ообнимали и почмокали в щеки. Поверх плеча Элейн он смотрел, как к нему приближалась Барбара, и когда ее заслонила голова Элейн, он отодвинул девушку в сторону.
— Ты стесняешься, Роб? Извини, просто я так рада, так рада, что ты на меня не злишься. Ведь ты не сердишься, правда?
— Разве на тебя следовало бы злиться?
— Не знаю, кто прав, кто виноват, но давай забудем об этом.
— Здравствуйте, Барбара, — сказал Робби.
Она кивнула ему с той отчужденностью, которую обычно бережешь для соседей, столкновений с которыми тщательно избегаешь.
— Если у вас есть время, я приготовлю кофе.
— Я не знаю. Ты как, Роб?
— Конечно, полчаса больше или меньше — это роли не играет. Благодарю вас, Барбара. Если это не трудно.
Открыв входную дверь, Барбара впустила их внутрь. На ступенях на середине пролета сидел мужчина, читающий газету.
— Что ж, терпение вознаграждается — моя мама всегда мне это говорила, — заявил мужчина, сворачивая газету и тяжелыми шагами спускаясь вниз, сжимая в руке букет фиалок.
— Здравствуйте, Алекс, — сказала Барбара. — Давно ждете?
— Десять минут. — Мужчина повернулся к Робби и сказал, протягивая руку: — Привет, меня зовут Алекс Хаммонд.
— Роберт Франклин, — подозрительно произнес Робби, — а это Элейн Уэстин.
— Я пришел не вовремя, Барбара?
— Да нет, мы как раз вернулись, — сказала Элейн.
Четверка смущенно замерла у дверей гостиной, глядя на увядающие цветы Тедди.
— Ваш поклонник все еще не сдается? — спросил Алекс.
— Ее поклонник является моим отцом, — резко ответил Робби.
— Робби, принеси из спальни вещи Элейн, — властным тоном произнесла Барбара. — Они на кровати.
Робби почувствовал себя так, словно его ребра треснули, затем, неуверенно тряхнув головой, последовал туда, куда указывала рука Барбары, а именно — в спальню.
— Алекс, приготовьте нам чего-нибудь выпить, хорошо? Я сейчас вернусь, — сказала Барбара, трогаясь вслед за Робби.
Тот как раз поднял сумку, лежащую у кровати.
— Именно здесь все это происходит, Барбара? — спросил он, нажимая рукой на кровать.
— Понизь голос.
— Тебе на меня совершенно наплевать?
— А какое это имеет значение?
— Я не могу просто так вычеркнуть прошлую ночь, словно ничего не произошло. Кем… кем тебе приходится этот мужчина?
— Я с ним встречалась однажды. Слушай, забирай ее вещи и уходи. Я ответила на твои вопросы.
— И еще один.
— Не надо.
— Нет, я спрошу. Он спал с тобой?
— Если я скажу тебе правду, ты уйдешь?
— У меня есть выбор?
— Нет, на самом деле — нет. — Она ласково посмотрела на него. — Нет, не спал.
— А будет?
— Не знаю. А что, это важно? — На ее лице появилось усталое, отрешенное выражение.
— Чертовски важно.
— Ладно, а теперь сматывайся.
— Барбара, надеюсь, ты умрешь за свои деяния.
— Я умерла много лет назад.
Его рука метнулась к ней под юбку. Барбара прижала свои губы к его. Высохшая страница старинной книги. Робби стиснул молодой женщине подбородок и заставил ее раскрыть губы.
— Ну а теперь будь примерным мальчиком, уходи.
— Мои пальцы пахнут тобой.
— Тогда спеши к ближайшей заправке, отмоешь их в сортире.
— О чем ты думала ночью, когда я пожирал тебя?
— Что то же самое до этого делали знатоки.
— Разве тебе было со мной плохо?
— Я — нормальная женщина. Мне понравилось.
В уголке ее глаз навернулись слезы, и Барбара вытерла их костяшками пальцев.
— Я не могу слушать всю эту похабщину, изображая из себя крутую девку. Я преподнесла тебе подарок — подарок, Робби.
Взяв сумку, Робби вышел из комнаты.
— Я не хотела мешать вам, — сказала Элейн. — Полагаю, вы говорили о Тедди?
Алекс звенел льдом в пустом стакане. Он сидел на стуле с высокой спинкой, словно судья на теннисном корте. Увидев Барбару, он поднялся.
— Кажется, меня занесло в семейные дела, — сказал Алекс.
Элейн, целуя, стиснула Барбару, а Робби ждал своего череда, стоя спиной к Алексу. Наконец он по-братски поцеловал Барбару в щеку.
— Похоже, в вашей жизни, Барбара, все происходящее приобретает форму значительного события.
— Мой отец и Барбара помолвлены, мистер, — сказал Робби.
— С облегчением слышу это. Я думал, что потеряю рассудок, когда узнал, что Барбара бродит неприкаянная. Счастлив ухажер, несчастливы все прочие.
— До свидания, — сказала Барбара, провожая Робби и Элейн к двери.
— Не пропадай, Барб. Обещай мне.
— Обещаю.
После того как они ушли, Барбара осталась у двери, словно ища в памяти волшебное слово, которое закроет дверь.
— Лед здесь замечательный.
— Загляните в бар.
Алекс встал, открыл бар и налил себе стакан виски.
— Я звонил вам все выходные. Я вовсе не собирался забредать в то, что не является моим делом.
— Я рада, что вы пришли, — сказала Барбара, выпивая большую часть содержимого его стакана.
— Вы выглядите так, будто провели те еще выходные.
Барбара молча села на пол у ног Алекса, и тот понял, что ему нужно продолжать болтать о чем угодно, удерживая ее от того, чтобы попросить уйти, как только он докончит свой коктейль.
— Это правда, что вы выходите замуж?
— Я передумала.
— Немногое мне известно о вас, и еще меньше я понимаю.
— Возможно, так лучше. — Барбара взяла из его рук стакан и, встряхнув кубики льда, бросила один себе в рот и принялась его сосать.
— Я отобрала ваш коктейль.
Она приготовила еще один.
— Сегодня я не хочу оставаться одна.
— Я тоже. Но я пришел не просто в поисках общества.
— У вас бывало такое чувство, не имеющее под собой никакой основы, что вас ожидает впереди масса неприятностей?
— Оно бывает у меня всякий раз, когда я отправляюсь в суд. Необъяснимые страхи, которые обычно оказываются неожиданными свидетелями или тем, что некто, чей рассказ я слышал шестьдесят три раза, стал перед присяжными менять свои показания. Я боюсь того, к чему не могу заранее подготовиться, поэтому большую часть времени я опасаюсь катастрофы — чьей-либо жизни или свободы. — Он усмехнулся про себя. — Кажется, у меня это звучит словно мелодрама.
— Вы хороший специалист в своем деле?
— Ну да, хороший. Довольно хороший.
— Вы выиграли этот процесс?
— По правде говоря, нет. Но я добился того, что обвинение смягчили до неумышленного убийства. Барбара, чем вы хотите сегодня заняться?
— Ничего не могу придумать.
— За кого сражался этот мальчик, за себя или своего отца?
— За обоих.
— Вы в этом замешаны?
— Как я могла остаться незамешанной?
— Возможно, мне не стоит больше задавать вопросы? Просто у меня профессиональное стремление устанавливать истину.
— Да, не надо устанавливать истину и не надо говорить об юриспруденции.
Они решили съездить в Рэй, где располагалось здание, которое Алекс намеревался осмотреть, и где в сельском клубе у него были какие-то знакомые, которым он обещал заехать и выпить стаканчик-другой. Всю дорогу они слушали по радио музыку. Барбара не разговаривала, а Алекс не принуждал ее к этому. Они свернули на Гринтри-авеню.
— Не так давно я заезжал в «Эль-Морокко» со своим клиентом. Я уже целый год не бывал там, но он был со Скалистых гор и решил, что это лучшее место для разговора, а поскольку я был его гостем, то решил не возражать. И получилось так, что там очутилась моя бывшая жена. Это так интересно — наблюдать за людьми, когда они тебя не видят. До этого я с ней не сталкивался, и у меня в груди как-то защемило, а потом это чувство переросло в боль. Моя жена сидела в кабинке, а я — у самой стены, так что ей потребовалось бы подойти вплотную, чтобы заметить меня. Я наблюдал, как она танцует. Виляя задницей, прижимаясь к этому типу, и я мог видеть удивленное выражение в его глазах, словно он зашел в универмаг, протянул в кассу пять долларов, а продавщица дала ему сдачу как с двадцати. Момент противоборства. В его руке шестнадцать долларов и покупка, и он не знает, что делать. Он пригласил сюда мою жену, мало что рассчитывая получить взамен, и обнаружил, что она — потаскушка. Сперва он не знал, как к этому отнестись, но когда жена дала ясно понять, что к концу вечера не будет никаких проблем и ночных сценок «где там твоя молния», он осмелел. Я не мог не смотреть. После второй бутылки шампанского жена заказала третью, и мне было видно, что она лишь едва касается еды — так поступает человек, выпивший лишнего. Мужчина запустил руку ей между ног, она стала целовать его в ухо, и оба продолжали пить. Я испытал не столько отвращение, сколько ужас от того, что был женат на этой шлюхе, делился с нею — постельные отношения значили меньше всего, — но я доверился ей, усердно трудился, чтобы стать хорошим адвокатом, она была одной из причин, по которой я обладаю всем тем заработанным потом и кровью, что имею. Моя жена, спотыкаясь, пошла прочь, бормоча что-то официанту, а мой клиент со Скалистых гор обернулся ко мне и сказал, улыбаясь: «Алекс, вот оно, обаяние… именно в нем все дело, дружище». А когда мы вышли на улицу, он сказал мне: «Дружище, этот вечер — из непревзойденных, из незабываемых».
Дом стоял на углу, с маленькими окнами, закрытыми тюлевыми занавесками, и приличных размеров загоном перед входом. На газоне их ожидал мужчина.
— Почему вы мне рассказали о ней? — спросила Барбара.
— Потому что я чувствовал себя мерзко, а рассказав все вам, стал чувствовать себя не так паршиво.
— Надеюсь, вы не рассчитывали на обмен откровениями?
— Нет, Барбара, не рассчитывал. Вы расскажете мне то, что захотите, тогда, когда будете к этому готовы.
— Почему вы развелись со своей женой? Из-за фотографа?
— Отчасти. Она была гулящей, а я — постоянен, а это сочетание никогда ничего не приносит, кроме горя. Я знавал пары, которые пробовали жить так — иногда это тянется многие годы, — но затем однажды муж застает свою жену в спальне, или на вечеринке, или Бог знает где еще, на коленях у кого-то, более чем хорошо ему знакомого, а из друзей, как правило, получаются самые лучшие любовники. Их подвергают тому же обольщению, что и мужей, и обычно в то же самое время, поэтому они — хорошее капиталовложение, а поскольку они друзья, то принадлежат тому же социальному слою. Кроме того, они — самые безопасные.