– Все. На выход, – скомандовал Галлар. – Пока я с усталости не присоединился к этой твари.
13. Переворот
Безграничная Милость Отца. Слова, ничего не значившие для Каали Сенга, вызывали у ракшасов озлобление. Новый храм, выстроенный по образу и подобию кафедрального собора Лутеции, был тем местом, куда демоны наотрез отказывались даже заглядывать. Пару раз у Каали Сенга спрашивали, почему утренние мессы он посещает без своей очаровательной переводчицы. Одержимый, который к тому времени недурно говорил на высоком че-тао и начал учить эльветийский, отшучивался тем, что для понимания Всевечного Отца переводчик не нужен.
– Он говорит сердцем и для сердец, не так ли?
Друзья-партийцы улыбались. Гуляки из среды западной знати, считавшие Каали Сенга забавным дополнением к многочисленным пустым знакомствам, хохотали, показушно удивляясь скромности и остроумию махаристанского дикаря.
Одержимый начал ходить в храм чуждой религии не без повода. Престарелый генерал-губернатор не пропускал ни одной службы, исповедовался в грехах, вставая в одну очередь с простонародьем, и вместе с ними же принимал причастие. Общая посуда... бр-р! Каали Сенга мутило при мысли о пасти какого-нибудь беззубого сифилисного старика, слюнявившего серебряную ложку с вымоченным в крепленом вине хлебом, когда подходил его черед вкушать дары Всевечного Отца. Правителю же Ай-Лака все было нипочем. Вера творила чудеса.
Де Валансьен, убежденный атеист, на мессах не появлялся. "Магия – химический процесс, замешанный на неизученных космических влияниях, – отвечал он всякому, кто брался доказывать божественное происхождение волшебства. – Никакого вмешательства демиурга". В равной степени он отвергал и Просветлённого, чтимого айлакцами, и Черную Мать, и Великую Змею, богиню запретного колдовства и мрака, с которой от начала времен сражался Всевечный Отец. Амарикус же верил, но считал бога величайшим злом и потому оставался в стороне от ритуалов. Впрочем, Каали Сенг не обратился бы к магу за помощью, даже не будь его воззрения столь радикальны. Между двумя соратниками де Валансьена началось скрытое противостояние.
В окружении святош – как истинных, так и показных – Каали Сенг остался без поддержки. Он не переставал убеждать себя в том, что именно в храме цель можно поразить с наибольшей вероятностью. Знал он наверняка и то, что деятельный де Валансьен не стал бы полагаться на него одного, потому по посольскому кварталу уже рыскали другие наемные убийцы. Время работало против одержимого.
Первым подтверждением правоты его догадок стал взрыв парового экипажа возле резиденции генерал-губернатора. Машину разворотило в куски, а первые два этажа соседних зданий лишились всех стекол в окнах, так что о том, что сдетонировал поломавшийся двигатель, не стал слушать даже слабо разбиравшийся в механике и подобных ей науках Амарикус.
– Бомбу такой мощности заложил полный идиот, – сказал он де Валансьену после одного из партийных собраний. – Избавься от него.
И посмотрел на Каали Сенга.
– У меня другие методы, – произнес одержимый.
– Значит, незачем оправдываться, – поддел колдун.
После случая с машиной цель не стала осторожнее, зато оперативники, дежурившие в посольском квартале, принялись усердствовать в наведении порядка. Несколько раз Каали Сенга едва не вышвырнули в айлакские районы за подозрительную внешность. Далиравару с его нечеловеческим обликом пришлось запереть в четырех стенах квартиры.
– Я надену шляпу с вуалью, – хрипел ракшас.
– И первый же попавшийся стражник попросит эту вуаль откинуть. Сиди тут.
Далиравара бесился, но подчинялся. В искусстве управления демонами Каали Сенг уже достиг определенных высот и сковать ракшаса ярости мог без особого напряжения ментальных сил. С Йоналишармой дело шло сложнее, но ее внешность по крайней мере не доставляла проблем. Единственной выдававшей ее деталью был хвост, который демонесса успешно прятала под длинными платьями.
Храм Безграничной Милости остался тем единственным местом, где до генерал-губернатора было легко добраться. И убийцы не заставили себя ждать.
Месса поминовения подходила к кульминации – пению гимна, провозглашавшего павших за веру наследниками Царства Света. Одержимый никогда не пел вместе с остальными. Концепция рая была ему чужда и непонятна. Каали не делала различий между мертвецами; все они отправлялись на вечные пытки в сады забвения, и именно такой исход казался наиболее справедливым. Что это за бог, который не умеет карать и возится со смертными, как нянюшка с младенцами?
На втором куплете наемный клинок подобрался к жертве на опасное расстояние. Стоявший во втором ряду Каали Сенг увидел, что в руке одного из оборванцев, елозивших по полу у алтаря, что-то блеснуло. Фальшивый нищий изображал экстаз, он стелился у самых ног генерал-губернатора, но допускать его успеха одержимый намерен не был.
Оттолкнув стоявшего перед ним офицера, голосившего молитву так громко, что содрогались витражи в окнах, Каали Сенг подскочил к убийце. Он успел вовремя: наемник готовился нанести удар и уже высвободил из потайных ножен метательный нож. Одержимый пнул его по локтю, и нож покатился по полу. Убийца заорал от неожиданности и ловко вскочил на ноги. Из недр мешковатого балахона моментально появилась сабля, старомодное и неэффективное оружие, но для убийства старика достаточно было и ее. Принимать решение пришлось быстро. Каали Сенг ринулся на наемника с голыми руками. Тот выставил саблю вперед, и живот обожгло острой болью. Одержимый не остановился. Загоняя клинок глубже в свое тело, он сшиб врага с ног и вцепился ему в горло. Убийца выпустил саблю, и это спасло Каали Сенга. Вместо того, чтобы попытаться добить терявшего кровь противника, наемник стал разжимать пальцы, обхватившие его шею.
Вокруг творилось что-то невообразимое. Прихожане голосили и призывали на помощь, но в схватку не вмешивался никто. Этого и не потребовалось: Каали Сенг справился сам. Без воздуха убийца очень быстро перестал сопротивляться. Оставлять его в живых означало подставить де Валансьена, поэтому одержимый душил врага, пока его выпученные глаза не остекленели.
– Милосердный Отец, да вы весь в крови!
Священники первыми отважились приблизиться к раненому. Из-за их спин выглянул правитель.
– Да что вы говорите? – спросил Каали Сенг и повалился на бок.
Он не потерял сознания ни когда извлекали саблю, ни когда целители самого генерал-губернатора ворожили над раной, ни когда ее зашивали. Боль была такой же нестерпимой, как при вторжении ракшасов в сознание – давным-давно, еще в Кахой Дхате. Каали Сенгу казалось, что пришел его конец, и он корил себя за глупость. Де Валансьен не стоил пронзенных кишок и мучительной смерти. В счастливый исход одержимый поверил, только когда над ним склонился сам правитель.
– Он выживет, Мха Ши?
– Все указывает на это, – ответила целительница, чернокожая девушка с узким разрезом глаз, то ли кхайка, то ли уроженка южных островов Ай-Лака.
– Ты спас меня. – Генерал-губернатор накрыл рукой сжатую в кулак кисть Каали Сенга.
– Служу на благо Эльвеции, – сквозь стиснутые зубы простонал одержимый.
– Верю. Верю. Не говори. Береги силы.
***
Зализывать рану после инцидента в храме пришлось долго. Навестивший Каали Сенга Амарикус принес письмо де Валансьена, в котором лидер Партии хвалил за верное решение и самоотверженность, а от себя добавил, что поступка тупее в жизни не видел.
– Его бы поймали и раскололи, – возразил одержимый.
– Неужели? Ты плохо меня знаешь, – ответил колдун.
Спорить с этим Каали Сенг не мог. Амарикус действительно обладал множеством талантов, большинство которых демонстрировал только в случае крайней нужды. Де Валансьен был движущей силой Партии Справедливости, ее мозгом и сердцем, но без своей правой руки он недалеко бы взобрался по политической Лестнице.
– В любом случае желаю здоровья, – сказал Амарикус, покидая комнату Каали Сенга.
Суровый Далиравара щелкнул задвижкой.
– Его присутствие опасно для меня.
– Знаю. – Одержимый жестом отослал ракшаса прочь.
– Он сильнее тебя. – Йоналишарма появилась у кровати, положила на лоб прохладную ладонь.
– Знаю.
– Прикажи убить его!
– У меня другая цель, не забыла? – разозлился Каали Сенг.
– Она подождет. А Амарикус замышляет неладное. Это чую я, чует Далиравара. Неужели этого не чувствуешь ты, мой повелитель?
Неприязнь Амарикуса никогда не была тайной для Каали Сенга, но противостоять колдуну он не намеревался. Они шли к одной победе, после которой личные дрязги перестали бы иметь значение: Ай-Лак велик, Эльвеция еще больше, награда за успех велика. Испортить все в шаге от заветного триумфа Каали Сенг просто не мог себе позволить.
– Старик – первый, – постановил одержимый.
Йоналишарма огорченно замолчала. Больше эту тему она не поднимала, да и для Амарикуса это стал первый и последний визит в съемные апартаменты Каали Сенга. Крепкий организм переборол рану, и после полутора месяцев восстановления изнуренный, бледный, обессилевший, но полный решимости завершить начатое одержимый покинул квартиру и спустился в большой мир.
История с покушением принесла славу и сделала его самым узнаваемым махаристанцем во всем Ай-Лаке. Приглашения на званые вечера, недвусмысленные намеки красоток, жаждавших увидеть шрам, молчаливое одобрение партийцев и речь, произнесенная де Валансьеном на первом же заседании после возвращения Каали Сенга в строй, стали лишь досадной помехой на пути к успеху. Став слишком узнаваем, одержимый больше не мог следить за генерал-губернатором и убить его лично в людном месте. Из неприметного чужака он превратился в знаменитость.
После одной из месс, которые Каали Сенг вновь начал посещать, чтобы избежать лишних расспросов, старик сам подошел к спасителю.
– Я ведь так и не отблагодарил тебя как следует, – сказал наместник.
– Ваша целительница вытащила меня из ада, ваше превосходительство, – учтиво ответил одержимый, подумав, что лучшей благодарностью со стороны генерал-губернатора стал бы суицид.