— Если вы не возражаете, Елизавета, то я бы хотел остаться с вашим братом наедине, — повернулся я к девушке, быстро оценив обстановку.
Двоих нервных удержать в рамках будет сложнее.
— А если возражаю? — с вызовом вскинула подбородок она. — Откажетесь помогать?
— Лиза! — возмущённо воскликнул Иван.
— Не стоит, — остановил я его и пристально посмотрел Елизавете в глаза. — Я не помогаю, а оказываю услугу. Поэтому вправе называть условия. Не надо воспринимать мою любезность, обусловленную воспитанием, за слабость. Либо вы сейчас выходите из комнаты, либо я вас выставляю отсюда. Понятно?
Как я и рассчитывал, возмущение от подобной грубости затмило всё прочее. Ушёл и страх, и переживания о судьбе брата. Аврамова побледнела и вылетела за дверь, оглушительно ею хлопнув на прощание.
С потолка осыпалась штукатурка, я стряхнул её с плеча и повернулся к Ивану.
Менталист застыл, распахнув и рот, и глаза. И тоже позабыл о тревогах, пребывая в глубоком шоке. Спустя несколько секунд его лицо дёрнулось, и он расхохотался. Смеялся Аврамов долго, до слёз. Вместе с этим уходило и нервное напряжение, терзавшее его всё время с нашего первого разговора.
Я подождал, пока он не успокоится. Тоже своего рода терапия, необходимая для успеха задуманного.
— Ну вы даёте, ваше сиятельство, — наконец заговорил он охрипшим голосом. — С ней так никто не говорил ещё. Давно так не говорил, если быть точнее. Рисковый вы человек.
— А вы? — улыбнулся я. — Достаточно рисковый?
— Я готов, — тут же стал серьёзным менталист и кивнул. — Даже если погибну, то в попытке изменить жизнь, а не просто мечтать об этом.
— Ну, такой жертвы не понадобится, — я покачал головой от подобной категоричности. — Но предупреждаю — будет больно. Очень. И не только сейчас, но и в первое время после процедуры. Вам придётся учиться ходить, как младенцу.
— Меня не страшит боль, — поморщился Иван. — Я знаю о ней всё, граф. Обо всех её видах, уж поверьте.
Но я-то и не собирался его пугать, просто настроить на результат. Ясно, что менталист его уровня пропускал боль через себя множество раз. Погружаясь в чужой разум, этого не избежать.
К тому же я правда не мог убрать все эффекты от вживления артефакта. Ведь боль — это не просто раздражающий фактор, а сигнал организма, созданный для выживания. Только так тело может сказать, что что-то идёт не так.
— Тогда приступим.
Пожалуй, не получи я ранее ранг магии жизни, не справился бы с этой задачей. Ведь сейчас жизнь переплеталась с металлом. Два понятия, предельно далёкие друг от друга. Хотя я ощущал материал, как живой, но это было не совсем так. И далеко не так, как оживал камень.
Целитель не может пользоваться только даром. Он должен понимать, что и как работает в организме. Одновременно чувствовать и магию, и процессы, происходящие внутри человека. Что само по себе отдельное волшебство.
Надо признать, что в один миг я едва не отступил. Одно дело, когда создаёшь сложнейшую схему артефакта. И совсем другое — человек.
Тончайшее плетение постепенно погружалось под кожу Ивана. Он держался до последнего, только сжимал губы и кулаки. В какой-то момент я уже отступил от первоначального плана и вливал в него целительный дар без ограничений. Не было нужды думать о цене — магия сама её выставила. И не постеснялась взять по полной.
Менталист закричал. Глухо и неистово. Скорее зарычал от боли, как медведь.
Я тоже ощущал это. Пришлось связать наши разумы на время процедуры. Иначе нельзя было контролировать, как всё идёт. Так что и я чуть не взвыл. Пот полился градом, застилая глаза. Но меня уже плотно держала магия — остановиться было невозможно.
Какой-то отголосок силы пришёл издалека — это джинн попытался помочь, поделившись магией. Капля в море, но лучше, чем ничего.
Не сразу я сообразил, на какой аспект сделать упор. Металл. По сути, я его оживлял, как и камень когда-то. Только сейчас делал частью человека. И я обратился к источнику, сосредоточившись на нём. Ещё и ещё, сколько возможно. И невозможно.
Как сделать чудо? Иногда его нужно заставить случиться.
И мне пришлось заставлять на чистом упрямстве. Вливая всю магию, которая была доступна. Кажется, я прилично зачерпнул и от элементаля, и от его мира. Ощутил жар пустыни. А затем и холод призрачного мира. И безмолвный сумрак мира теней…
Казалось, все аспекты закружились вокруг, сплетаясь воедино.
Но ярче всех горел металл. Я снова услышал его песнь.
Ранг навалился меня тем самым молотом, которым я орудовал этой ночью. Пришиб и повалил на пол. Выковал из меня того, кто способен управлять даром. Кровь будто сама превратилась в раскалённое железо, а голова — в наковальню, о которую громко стучало сердце.
Очнулся я от крика, одновременно немало удивившись.
Кричал Аврамов, но не от боли. Я с трудом открыл глаза и увидел невероятное зрелище — менталист танцевал. Выдавал какого-то незамысловатого гопака, хлопая себя по пяткам. Коляска валялась рядом, опрокинутая, а подле неё сидела Елизавета, совсем по-детски подогнув под себя ноги и со слезами на глазах.
— Не стоит этого делать… — еле слышно пробормотал я.
— А? — будто очнулся Иван и тут же рухнул.
Конечно же, артефакт заработал. Вот только это было как с пастилой — не стоило сразу нагружать себя с избытком. Организму нужно время, чтобы привыкнуть и освоиться с новыми возможностями.
— Ох… — выругался менталист так смачно, что стёкла зазвенели.
— Не торопитесь, мой друг, не торопитесь, — расплылся я в улыбке, садясь и потирая виски.
В голове всё ещё пульсировало и гудело.
— Вы сделали это, — Елизавета обратилась ко мне с горящим взглядом.
К счастью, все её сомнения были напрасны. Явно они уже успели поговорить, пока я валялся в отключке. То, что мне не попытались прийти на помощь, было логично. Хороший менталист может понять, плохо человеку или он просто… отдыхает.
— Я… — растерянно сказала девушка, умилительно хлопая ресницами. — Не знаю, что сказать… Я так вам благодарна, ваше сиятельство.
— Этого достаточно, — я осторожно встал и проверил своё внутреннее состояние.
Эффект получения ранга кузнечества был необычным. Я до сих пор ощущал себя сделанным из металла. Сила накопилась внутри и теперь ждала выхода. Спокойная и вместе с тем рвущаяся наружу, во что-то подходящее. И у меня было куда её применить.
— Недостаточно, — решительно помотала головой Аврамова. — Я достойно оплачу ваши труды. И буду должна вам услугу. Всё, что в моих силах и в моей сфере влияния. Думаю, вам это может пригодиться.
Она была права, информация, полученная в нужный момент, гораздо ценнее любых денег. Ведь не всегда её можно купить. Пусть я не собирался врываться в высший свет, но кто знает, куда может завести судьба. В конце концов, в ситуации с тётушкой это пригодилось.
Неважно, нравились мне светские игры или нет. Если уж придётся с ними столкнуться, лучше иметь под рукой оружие, чем оказаться в невыгодном положении.
— Полагаю, что это возможно, — кивнул я.
— И да, я совсем на вас не обижаюсь, — великодушно улыбнулась она. — За те ваши слова…
Я предпочёл промолчать. Бывают неисправимые случаи, с которыми бороться себе дороже. Её милостивое прощение лучше было не комментировать. Аврамов же хохотнул, наблюдая за этой сценой. Я шутливо-осуждающе нахмурился и менталист расхохотался уже в полный голос.
Прежде чем уйти, я проверил его магией жизни. Всё было в порядке, хотя внутренние процессы слегка нарушились и боль не утихала. Она ощущалась приглушённой и больше исцеляющей, чем приносящей страдания. Как чешется шрам, который активно заживает.
Больше Иван не поднялся. Послушался меня и лёг отдыхать. Успеет ещё набегаться, теперь было важно не торопиться и восстанавливаться постепенно. Хотя я по его глазам видел — попытается. Обожжётся, снова попытается и уж потом поймёт, что лучше сделать так, как я сказал. Ничего, это не ухудшит дело. Замедлит, но не испортит.
Домой я мчался, окрылённый желанием приступить к основному артефакту. Правда, мной двигала ещё одна жажда, помимо свершений. Голод, связанный со скачком силы. Я мечтал о тех запасах птицы, что сам сделал недавно. И был готов истребить их все.
Подумал заехать к Богдану Янину, проверить дела в ресторане и там подкрепиться. Но понял, что придётся потратить много времени, чтобы уделить достаточно внимания деловому партнёру. В ином случае нехорошо получится. Так что поехал прямиком домой.
Визитёра я заметил издалека.
Высокий мужчина в дорогой ливрее стоял на крыльце, выпрямившись и замерев, словно статуя. Где-то я его видел… Герб на груди мне тоже вроде был знаком, но голова была забита совсем другими заботами. Двумя конкретными. Поесть и поработать. Причём и то и другое предстояло сделать основательно.
— Ваше сиятельство, — ожил и поклонился гость, когда я подошёл. — Имею честь сообщить, что вас желает видеть его светлость князь Лопухин.
Мне кажется, я позволил себе хищную усмешку, так как посланник еле заметно вздрогнул. Ну вот не вовремя он со своими церемониями и тем более такой «честью».
Илья вовсю шёл на поправку, о чём мне сообщал целитель. Парень гулял в сосновом лесу, пил чудесные травяные чаи и вообще радовался жизни. Бажен Владиславович вообще хвалил своего тёмного пациента за послушание и строгое выполнение предписаний.
Поэтому дело было точно не в здоровье княжеского сына. А значит — несрочное. А ехать за город в имение Лопухиных означало потерять уйму времени.
— Очень рад, — искренне ответил я, ну, может, совсем чуть слукавив. — Но если его светлость желает побеседовать, то мне удобнее будет это сделать здесь. Ну либо он может подождать, когда будет удобно уже нам обоим.
— Я… — важно начал гость, затем до него дошло, что я сказал, и он растерялся: — Что, простите?
— Говорю, пусть его светлость приезжает, с радостью его приму, — медленно произнёс я. — Теперь прошу меня простить, но у меня очень срочное дело. Вопрос жизни и смерти, понимаете? — проникновенно спросил я.