— Юр, у меня есть пятьдесят копеек, — сказала Настя. — На, возьми.
— Хорошо.
На крыльцо выскочил Витька Лутак, худой пятиклассник с прыщеватым лицом. Он крикливо и быстро стал говорить, а потом завопил:
— За яблоками пришли? Сейчас Джека спущу! Папа, залезли в сад!
— Чего разорался? — спросил я. — Психованный. Пришли покупать, как люди. В калитку вошли. Продай яблок. Мы уйдем.
— Давай не заговаривай зубы. Ты в прошлом году лазил к нам в сад?
— Пошли, ребята. Мне расхотелось яблок, — Настя скривила губы. — Купим в палатке. Там сладкие!
— Ты кричал, Витька? — из дому вышел босой мужчина. Он зевнул, прикрывая рот рукой.
— Яблоки трясти хотят!
— Продайте! — сказала Настя. — У меня есть деньги. Юра, покажи деньги!
— Витька, ты чего перелякал меня? Бачишь, хлопцы гарные с дивчинкой пришли. Нарви яблок. Дивчинка, ты почекай трохи. У нас хорошие яблоки. Сам сажал. Як мед есть! А денег мне не надо.
Витька неохотно побрел к яблоням. Принялся собирать падалицы.
— Ты что, бисов сын, делаешь? — прикрикнул старший Лутак. — Рви яблоки! Антоновку не жалей!
— Мы бесплатно не возьмем! — Настя покраснела. — У нас есть деньги!
— Я рабочий человек, а не базарная душа!
Витька в подоле рубахи принес спелую антоновку. Яблоки были все как на подбор, желтые, пахучие.
— Жрите!
— Батька у тебя хороший! — тихо сказал я Витьке, — А ты — торгаш!
Старший Лутак улыбнулся мне:
— Дядьке своему привет передай. Грузился у него. Я на самосвале работаю!
— Ребята, пошли верхней дорогой! — сказала Настя, откусывая яблоко. — Здорово нам повезло. Драка не состоялась с Баскетом. Яблоками угостили!
На дороге остановился голубой автобус. Он привез смену рабочих из карьера.
Неожиданно перед нами вырос дядя Макарий. Я почувствовал, что глупо краснею.
— Куда собрались, лихая команда?
— Макарий Ксенофонтович! — Насте пришлось смотреть на свет, и она сощурила глаза. — Решили идти верхней дорогой. Юра нашел там гильзу от противотанкового ружья.
«Лучше бы не вспоминала, — с обидой подумал я. — Как простил, не знаю. Надо было не разговаривать».
Дядя не обратил внимания на мое нахмуренное лицо.
— Больше ничего не отыскали?
Вопрос явно адресовался ко мне, и Настя с Зайцем поняли его правильно и не отвечали.
— Прогуляюсь с вами. Никогда еще не ходил верхней дорогой.
Мы медленно начали подыматься в гору.
Недалеко паслись овцы. Одна испуганно заблеяла. Все стадо бросилось бежать, стуча по сухой земле маленькими острыми копытцами.
Я первый шел по петляющей узкой тропинке. Выше подымался отлогий склон горы с жухлой травой.
Дядя не умел ходить по горам. Из-под ног у него то и дело срывались мелкие камни.
«И зачем потащился с нами?»
На вершине горы дул порывистый ветер. Солнце село. На западе медленно остывала узкая полоска заката; горели белые облака, просвеченные красным светом.
Над петляющими рукавами реки и стариц подымался плотный туман. Он медленно плыл над камышами, и стоило ему чуть подняться вверх, из белого сразу становился розовым.
Дядя Макарий тяжело дышал. Но я не останавливался.
— Юр, не спеши! — сказала Настя. — Забыл, что у Макария Ксенофонтовича высокое давление.
«Ну и дурак же! — выругал я себя. — Нашел перед кем рисоваться. Забыл о болезни!»
Пошел тише. Чтобы как-то оправдать свой нелепый поступок, сказал:
— Чудно! Скоро стемнеет, а мел светится!
Мы поднялись на площадку. Сглаженная вершина прогибалась седлом. Ливневые потоки промыли по склону глубокие русла.
— Здесь нашел, — я показал рукой на куст полыни.
Дядя Макарий поднялся последним. Он разрумянился. Медленно вытирал лоб платком, казалось, удивляясь, зачем потащился с нами на гору.
— Это не позиция, — дядя внимательно осмотрелся. Скользнул глазами по подымающейся вверх тропинке. — Надо выше карабкаться.
Он подымался первым. Часто останавливался. Дышал тяжело, словно старый кузнечный мех.
Я понял, дядя Макарий тяжело болен. А я как дурак пристаю к нему с разными вопросами. И без моих вопросов ему тяжело.
Тропинка шла по щебню. На крутых уступах просвечивал мел. Впереди зияла трещина. За ней отколотые глыбы мела.
Дядя Макарий внимательно обошел одну глыбу. Лег за ней. Потом несколько раз менял место. Выбор остановил на огромном куске с острым шпилем. Выкинул перед собой руки, как будто прицеливался.
Я подошел к нему.
— Ложись, Юра!
Я вытянулся рядом. Прижался к крепкому плечу дяди.
— По заливному лугу танки бы не пошли, — рассуждал он медленно. — Двигались по дороге. Бронебойщик здесь лежал. Посмотри. Отлично видно дорогу! Федя, пойди встань на то место, где Юра нашел гильзу. Крикнешь мне.
Заяц быстро добежал.
— Макарий Ксенофонтович, готово!
— Справа стоишь?
— Да.
— Как вы узнали? Федю не видно под горой, — спросил я.
— Просто. Бронебойщик не мог вырыть окоп. Земля твердая. Стрелял, и гильзы скатывались вниз.
Мне захотелось представить себя бронебойщиком.
Внизу разбросаны домики нашей деревни. Каждую минуту на пыльной дороге могут появиться фашистские танки. Они будут стрелять.
— Тра-та-та-та-а-а!
Нужно пересилить страх. Выглянуть из-за укрытия и хорошо прицелиться. У бронебойщика один патрон. Выстрел должен быть точным.
— Бах!
— Юра, ты в кого стрелял? — спросил дядя Макарий.
— В фашистский танк.
— Целься лучше, солдат Мурашкин!
— Буду стараться! — тихо сказал я и посмотрел на огромную глыбу в темной сетке трещин. В нее, наверное, не один раз били молнии. Ее рвало солнце и обжигали ветры.
На край камня выбежала маленькая ящерица. Огляделась по сторонам и исчезла.
Прошло уже много лет после войны, а глыба все стоит. Раньше надежно укрывала бронебойщика, а теперь стала домом для ящерицы.
Невольно я перенесся в Корочу. Если колхозные тракторы не перепахали папин окоп, где стоял его танк, обязательно найду.
Если бы мне пришлось лежать с противотанковым ружьем, я бы не пропустил фашистские танки!
Говорят, родители первые друзья. А у меня?..
С мамой мы говорим редко. Настоящий разговор не выходит. Не понимает она меня. Есть еще дядя Макарий. Не знаю, как показать, что я к нему очень хорошо отношусь. Внешне в обращении к нему у меня это не получается. Стесняюсь. И еще у меня сдержанный характер. Не могу простить, как глупо вел себя на горе. Дома дядя принимал лекарство. И все из-за меня. Дурак, самый настоящий дурак! Борис Голованов защищал его в бою, а я чуть не убил на земле!
Дядя задыхался, но не сказал, что болело сердце. Он, как и в бою, не привык сдаваться. Я ему все расскажу! Мы поймем друг друга!
Встретил Алешку с Петькой Кувыкиным. Алешке не до меня. Забот хватает. Что стряслось? Наверное, опять начудил Кувыкин. Выгнал бы его Алешка из бригады, хватит перевоспитывать. Зря только время тратит. Мне нравятся Олег Краснов и Костя Иващенко. Мировые хлопцы!
ГЛАВА 19 Бронебойщик стоял насмерть
Утро выдалось на редкость пасмурное. На ветвях круглыми пятаками желтели листья вишен — им уже не хватало солнца.
Взял дневник. Удивительная это вещь! Начал листать, и уже не оторваться. Читаешь одну запись за другой.
Больше всего я испытывал волнение, когда доходил до письма красноармейца Александра Виноградова. «Нас было двенадцать, посланных на Минское шоссе преградить путь противнику, особенно танкам. И мы стойко держались. И вот уже нас осталось трое: Коля, Володя и я, Александр. Но враги все лезут. И вот еще пал один — Володя из Москвы. Но танки все лезут…»
После нашего похода с дядей Макарием на гору я часто думал о судьбе неизвестного бронебойщика. Подолгу не отходил от окна. Даже в самый пасмурный день можно было разглядеть гору. Я смотрел на нее и старался угадать среди темных складок и рыжей травы белую глыбу.
Я завидовал дяде Макарию. Он легко отыскал огневую позицию бронебойщика. Конечно, ему помог военный опыт. Жив ли бронебойщик? А может быть, бой с фашистскими танками под Встреченкой был для него последним?
Я принимался изучать найденную гильзу от противотанкового ружья. Заглядывал в отверстие. Лазил проволокой, искал записку. Но все было тщетно. Иногда принимался фантазировать. Представлял себе бронебойщика. Был он из Москвы… Звали Володей…
После уроков я собрал ребят своего звена. Был немногословен.
— Бронебойщик должен был подбить фашистские танки!
— Да, — согласился со мной Федя Зайцев. — Место хорошее выбрал.
— На дороге стояли подбитые танки, — сказала Маша Шустикова. — Мама мне рассказывала.
— А где они? — поинтересовалась Настя.
— Увезли на переплавку, как металлолом! — Заяц достал из кармана черный мячик и принялся тискать.
— Надо узнать, сколько бронебойщик подбил фашистских танков, — сказал я решительно. — В деревне должны знать.
— А как мы найдем этих людей? — недоверчиво спросила Маша Шустикова.
— Придется ходить по домам. Ведь кто-нибудь должен помнить бои. И солдаты по домам стояли.
Мы неторопливо зашагали к себе на Встреченку. По дороге присматривались к старым ветлам, домам, искали следы боев.
Я вспомнил свою поездку в Корочу. Почему Витька до сих пор не написал мне? Удалось ли ему отыскать окоп, где стоял папин танк в засаде?
Заяц неожиданно предложил:
— Юр, давай разделимся и сейчас пойдем. Возьмем по одной стороне улицы. Ты согласен?
— Идет.
Настя Вяткина с Машей Шустиковой остались со мной: нам досталась речная сторона.
Федя со своими ребятами ушел к горам.
В первом доме нам не повезло. На дверях висел большой замок. Потом мы нерешительно остановились перед беленькой хаткой под соломенной крышей. Распахнулись створки окна, и круглолицый мужчина позвал нас: