Каали Сенг протянул че-тао золотую крону.
– Здешние легенды, мой славный помощник, сделают меня величайшим правителем Бан Кусао. А ты мне поможешь. Тебе придется по вкусу награда, уж поверь.
***
В первую экспедицию Каали Сенг вложил собственные деньги. Опустошив карманы и оставив про запас только активы, лежавшие на счетах в Хаймине, одержимый набрал в отряд самых отчаянных жителей Бан Кусао, а также с помощью Цзянлянь Фу дополнил его наемниками из Че-Тао. Последние знали секреты выживания в джунглях лучше, чем кто угодно другой, потому запросили сумму, оставившую Каали Сенга практически нищим. Одержимый мог лишь догадываться, был ли причастен к этому грабежу Фу, решивший обобрать хозяина.
В наказание за недоказанную вину Каали Сенг поставил Фу во главе экспедиции, велел Далираваре следить за ним, а сам остался в крепости с Йоналишармой. Демонесса как могла развлекала его все то время, пока от экспедиции не поступили первые письма. В их ожидании одержимый извелся и озлобился. Он начал подозревать Фу в том, что тот решил забрать деньги и смыться подальше от Бан Кусао. Далиравара должен был убить че-тао в этом случае, и это слегка успокаивало. Вместе с тем, даже месть за глупое предательство не приблизила бы Каали Сенга к красной смоле. Да и существовала ли она вообще?
Потом посыльный-айлакец принес записку. Иероглифы Фу Каали Сенг понял прекрасно: деревья, плачущие красной смолой, найдены. Вместе с бумагой курьер доставил склянку с густой жидкостью бордового цвета. Экспериментировать на себе одержимый не стал. Он послал Йоналишарму на поиски мага в город. Приведенного целителя, изможденного костлявого бородача, он заставил проглотить несколько капель смолы. Видений не последовало, и Каали Сенг скормил ему все. Наблюдая за целителем, одержимый с легкостью вычислил момент, когда смола начала действовать. По тощему телу пробежала дрожь, глаза закатились, рот открылся, а дыхание сбилось на частые вздохи, словно у страдающего заложенным носом. Добиться от подопытного каких-либо доказательств усиления магических способностей не удалось, но Каали Сенгу хватило и того, что, выйдя из транса, целитель пал на колени и принялся благодарить господина за дарованную милость пребывания в царстве богов.
– Не выйдет оружия – продадим как опьяняющее зелье, – сказал Каали Сенг Йоналишарме, выставив целителя из крепости и строго-настрого запретив кому-либо рассказывать о произошедшем.
Демонесса согласилась. Она не разделяла энтузиазма хозяина, но его приподнятое настроение не могло не передаться ей магически.
Каали Сенг отправил гонца с приказом доставить всю собранную смолу в город. Первая партия, пришедшая спустя два дня, состояла всего из двух небольших кувшинов. Вместе с ними в Бан Кусао вернулся один из наемников Фу.
– Деревья прорицателей редки, господин, – оправдывался он. – За день натекает не больше чайной чашки.
– Передай Фу, – ответил одержимый, – что даже за каплю сокрытой от меня смолы последует наказание.
– Мастер Фу никогда не решился бы на столь низоственный проступок. – Наемник поклонился и счел за благо исчезнуть с глаз долой.
Низоственный. Каали Сенг усмехнулся. Даже самые грубые и невежественные че-тао стремились приукрашивать свою речь. Выходило плохо.
Продавать смолу в Бан-Че было некому. Покупатели могли бы найтись, но ни один из них не располагал деньгами, которые Каали Сенг планировал просить за магический наркотик. Требовалось налаживать новые связи. Первым делом он известил о находке де Валансьена. Скрывать что-либо от генерал-губернатора он не предполагал: раскрытие тайны грозило потерей всего, что было достигнуто. Амарикус, разумеется, узнал о красной смоле одновременно с де Валансьеном. В ответной аудиограмме он просил прислать образцы смолы. Де Валансьен не потрудился даже поблагодарить за ценную находку.
Каали Сенг послал Амарикусу фунт красной смолы, а сам принялся искать покупателей за пределами Ай-Лака. Труды посыльных, информаторов и переговорщиков требовали все больше и больше золота. Одержимый велел доставить в Бан Кусао часть средств из столицы. Красная смола продолжала прибывать в крепость и скапливаться в погребах, а желающих ее приобрести все не находилось.
Спас положение Фу. Связей в Че-Тао у него, как оказалось, было налажено предостаточно. Вернувшись из первой экспедиции, он с легкостью сбыл партию самой старой смолы на родине. Это предопределило его роль в авантюре. Ни в какие леса Каали Сенг его больше не посылал. Фу стал связующим звеном между ним и магами Че-Тао. А в карман наместника – и в казну провинции – потекли первые барыши.
Второй удачей стал интерес Амарикуса. Колдун убедился в ценности смолы и потребовал у Каали Сенга добавки. Одержимый согласился, испросив взамен денег. Амарикус, относившийся к своему немалому состоянию как к средству достижения целей, даже не стал возмущаться из-за корыстного отношения товарища по Партии. Он выкупил за огромные деньги оставшиеся запасы смолы и сделал заказ на две следующие партии.
Продажа смолы сделала Каали Сенга богатым человеком, вдвое богаче, чем до экспедиции. Часть выручки он пустил, разумеется, на вторую экспедицию и постройку в сердце джунглей временного поселения, в которое впоследствии сослал на работы десятую часть мужчин Бан Кусао. Между столицей провинции и поселением пролегла дорога, выстланная располовиненными стволами срубленных деревьев. На то, чтобы довести ее до идеального состояния, ушел не один месяц, зато потом Каали Сенг купил несколько паромобилей и стал использовать для транспортировки смолы их.
Впервые Каали Сенг увидел деревья, дарившие красную смолу, на исходе первого года пребывания в Бан-Че. Поселок добытчиков к тому времени разросся до крошечного, но все же городка, в котором постоянно проживало несколько семей, открылись лавка и знахарская приемная.
– Добро пожаловать в Каали Сенг, господин, – приветствовал одержимого первый надзиратель городка.
Поселение, названное в его честь... Каали Сенгу это льстило. Он вышел из паромобиля, подал руку Йоналишарме и ступил на землю, ставшую по его воле самой важной в провинции. Каали Сенг появился в центре джунглей, и отвоевать место у тропических лесов, пресекавших любое вторжение со свойственной только им жестокостью, удалось лишь отчасти. Стена деревьев окружала поселок со всех сторон. Толстые стволы, перевитые лианами, заслоняли солнечный свет и создавали неприятное ощущение запертой комнаты, живой, дышащей, неисследованной и опасной.
Большинство построек Каали Сенга выглядело ветхими и неопрятными. Десяток хижин-бараков, сколоченных на скорую руку, свидетельствовали о том, что практически все рабочие воспринимали городок всего лишь как временное пристанище и не планировали задерживаться в нем надолго. Основательно потрудились только над домами надзирателей, магазином и жилищем целителя. На самой окраине были еще и землянки, но Каали Сенг почел за благо в них не заглядывать.
Надзиратель провел одержимого к деревьям, которые будоражили его разум гораздо сильнее, чем проблемы всех рабочих вместе взятых.
– Как они называются?
– Не знаю, как бы их звали ученые мужи, – ответил надзиратель, хлопая по темно-бурой коре лесного великана, – для нас они – плачущая вишня.
– Вишня?
– Плоды, господин. Очень похожи на вишню.
Каали Сенг обошел плачущую вишню, чей ствол был иссечен сотнями рубленых ран, оставленных тесаками рабочих. Некоторые из них лениво сочились густой бордовой кровью.
– Сколько их тут? – спросил Каали Сенг, хотя прекрасно знал ответ.
– Семь, господин. Мы постоянно отправляем людей на разведку, но остальные плачущие вишни стоят в такой глуши, куда так просто не пробраться. А еще змеи, насекомые и хищники... Мы потеряли полсотни следопытов за полгода.
Одержимый не испытывал ни малейшего сожаления по поводу погибших следопытов. В его воображении в Каали Сенг уже мчались машины, способные валить вековые деревья, уничтожать лианы и прорубаться сквозь лес, снося все на своем пути и открывая дорогу к новым сокровищницам, полным красной смолы. В это стоило вложиться, но пока что строить радужные планы было рановато, Каали Сенг понимал это и сам. Красная смола сделала обеспеченным его, но выручки, получаемой от ее продажи, не хватало на что-то серьезнее удовлетворения личных амбиций и поддержания городка в жизнеспособном состоянии.
Стоя в вечной тени деревьев, переживших империи и не обращавших внимания на катаклизмы, сокрушавшие мир за пределами ливневых джунглей, одержимый погрузился в мысли, полные опасений и надежд.
Де Валансьен, казалось, совершенно забыл об одержимом. Шли месяцы, которые Каали Сенг вскоре прекратил считать, а распоряжений в Бан Кусао почти не приходило. Если кто и связывался с ним, так это Амарикус, да и то исключительно по поводу поставки очередной партии красной смолы. Каали Сенг не задумывался над тем, что делает с магическим наркотиком колдун. Впервые за долгое время он радовался существованию Амарикуса.
Цзянлянь Фу вместе с его заказчиками из Че-Тао приносили гораздо меньше, чем Амарикус. Колдун Партии Справедливости предлагал вдвое больше, чем маги с севера, чтобы заполучить смолу, он перебивал ставки че-тао и делал заказы на еще не доставленные из Каали Сенга партии.
– Он опасен, – напомнила как-то раз Йоналишарма. – Ты не знаешь, куда идет смола, выкупаемая Амарикусом, и я не знаю.
– Куда бы ни шла, без денег у нас нет шансов даже справиться с этой провинцией, – отвечал Каали Сенг. – Пусть Амарикус делится своими богатствами, ведь и он не знает, как их трачу я.
– Никак, мой повелитель, ты их не тратишь. Ты не представляешь, что делать дальше.
Одержимый прогнал демонессу прочь и запретил показываться ему на глаза, пока он не призовет ее назад. Признавая правоту Йоналишармы, он, тем не менее, гневался на нее за то, что она вскрыла его потайные страхи-язвы. Он действительно не знал, ни как грамотно распорядиться деньгами, ни как расширить свое новое дело. Каали Сенг уже не был рад тому, что вообще ввязался в добычу красной смолы. Он мог собственными руками дарить Амарикусу власть и силу, а у него даже не хватало смелости отказать в продаже смолы.