– Никак не могли мы знать, чем занимается наша Денн. Никак нам не говорила. Деньги-то слала, но никак не выдавала, откуда их брала, – и так далее.
Галлар позволил ему завершить этот монолог, больше походивший не то на оправдание нерадивого отца, не то на обвинение в скрытности блудной дочери.
– Она ваш единственный ребенок? – спросил криомант, едва Ларе замолчал.
– Как же единственный, – ответила мать. – У нас и младшенькая есть, Вивьенн.
– Где она?
– Не знаем, – вздохнула мать.
Галлар закатил глаза, радуясь, что бездарные родители не могут этого видеть. Они упустили дочерей уже очень давно, судя по тому, что он только что услышал.
– Зачем, – зашел он с другого края, – Денн поехала в Лутецию?
– Мечтала о богатстве, – поведал отец. – Никак не хотела смириться с тем, что мы живем, как все. Нам-то никак не нужны золотые горы, мобили да золотые цацки, а у ей глаза завидущие.
– По ребятам-то здешним бегала, – вступила мать. – У кого паромобиль, с тем и гуляет. Дарили ей много чего, она у нас красивая была.
– Виви такой никак не была.
– Нет, не была, – поддержала мужа Ларе-старшая. – Та поскромнее, да и парень у ей один был. С ним и убежала.
– Куда убежала?
– Тож в Лутецию. Эйме его звать. Он в полицию поступил, а она прям с ним до города поехала, нам ничего не сказала.
– Эйме-то всяк неплохой парень, – добавил отец. – Все пишет родне, на бумаге красивой такой, а наша хоть бы словцо прислала!
– Ладно, – Галлар перебил очередной поток излияний. – Речи о Вивьенн не идет. Остался тут кто-то, с кем Денн близко общалась? Подруги? Кавалеры?
Мать улыбнулась, как показалось криоманту, с гордостью.
– И очень много таких. Вот хотя б к соседям зайдите, Бодо. С их парнем гуляла. А он видный такой, знаете.
– Подруги?
– Клод у Регнеров, – вспомнил отец. – Постоянно с ней ходила. А мне она не нравится. Некрасивая она, все хотела через Денн-то жениха ухватить. А никак и не вышло!
Двух имен Галлару хватило. Он уже твердо уверился в том, что из родителей ничего полезного не вытащил бы даже чародей. Они понятия не имели, что за человек Денн. Рассчитывая на помощь молодежи, криомант раскланялся со старшим поколением. Бокал вина остался стоять на столе. Дверь за Галларом не закрывали.
– У нас тут все свои, – махнул рукой отец Ларе.
Только собственная дочь оказалась чужой, подумалось криоманту.
Наммай Бодо жил на чердаке большого дома с покатой крышей. Несмотря на то, что Ларе говорили о соседях во множественном числе, компанию юноше составлял один лишь рыжий кот с драным ухом. Впустив Галлара в свое укрытие – колоссальных размеров пустое пространство с единственным обжитым углом, отгороженным ширмами, – Бодо лег на кровать и закинул ногу на ногу. Вызывающая поза, призванная продемонстрировать, что криоманта не боятся, эффекта не произвела.
– Не предложишь сесть? – спросил Галлар.
– Садитесь, куда хотите, долго все равно не пробудете. Я ни в чем не виноват.
Криомант выпустил отработанный газ. Ему становилось тяжко и некомфортно. Допрос Бодо следовало закончить как можно скорее.
– Я тебя и не виню. – Галлар примостился на подоконнике. В своем кабинете он предпочитал сидеть именно там. – В противном случае начал бы беседу, сломав тебе ноги.
Бодо вздрогнул.
– Денн Ларе, – сказал криомант. – Что тебе о ней известно?
– У нее на левой груди родинка.
Галлар соскочил с подоконника (недолго же вышло посидеть), одной рукой сгреб наглеца за ворот рубахи и поднял в воздух. Большой палец щелчком открыл резервуар в рукаве, и вытекшая вода в левой руке мага моментально приняла форму короткого ледяного клинка. Галлар поднес острие к лицу Бодо.
– У меня плохо с чувством юмора, – прошипел криомант, обдав юношу паром из фильтров. – Смеюсь только над своими шутками. Денн Ларе. Что тебе известно о ней?
– Ее убили недавно, – запищал Бодо. – Но это не я, спросите у кого угодно!
– Конечно, не ты, слизняк.
Галлар отшвырнул Бодо в сторону и, сжав кулак, раскрошил ледяной нож в мелкие осколки.
– Что тогда вы от меня хотите?
– Узнать правду о ее бегстве в Лутецию.
– Вам не понравится, – проговорил Бодо. – Ларе – девка без принципов и тормозов. Она и тут-то всех парней перепробовала, а как поняла, что красивую жизнь никто из здешних не устроит, ноги в руки собрала – и в город.
– И зачем тебе с такой было начинать?
– Так она красивая была, – резонно заметил юноша. – И траха... любилась хорошо.
Галлар фыркнул. Милая забота о чистоте его лексикона.
– А она тебя почему выбрала?
– Так у меня ж мобиль! У одного, считай, был во всем Денн!
– Что?
– Денн. Мы так наше захолустье кличем. Вы не знаете? У Денн же тоже полное имя было Вирденн. Папаша так назвал. В честь, видите ли, славной малой родины.
Бодо поднялся с пола и заходил взад-вперед, рассказывая о семейных тайнах Ларе.
– Тут в войну с Гиберрией сражение было. Вирденнская резня – может, слышали? Куча народу полегла. Мы с парнями до сих пор на поля бегаем каски да штыки копать. Папаша Ларе тоже воевал. Ему там на ноге гранатой пальцы оторвало. Видели, как он хромает? Вот в честь этой мясорубки он старшую дочь и назвал. – Юноша перевел дух. – Только вот не приведи Отец кому было Денн полным именем назвать. Одного дружка моего так отделала! Ненавидела свое имя страшно. Считала, что не она папаше с мамашей дорога, а какие-то войны прошлого. Как бумаги о совершеннолетии получала, так там и вписалась просто Денн. Поменяла имя будто, вы поняли.
– И что родители?
– Ох, какой скандалище был! Я отсюда слышал. А на следующий день Денн возьми да уедь. Попрощаться даже не зашла. Я обо всем от Виви только узнал.
– От сестры? – уточнил Галлар.
– Ну да. Виви-то поразумней, чем Денн, выросла. Она не так просто в город поехала, а с дружком своим. Живут, небось, там теперь припеваючи. У вас в полиции, говорят, деньги можно недурные делать.
Криомант пожал плечами. Он и понятия не имел, сколько ему платили. Жалование он откладывал на счет в банке, а сам жил на десять крон в день. Большего ему было не надо. Государство заботилось о магах-полицейских, щедро снабжая их всем необходимым для того, чтобы забыть о мелких бытовых проблемах. Ночевал Галлар в рабочем кабинете, в одежде не нуждался, а из пищи предпочитал овощи и курицу. Ничего такого, на что можно потратить большую сумму.
– Не отвлекайся.
– А что еще сказать-то? – развел руки Бодо. – Я ее уж год не видел, да и не увижу теперь-то.
Визит к Регнерам Галлар отложил на следующий день. Добравшись до комнаты, он снял плащ, отстегнул нагрудник и отложил его. Выбрав один из баллонов, криомант открыл его, подморозил начавший выходить воздух, и вскрыл клапаны охлаждающей системы на груди и животе. Теплый газ со свистом вырвался из трубок, на пол закапал конденсат. Галлар дождался полной очистки, посредством короткого шланга соединил верхний клапан с баллоном и сделал вдох. Живительная прохлада моментально разлилась по утомленному телу. Заправив половину системы, криомант закупорил клапан и проделал то же самое с трубками, обвивавшими нижнюю часть тела и ноги. Завершив процедуру, он позволил себе минутную слабость – снять шлем.
Чтобы кожа не страдала от перепада температур, Галлар приложил к щекам ладони. Магия холода смягчила пагубное воздействие теплого, а по меркам криомантов – раскаленного воздуха. Ноздри расширились, делая жадный вдох, и легкие тут же отозвались болью. Галлар скривился.
Надевая шлем, он корчился от разрывавшей грудь рези и ругал себя за очередной эксперимент с самоистязанием. Тем не менее, только в таких попытках доказать самому себе, что он рожден и остается человеком, криомант находил удовлетворение. Галлар чувствовал, насколько велика разница между ним и людьми, которых он опрашивал, и пытался сгладить разрыв. Дышать тем же воздухом, что и они, – хорошая попытка.
Галлар перевел речевой фильтр в закрытый режим. Это помогало сохранить прохладу внутри шлема. Подложив под голову кулак, он лег на бок в позу эмбриона и почти моментально отключился.
10. Чужие памятники
Если Кахой Дхат навсегда остался в памяти Каали Сенга скучным серым городком без будущего, застрявшим между Бирюзовым морем и джунглями, то Хаймин стал для него символом великолепия. Древняя столица Ай-Лака вытянулась вдоль великой реки Анклаты. Анклата была так широка, что мосты, соединявшие правобережные храмовые районы с жилыми, в длину достигали не менее пяти сотен метров. По ним можно было гулять, наслаждаясь ветром и криками чаек, на них назначали встречи влюбленные и просили милостыню монахи. Словом, мосты были кровеносными жилами Хаймина, связующим звеном между мистикой и повседневностью. Перейдя любой из них, горожане попадали в мир пагод и островерхих храмов, где ни на мгновение не переставали дымиться курильницы и звучать молитвы.
Все айлакцы были очень религиозны. Они свято верили во вращающееся колесо дхармы и прилагали все усилия для того, чтобы Вселенная высвободила их из великого цикла перерождений. Даже Каали Сенгу, привыкшему к безумным ритуалам Черной Матери, порой странно было наблюдать, с каким рвением айлакцы молятся, как истово они просят у небес просветления, каким фанатичным огнем горят их глаза при виде очередного Вознесшегося – монаха, застывшего между жизнью и смертью в храмовой нише.
На левом берегу великой реки также не сыскать было тихого уголка ни днем, ни ночью. Вместо молитв там звучала музыка, эльветийцы и айлакцы спорили, шутили и ругались между собой на разных языках, при этом прекрасно все понимая, а гудкам моторикш вторили конское ржание и рев буйволов.
В самом широком месте реки, на острове, поднятом из воды легендарным колдуном Ци Ци, высился Бумажный дворец. Его белокаменные стены и башни издали действительно походили на сложенные из бумаги фигурки. На остров Ци Ци не вели мосты. Туда попадали только на лодке и только по личному приглашению короля Тхьета. Даже всесильный генерал-губернатор не имел права ступать на Ци Ци, не получив надушенной розовой водой бумаги с двумя иероглифами: дом и солнце.