– В этом – да. Но ты же и не верила в мою безвременную кончину?
Любовница приподнялась на локте и провела пальцем черту по телу Ги от лба к паху.
– Я не знала, во что верить.
– Какая постыдная неопределенность. Между прочим, меня грели мысли о тебе.
Он солгал. Думать о женщине можно в разных жизненных ситуациях, но уж явно не в той, когда в тебя втыкают серп и оставляют умирать в сточной канаве.
– Сарказм тебя не красит, Ги.
– Знаю.
– И ты пришел сюда не затем, чтобы трахать меня.
– В том числе, – отшутился Ги.
– Выкладывай.
Жоржетт встала с постели, чтобы взять тонкую сигарету. Закурив, она вернулась в постель. Простыня моментально покрылась пеплом. Ги не придал этому значения: ритуал с курением повторялся из раза в раз. Интересно, вела ли Жоржетт себя так же с мужем?
– Для всех я мертв.
Усмешка.
– Не вижу ничего веселого. Я мертв, но при этом жив. И чтобы остаться в этом качестве подольше, нужна твоя помощь.
– Денег не дам.
– Деньги – не главное. У тебя есть кое-что другое.
Жоржетт покачала головой и стряхнула очередную порцию пепла в опасной близости от голого бока мужчины.
– Забудь об этом, дорогой. Я не сумею объяснить пропажу.
– Даже одной дозы?
– Даже так.
– А кражу? Рассказать, как тебя атаковали у калитки, связали и оставили в комнате, а потом пробрались в кабинет и вытащили сыворотку?
– А что помешает Жильберу потом незаметно подлить сыворотку мне и вытянуть правду?
Ги развел руки и не удержался от улыбки.
– Может быть, любовь?
Около года назад в колонке главного злослова журнала Petit Lutetien вышла статья, названная "10 причин ненавидеть магию". Ее с удовольствием читали и с еще большим удовольствием обсуждали все – от мала до велика, от рабочих, ничего не смысливших в принципах волшебства, до колдунов – телохранителей короля. Среди очевидных грехов навроде некромантии, несанкционированной демонологии и полумифических порталов в Пустоту попадались и весьма нестандартные измышления. Так, почетное третье место заняло целительство, якобы мешавшее прогрессу химической науки и материальной медицины. Но гораздо удивительнее было то, что на пьедестал автор поставил алхимию.
Уже тогда Ги понимал ход мыслей журналиста. Алхимия была доступна каждому, у кого хватило мозгов ее выучить. Магического дара для ее постижения не требовалось, всю работу выполняли так называемые "материи", заключенные в ингредиентах. Лишь редкость и дороговизна самых опасных с точки зрения сочетания материй препаратов, полагал журналист, удерживала мир от анархии и власти страха.
Анархию Ги считал преувеличением, но, держа в руках одну из запрещенных смесей и гадая, на ком ее испробовать в первую очередь, он явственно слышал, как в глубине души звучали голоса зла. Во внутреннем кармане безрукавки лежала сила. Сила, заключенная в склянку.
Любой дипломат знает рецепт сыворотки правды лучше, чем Символ веры во Всевечного Отца. Не хуже они представляют, что будет, если кто-то поймает их на применении смеси (в половине стран нарушителя ждет виселица, в других – пуля в затылок), но и пренебрегать сывороткой не имеют права. Залог успеха дипломата – не попасться на нечестной игре. Сыворотка обеспечивала козыри на руках, но ставила под угрозу всю миссию, если мухлеж проваливался.
Утомленным Жоржетт, но не утратившим желания разобраться за день со своей главной заботой, Ги поехал во внешний квартал, где жил Свен. Без помощи информатора – и дружеской помощи, чего уж там – он не рассчитывал на раскрытие тайны маньяка в соломенной шляпе. И, если Свен окажется предателем, Ги надеялся вытянуть из него как можно больше за время действия сыворотки правды.
По дороге он купил маленькую плоскую бутылку кукурузного виски из Конфедерации, затем зашел в аптеку за шприцем с толстой иглой. Спрятавшись за домом Свена, Ги набрал в шприц четверть меры сыворотки (по словам Жоржетт, этого хватило бы, чтобы помутить разум человека на целый день), проколол бутылочную пробку и превратил обычный алкоголь в напиток с сюрпризом.
Квартира Свена всегда напоминала берлогу, но с момента последнего визита Ги превратилась в самую настоящую помойку. Из-за приоткрытой двери тянуло кислятиной. Толкнув ее и перешагнув порог, Ги едва не вступил в лужу чего-то бурого. Пол стал похож на шкуру леопарда из-за десятков разноцветных пятен, мебель стояла не на местах, прямо посередине рабочего зала стояло спинками друг к другу два дивана, на одном из которых спала какая-то женщина. Сам хозяин стоял со стаканом у окна и не обернулся даже на скрип двери.
– Свен, – позвал Ги.
Швай медленно повернулся.
– Ги?
Северянин бросился на друга так стремительно, что тот не успел среагировать. Желай Свен зла, он беспрепятственно сумел бы нанести удар, но к великому облегчению Ги, ничего подобного он не планировал. Швай стиснул его в объятиях, оторвал от земли и в пьяным восторге закружил по комнате. Надолго его не хватило, и они растянулись на полу.
– Ты жив, – захрипел Свен.
Ги попытался подняться, но поскользнулся в еще одной луже и снова упал. Злиться на это было просто невозможно, и он расхохотался. Свен присоединился к нему, и добрых несколько минут друзья валялись в грязи, заходясь смехом. Ругая себя за то, что вообще мог подумать о предательстве Свена, Ги поглубже задвинул бутылку отравленного виски во внутренний карман.
– Я не верил, – сознался швай, цепляясь за стол и неуклюже выпрямляясь. – Прости.
– Оправданием тебе служит пьянство. Это ж моя заупокойная?
– Ну да. – Свен икнул. – Пью уж три недели как. Старые боги говорят, мертвецу нельзя видеть, что по нем грустят, чуешь, да?
– Значит, ты веселился?
– По мере сил! – Информатор ткнул пальцем в сторону женщины на диване. – Давай-ка выпьем еще?
Они сели на свободный диван, и Свен протянул гостю с того света стакан какого-то мутно-белого пойла. Порция алкоголя, как это частенько бывало, развязала язык, и Ги единым словесным потоком расписал другу свои похождения, приведшие к кровати в госпитале Челесты. Швай слушал, не перебивая, потом многозначительно кивнул.
– Та еще история.
– Приятного мало, дружище. Как будто попал в детективный роман, причем не в качестве умного главного персонажа, а предназначенным в жертву развития сюжета.
Такое сравнение оказалось чересчур мудреным для хмельных мозгов Свена.
– Я в дерьмовом положении – вот что хотел сказать, – поправился Ги.
– А, ну так это понятно. Чем я могу помочь?
– Как обычно.
– Ничего не знаю о твоей соломенной шляпе, даже не спрашивай.
– А другие варианты?
– Ты о чем вообще? Хёль меня пожри, если я хоть что-то понимаю.
– Давай рассуждать логически.
Свен ухмыльнулся. Дурной знак. Логика и алкоголь обычно редко шли рука об руку.
– Да знаю я, что ты набрался, но постарайся вникнуть. – Ги показал Свену два пальца. – Всего на ум приходит два варианта, почему меня хотели убить. Первый и маловероятный – это месть. Он предполагает, что актрис резало сразу несколько психов. Я нашел одного из них, и его приятель мне отомстил. И второе – сокрытие следов. В этом случае, убитого Карпентье Марселя Раву попросту подставили. Ему подбросили парочку якобы улик и направили меня по нужному следу. А как только я выполнил все, что настоящим злодеям было угодно, они решили избавиться и от меня.
– И что?
– А то, что, если я прав, настоящего маньяка стоит искать среди тех, с кем я взаимодействовал, охотясь за убийцей Денн. Это Одервье, Шедерне, Карпентье либо Луи Балаво.
– А Галлар, ты не подумал о нем? – предположил Свен. – За ним ходит слава хитреца и манипулятора. Разозлить тебя, подкинуть пару ниточек этой свой оперативнице – и вот оно, дельце выгорело.
– А какая ему от этого выгода?
– А какая выгода всем остальным? Какие вообще цели у людей, режущих женщин в визиоэфире?
– Они больные ублюдки. Возбуждаются от этого, может быть. Как будто вокруг нас мало товарищей с наглухо сдвинутой крышей!
– Да, в этом может быть причина, – согласился Свен, – но лично я тут подумал и посчитал, что мотив куда банальнее: деньги.
– То есть?
– Возбуждаются не сами преступники. Или не только они.
Ну конечно! Ги хлопнул себя по лбу.
– Они продают сведения о канале, на котором произойдет убийство!
– Или того хуже: продают право придумать сценарий убийства.
Перед глазами Ги восстала цепочка дьявольского плана кровожадных дельцов: закрытые аукционы, где извращенные богатеи торгуются за право определить судьбу очередной несчастной; письма с координатами выбранных для кровавых представлений каналов, рассылаемые курьерами наподобие мальчишек Одервье; подкупленные или исчезнувшие актеры, визоры, под страхом смерти снимающие смерть чужую.
– Ты гений, дружище.
– Жаль, не понял этого раньше, – скривился Свен. – Пошел бы в сыщики.
– Очень смешно. Но раз ты понял это, то как можно не уяснить, информация о ком мне нужна на самом деле?
– Одна из четырех фамилий, да?
– Все четверо. Но проверю я сперва тех, у кого есть связи среди ценителей порнографии.
– Балаво и Одервье.
– Только Балаво. По долгу так называемой работы ему просто необходимо разбираться в предпочтениях клиентуры. И он достаточно беспринципен для того, чтобы пойти на любую низость. Даже убийство. А почуяв, что близок к раскрытию, он вполне мог и таким экстравагантным способом свалить все на Раву и исчезнуть из города.
Информатор впал в пьяную задумчивость.
– У тебя на него ничего нет, – догадался Ги.
– Ничего, – признал Свен. – Но я непременно раскопаю все, что нужно, дай только срок. Пока же предлагаю еще раз проверить Одервье.
– В его причастность лично я верю меньше всего.
– И все же назвал его фамилию.
– Но не идти же к нему на поклон! Не хочу ему открываться.
– Так и не надо. Залезь к нему утром, когда заведение закрыто, а все девки спят после трудов праведных. Если хочешь, посоветую взломщика. Заплатишь чутка, а всю работку сделает он. И если поймают, никто не узнает, что ты жив.