конечно же. Выносить на публику подробности и уж тем более оценивать умственные способности Авдотьи Павловны, пусть и справедливо, было бы неприлично.
Но, понимая, что графиня подобное не смогла бы придумать сама, я хотел выяснить, кто же той помогает. И это вряд ли была Аврамова, судя по её удивлённому лицу.
— Графиня Вознесенская? Не слышала… Я бы запомнила эту фамилию, уж поверьте. Да, гостей у меня много и не всех я знаю поимённо. Но каждого проверяют.
Девушка осеклась, сообразив, что выдала мне детали, которые не собиралась рассказывать. Я ощутил всплеск подозрительности в её эмоциях, что прорвались наружу. Но сразу же она закрылась.
Я понял, что тот самый менталист, присутствие которого я заметил, и занимается проверками. Что логично — кто, как не маг разума способен вычислить неугодных. И меня уже заинтересовал он. Ведь речь, по сути, о намерениях гостей. Тема, весьма насущная для меня.
— Вы уверены, что эта особа здесь? — Аврамова вернула себе деловую непроницательность.
— Насколько я знаю.
Как таковой уверенности не было, только слова графа Ерохина. Но к чему ему это придумывать? Да и не могло быть совпадением посещение салона княжичем.
— Возможно, её сиятельство общается с молодым Шишкиным-Вронским, — поделился я своими соображениями.
— С Павлом? — вновь изумилась Елизавета. — Но он же…
Девушка замолчала, погрузившись в раздумья. Хмурилась она при этом довольно мило. Как и сомневалась, чего скрыть не могла. От волнения даже позабыла про морок, так что мне и не пришлось смотреть сквозь иллюзию. Как она не могла не использовать свой дар, так и я был не в силах не видеть её истинную внешность.
— Знаете, граф, мне это категорически не нравится. Не то, что ваша родственница себя так ведёт, на это мне наплевать. Тут не институт благородных девиц. Не нравится мне, что я ничего об этом не знаю, — неожиданно честно призналась она. — До вашей чести, уж простите, мне тоже дела нет. Впору о своей репутации беспокоиться. Чтобы мой салон стал прикрытием для подобного, я вообще не возражаю. Но только если сама участвую.
Закончила она свою речь с вызовом, пристально глядя на меня. И, не дождавшись ничего, кроме ожидания продолжения, довольно кивнула.
— Что же, если вас такое положение дел устраивает, я вам помогу. Но это будет услуга, я не склонна к благотворительности.
Я вдруг понял, что она ещё старше, чем мне показалось. Не было в её словах жажды наживы. Лишь нормальное убеждение в собственной ценности. Редко присущее молодым. Этим мне Аврамова понравилась ещё больше. Лучше знать, сколько тебе будет стоить та или иная помощь. Сколько или что ожидают взамен.
Конечно, учитывая её положение и покровителей, речь шла не о деньгах. И, раз уж она знала, кто я, то ясна была и цена.
— Я слушаю вас, — обозначил я готовность к переговорам.
— У меня возникло некоторое затруднение…
Всё же настоящая Аврамова была такой — прямой и решительной. Отбросив маску, носимую годами, она не стала подводить издалека. Рассказала всё как есть.
Но прежде взяла с меня слово дворянина. А затем, после очередной волны сомнений, и клятву посерьёзнее, то есть источником. Так как это касалось исключительно личного, я не возражал. Даже узнай я, что девица надумала убить императора, сумею донести до того же Баталова. Слабое место таких клятв в том, что многое не обговаривается. А магия слова в том и состоит, что работает лишь на сказанное вслух.
Аврамова торопилась, оттого упустила некоторые моменты, позволяющие обойти клятву. Как мне показалось, что все её приглашения для того и были, чтобы заполучить артефактора. Возможно, из-за своей репутации, она опасалась обратиться напрямую. Одно дело тайные визиты в салон, совсем другое — открыто принимать её у себя.
Елизавета ухватилась за шанс, стечение обстоятельств. Поэтому и клятву не обдумала, и рассказала всё без утайки.
Ведь порой артефактор был как доктор. Не зная истинную причину, не мог помочь.
— Я начну с моего детства, потому что это важно, граф, — сказала девушка, указывая на скамейку, стоящую под кроной большого дерева.
Мы присели, и Аврамова вывалила на меня всю свою жизнь. Довольно безэмоционально и скупо, по существу.
Эмоциональное в этой истории было лишь одно. Её брат. По этой причине она и рассказала всё с начала. Чтобы я понял, насколько это важно для неё. Что компромисса не будет.
Они родились в цирке. Самом обычном бродячем цирке, который ездил по всей империи, развлекая жителей. Если быть точнее, в цирке они выросли. Младенцев подбросили в один из фургонов, когда цирк уезжал. Обнаружили их на первой остановке, далеко от небольшого уездного городка, затерянного в одной из южных губерний.
Как им потом сказали, дети оказались настолько тихими и спокойными, что всю дорогу молчали, поэтому их не нашли сразу. Да и потом случайно — кто-то заглянул в фургон, где перевозили реквизит в поисках материала для растопки. Решили использовать потрёпанные афиши, сверху которых и нашлись подкидыши.
От обычных детей избавились бы. Бродячая жизнь сурова, лишние рты им были не нужны. Но среди труппы был один человек, способный видеть чужой дар. Он на стоянках изображал шамана, предсказывая будущее. Неважно, что шаманы никогда таким не занимались. Люди платили звонкой монетой за надежду.
В общем, тот старик не был обманщиком, как разоблачённый мной Степан-Себек. Видя дар, цирковой шаман хотя бы мог направить в нужную сторону.
Шаман и вступился за младенцев, взяв их воспитание на себя.
Дети были близнецами. Мальчик оказался менталистом, а девочка владела иллюзиями. И меня только сейчас осенило. Я немного знал близнецов, но все они и правда обладали дуальными силами магии. Любопытно.
Уж не знаю, как сумел тот шаман разглядеть дар в новорождённых. Возможно, был настолько силён. А может, просто пожалел детей. Но выросли они оба действительно сильными магами.
Но была проблема. То ли мать их рожала втайне, оттого второпях и не заботясь о здоровье детей, то ли так просто сложилось, но мальчишка не мог ходить с самого рождения. Что усугубляло отношение прочих, и не в лучшую сторону. Лишний рот, так ещё и обуза. Требующий особого ухода и условий.
Детство их выдалось непростым, пусть и наполненным приключениями. По крайней мере, Елизавета рассказывала о том времени с долей восторга. Переезды, представления, закулисная жизнь артистов — была в этом своя романтика.
Девочка с малых лет привыкла заботиться о брате. И защищать его, порой кулаками. Близнецы подрастали, прочно занимая своё место в цирке. Брат со временем стал помогать шаману. Научившись считывать людей, подавал знаки, и «гадания» удавались всё лучше и лучше. Предсказатель становился популярным, вместе с тем вызывая зависть коллег.
— Они подожгли наш дом, — обыденно сказала Аврамова.
Правда или нет, но в пожаре погиб их названный отец, старый шаман. А вину свалили на брата Елизаветы. Что, мол, он, инвалид такой, не уследил за огнём. Девчонка успела вытащить только брата. Обожглась с головы до ног, но спасти шамана не сумела.
Те, кого она считала семьёй, жёсткой и странной, но всё же семьёй, предали их. Винили в случившемся, осуждали и требовали возмещения за все годы «пропитания».
И, одной безлунной тёмной ночью, девушка забрала брата и ушла в никуда. Было это недалеко от Москвы.
Каким образом беглецы, не имеющие ничего за душой, устроились в городе и выжили, Елизавета не сказала. Бросила равнодушное «всё получилось». Это она посчитала неважным для рассказа.
Вот только с того момента, как появились деньги, единственной целью Аврамовой было исцелить брата. Но тут оказались бессильны лекари. Если бы недуг попытались излечить в детстве, шанс был бы. Теперь же магия жизни не могла помочь. Слишком поздно.
В столицу девушка перебралась по той же причине. Чтобы обратиться к Бажену, известному своими уникальными способностями. Но увы, маг озвучил тот же вердикт — неизлечимо.
Тогда-то Елизавета и решила, что раз не может помочь сила жизни, то возможно создать такой артефакт, который поставит на ноги калеку. Если не исправит, то существенно изменит жизнь.
Обратилась она к князю Левандовскому. Ну как же, заведующий кафедрой артефакторики главного магического учебного заведения империи! Уж он-то должен был помочь. Но и тут увы, не получилось.
Князь, по обыкновению, высказал своё отношение к даме в не самых лучших выражениях. Вряд ли оскорблял. Аркадий Власович был знатным снобом, но не хамом. Тем не менее Арамовой чуть ли не в лоб было сказано: покровительство высшего света не означает, что она его часть. И место своё нужно знать.