Завидев первого же из патрулировавших улицы оперативников, Ги подошел к нему, назвал имя Галлара и сказал о чрезвычайно важном сообщении, которое мог передать только лично криоманту.
– Галлар, гражданин?
– Галлар.
– И кто вы такой, чтобы он вас выслушал?
– Можете пройтись со мной, постучаться к нему и сказать, что явился Ги. Он поймет. А если не поймет – значит, сообщение устарело.
Полицейский надменно скривил губы, но имя криоманта, похоже, сделало свое дело, и страж закона назвал адрес отделения. Туда Ги и поспешил, для экономии времени поймав моторикшу.
Здание отделения напоминало храм. По прихоти Жозефа Вешателя все здания, отведенные под военные и полицейские нужды, возводились на два этажа выше остальных и в завершение образа украшались куполами. Шпили куполов украшались навершиями в виде животных, посему в преступной среде оперативников из Верхнего Города часто именовали свиньями, гадюками и кошками (вепри, виверны и львы соответственно).
Дежурный оперативник отнесся к посетителю с едва ли не большим презрением, чем патрульный, но все же отправил Галлару весточку пневмопочтой. Ждать пришлось недолго. Криомант спустился сам.
Он узнал Ги сразу. Маска прятала лицо Галлара, но поза и участившиеся вдохи, с сипом выходившие через фильтры, выдали его с головой.
– Мэтр Галлар? – Ги учтиво склонил голову.
– Приветствую, гражданин! – Криомант повернулся к дежурному. – А ты запомни: меня ни для кого нет.
– А мадемуазель Карпентье?
– Ни для кого, – раздраженно прошипел Галлар.
Оперативник побледнел.
– Ладно-ладно, я понял, мэтр.
– С первого раза надо, – отрезал криомант. – Идите за мной, Ги.
Галлару принадлежал собственный кабинет на шестом этаже. Ги слышал, что криоманты, обреченные на одиночество и не ведающие тепла существа, проводят на службе вообще всю жизнь, и та берлога, которую соорудил Галлар, вполне могла послужить подтверждением подобным слухам. Стола в кабинете не нашлось вовсе. Приставленный к заваленному папками подоконнику стул красноречиво свидетельствовал о том, как привык работать криомант. По обе стороны от стула горбились торшеры. В углу ютился раскладной диван. Но самым необычным предметом интерьера была морозильная камера.
Внешне камера напоминала машину фантазий, какие использовали визоры. Металлический корпус в хаотичном порядке покрывали панели с мерцавшими цифрами, табличками аббревиатурами и кнопками. На этом сходство заканчивалось. Аппарат, поддерживавший жизнь криоманта в те недолгие часы, когда он снимал защитный костюм и становился уязвим для губительно теплого воздуха, стоял открытым. Внутри него извивалась толстая заиндевевшая труба. В верхней части тесного отсека мерцала лампа. Возле камеры Галлар оставил те предметы быта, которыми не мог пользоваться в униформе: ночную вазу, таз для умывания и мочалку с жестким ворсом.
– Это неудобно, если вам интересно, – бросил Галлар. – Ад, а не жизнь.
– Понимаю.
– Хрена с два меня поймет нормальный, – сделал упор на этом слове криомант. – Посрать не сходишь по позыву.
– И сколько вы можете прожить без костюма и камеры?
– Час. Полтора. Захочу покончить с собой – проверю.
Галлар оседлал стул, а Ги остался стоять. Другого подходящего для задницы места в кабинете попросту не наблюдалось.
– Значит, чудесное воскресение, – перешел к сути криомант, – и блудный выскочка собственной персоной на мой суд.
– Вы же не сердитесь?
Шутка не подействовала. Галлар с шумом прочистил речевой механизм, и его голос зазвучал чище, но при этом обрел эмоциональность. И Ги сразу понял, что он злится.
– Расследование полетело в Пустоту по вашей с Карпентье милости, – загремел маг. – Хозяева этого психа, вы можете мне назвать их имена? Кому шли деньги за организацию этих зрелищ? Вы хоть отдаете себе отчет, что крупная рыба упущена ради уничтожения малька?
Значит, Галлар тоже догадался о денежной стороне убийств. Это облегчало задачу. Выслушав гневную тираду полицейского, Ги выдержал паузу и со всей убедительностью, какую смог придать голосу, сказал:
– Я могу не только назвать имена, но и предъявить доказательства.
– Я не ослышался? – Криомант щелкнул выключателем торшера, и по темным стеклам маски пробежал блик.
– Но для этого вы должны мне поверить, Галлар. То, что я покажу первым, требует вмешательства нескольких оперативников. Вы сможете собрать их?
– Что, прямо сейчас?
– Не теряя ни минуты, – заверил Ги. – Еще не повредит паромобиль.
– Не слишком ли много для выскочки?
– Возможно. Но слишком ли это много для десятков трупов, о которых вы даже не подозреваете?
Надо отдать Галлару должное, верное решение он принял почти сразу. Включив стоявший на подоконнике аудиограф, он отдал краткий приказ поднять дежурную семёрку с мобилем.
– Не берите Карпентье, – попросил Ги.
– Что, и она тоже повязана? – с недоверием прогудел сквозь вновь сошедший на механический гул фильтр Галлар.
– Кто знает. Будет лучше, если для нее я останусь убит. Хотя бы ненадолго.
– Не забывайте, что я вам еще не доверился. – Криомант вытащил из запищавшего аудиографа ответ. – По дороге расскажете все, что знаете. Поехали.
В очередной раз рассекая по улицам такой разной Лутеции – на сей раз в кузове полицейского паромобиля – Ги пересказывал криоманту все свои злоключения. Полиции он решил не врать. В конце концов, без помощи наделенного какой-никакой властью Галлара все дальнейшие потуги довести дело до победного конца если и не были обречены на провал, то уж точно не стали бы образцом эффективности. Одиночка против всесильной Партии – смешно. Одиночка плюс полиция – уже что-то.
Слушатель из Галлара оказался никудышный. Он то и дело перебивал, задавая вопросы, казалось бы, совсем не относящиеся к делу, отпускал комментарии по поводу некоторых не самых удачных решений Ги, а иногда позволял себе смешок. В какой-то момент, задетый одной из грубоватых реплик, тот едва не выпалил ответную колкость. Интересно, подумал Ги, а сколько Галлару лет? Что за человек скрывался под форменной броней? Обезличенный, как и все криоманты, в общении он производил впечатление прямого, честного, но неотесанного служаки.
Должно ли побольше внимания уделить криомантам как таковым? Каждый эльветиец (даже Ги, выходец из колонии на Кемете, где магов-оперативников отродясь не водилось) в качестве детских страшилок слышал от матерей именно о них. "Я тебя криоманту отдам, если ты такой непослушный", "Вот придет криомант и заберет крошку Ги за шалости" и тому подобное. Это работало. Из магов вообще выходили превосходные воспитательные пугала, а уж закованные в старомодную, страшную, непонятную форму колдуны, хозяева холода и главнейшие защитники короны, оставляли далеко позади и некромантов, и демонологов, и даже нелюдь вроде тхейрасха. Они олицетворяли ледяной непоколебимый порядок, против которого отваживались идти только самые безрассудные.
Криомантов называли и главными везунчиками, и главными страдальцами среди волшебников. Стихийные маги рождались довольно часто, но справляться с их природой, проявлявшей себя едва ли не в чревах матерей, наука научилась только в случае со льдом. Новорожденного изымали у матери и помещали в морозильную камеру, где держали ровно до тех пор, пока он не учился самостоятельно принимать пищу и принимать более-менее осмысленные решения. Тогда государство дарило ребенку его первый защитный костюм. Одеяние ограничивало возможности криоманта. Обвешанное блокирующими магию амулетами, оно не давало разрушительным силам выйти из-под контроля неопытного волшебника. Владеть магией учили в течение пятнадцати лет, причем с самого первого урока малыш-криомант прекрасно знал, чему будет посвящена вся его жизнь: службе. Полицейские криоманты выходили на службу в крупные города, военные оперативники распределялись между гарнизонами. И те, и другие тянули лямку до смерти, которая наступала позднее, чем у визоров, но раньше, чем у большинства людей.
Откуда же тогда взялось представление о них, как о счастливчиках? Дело в том, что младенцы, рождавшиеся отмеченными другими стихиями, не имели даже малейшего шанса на выживание. Огненные сгорали изнутри; предотвращать это не умели ни маги, ни алхимики. Воздушные волшебники умирали от болезней, поражавших легкие, до исхода первого месяца жизни. Маги земли появлялись на свет реже других и всегда мертворожденными. Считалось, что они гибнут из-за отсутствия связи с камнем и землей в утробе. Некоторые суеверные женщины глотали камешки, чтобы сохранить ребенка, если ему выпадет несчастный жребий.
В старые времена существовали еще и пустотные маги. Таким был грандкомандор Хейстерр, автор многократно перечитанных Ги мемуаров. Они слыли самыми сильными и обладали способностью путешествовать между плотским миром и его изнанкой, так называемой Пустотой. Заклинания, действовавшие в обоих мирах, наделяли их могуществом, которого боялись и которому завидовали. Боялись и завидовали настолько, что истребили пустотников до последнего, оборвав все семейные линии, по которым передавались способности из поколения в поколение.
Так и вышло, что из стихийных магов остались одни криоманты, порождения воды. Самые непонятные и не похожие на простых смертных среди всех волшебников. Один из них сидел напротив Ги, а тот тщетно пытался нащупать грань, отделявшую Галлара-криоманта от Галлара-человека. Насколько отлично работал его мозг? Какие чувства крылись в его груди? Галлар не знал материнской ласки, не спал с женщиной, не пил спиртного и не пробовал курить. Сожалел ли он о таких простых полумальчишеских удовольствиях, которых его лишила судьба? С другой стороны, он владел силой. Ги не был уверен, что те моменты, когда сама природа склоняется перед тобой, преображается по мановению руки, по движению пальцев, не стоили секса и дружеской попойки.
***
– Вот вы вылезли из этой мануфактуры, – ткнул пальцем на здание "Анниверсера" Галлар, – и моментально вспомнили обо мне, да? Как задницу подпалило. Геро-ой.