– Зачем?
– Чтобы никого не спугнуть. Чем дольше все они думают, что под защитой собственного интеллекта и проработанного плана, тем лучше для нас. Времени до Гран-Агора осталось мало, но мы почти у цели.
Теперь настала очередь удивляться Ги.
– У цели? Амарикус мертв, все значимые свидетели разбежались или погибли, а Каали Сенг вообще непонятно где.
Криомант продул фильтры, от чего вокруг резко сделалось прохладнее.
– Куда я поеду в ближайший час, как вы полагаете? – спросил Галлар.
– В отделение полиции в Верхнем Городе. Через грузовые вертикальные.
– А вот и нет. Не один вы умеете слушать и делать выводы.
Ги открыл рот, чтобы задать вопрос, но Галлар приложил указательный палец к речевому фильтру.
– Прочь с глаз моих, Ги Деламорре. Ваша роль в этой пьесе сыграна. И теперь уже окончательно. Занавес, грядет последний акт.
Проводив Ги и Челесту до мобиля и приказав шоферу-оперативнику отвезти их, куда бы они ни попросили, Галлар отрядил группу подчиненных и еще одного криоманта спуститься в катакомбы, вытащить на поверхность трупы и позаботиться о том, чтобы красную смолу не увидели посторонние, забрался в кабину еще одной паровой колесницы и назвал адрес. Он ехал один. Между совестью и долгом стоял теперь только один человек. Когда паромобиль затормозил, Галлар отправил шофера в участок, сделал глубокий вдох, заставив фильтры тоскливо завыть, и пошел к особняку, совсем старому и ветхому.
Это было старое поместье де Валансьенов. То самое, где Филипп провел детство. В знаменитой речи на площади де Валансьен сказал, что продал все имущество, кроме семейного гнезда. Можно было подумать, что он собирается там жить, но на самом деле у него оставались квартиры в штабе ПСР. Что же до этой груды гнилых досок и замшелого камня... разве существовало лучшее место для ожидания отправившегося вершить расправу Амарикуса?
Галлар пересек небольшую лужайку и постучался в дверь особняка. Ему открыл человек в черной мантии, вероятно, подручный мэтра Амарикуса.
– Сожалею, но мастера нет дома.
– Вот мы и проверим. – Галлар отстранил мага в сторону и переступил порог.
Привратник открыл рот, чтобы разразиться гневной речью, но криомант схватил его за горло.
– В твоих интересах сказать, где де Валансьен, Каали Сенг и остальные.
Привратник указал на второй этаж.
– Умница, – сказал Галлар, опуская руку.
Шея привратника посинела. Он прислонился к стене, раззявив рот и жадно ловя воздух.
В здании было тихо и темно. Галлар шел, крутя головой и пытаясь отыскать хоть какие-то следы былого величия родового гнезда де Валансьенов. На втором этаже, куда он поднялся по широкой лестнице со сгнившими перилами и продавленными ступенями, различались росписи на потолке и стенах, изображавшие славную историю фамилии. Криомант миновал сцены с рыцарями в причудливых шлемах, мореплавателями, государственными мужами, судьями и промышленниками. В роду де Валансьенов действительно наличествовали достойные представители. Часть фресок, которые Галлар наблюдал перед тем, как постучать в последнюю дверь на пути к разгадке всех тайн, была побелена, причем недавно. Сомнений в том, кому выпадет честь красоваться на новых фресках, не было.
Криомант толкнул дверь. Внутри ярко горели лампы.
– Добро пожаловать, – сказал Филипп де Валансьен. – Разве учтиво с вашей стороны заставлять нас ожидать вашего прибытия так долго?
Де Валансьен восседал на кресле у камина. В руке главы Партии Справедливости покачивался пузатый коньячный бокал. Темно-бурая жидкость ласкала стеклянные стенки, оседая на них прозрачной пленкой. Де Валансьен походил на доброго дедушку, главу семейства, оставшегося отдохнуть непогожим вечером в кругу родных. "Семьей" его выступали Каали Сенг со своей любовницей-демонессой. Лицо одержимого украшали кровоподтеки.
И, само собой разумеется, де Валансьен позаботился об охране. Вдоль стен выстроились солдаты в одинаковой черно-красной форме. На рукаве у каждого красовалась эмблема ПСР – шестеренка, вписанная в семиконечную звезду. Численный перевес был на стороне де Валансьена.
– Именем закона... – начал Галлар.
– Ах, оставьте! – Де Валансьен махнул рукой и снисходительно улыбнулся. – Законом здесь выступаю я. Мой дом – мои правила.
– Главенство закона Эльвеции неоспоримо!
Лидер ПСР поднес бокал к носу.
– Да, это так. Но скажите, какие у вас претензии ко мне лично?
– Вы несете ответственность за убийства, организацию торговли магосинтетическими наркотиками и финансовые аферы.
Галлар с самоубийственной решительностью подошел к самому креслу де Валансьена. Один из стражей дернулся, чтобы встать у него на пути, но его шеф вскинул руку, и боец замер на месте.
– Безусловно, – согласился де Валансьен. – Несу. А также за создание наемничьей армии, подстрекательство к мятежу и многочисленные преступления в Ай-Лаке. Но я разделяю вину со всеми политиками нашей несчастной страны. Найдите среди моих оппонентов из Благословенного Союза того, на чьих руках меньше крови и страданий, чем на мне, и я с готовностью отдамся на правый суд народа.
– Не прикрывайтесь народом, – возразил Галлар.
– Прикрываться? И не думаю. Все, что я сотворил, приближало мою победу – и победу народа. Не думаю, что кто-либо из тех, кому через два дня предстоит отдать голос за Партию Справедливости и Равенства на Гран-Агора, выступил бы против любого из моих так называемых прегрешений перед законом.
Де Валансьен смочил губы коньяком.
– Я бил врага его же оружием, – продолжил он. – Благословенный Союз сам вручил его мне. Это не я создал систему коррупции. Я просто подкупал нужных людей. Не я положил начало заказным убийствам. Моего брата застрелили на улице, чтобы запугать отца, а с племянником сотворили такое, что я вынужден был вернуться из Ай-Лака, не доведя реформ до конца. Это не я начал шантажировать собственников недвижимости. Этим же занимались в Ай-Лаке при полном попустительстве генерал-губернатора. У меня были хорошие учителя: подлые, бесцеремонные и очень опасные. Превзойти их я смог, став еще подлее и опаснее, чем сами они.
– По-вашему, это оправдание? Вы приумножили зло вместо того, чтобы бороться с ним.
Де Валансьен развел руки в стороны.
– Ценю вашу заботу о гражданах Эльвеции и полностью разделяю ваши взгляды, друг мой. Узнав о вас, я сожалел, что в моей партии так мало подобных самоотверженных и талантливых людей. Спешу успокоить: ни одного невиновного от моей руки, по моему приказу или при моем попустительстве не погибло. Я уничтожал только тех, кто вел страну к краху.
– Значит, вы будете все отрицать? – Криомант незаметно проверил надежность клапанов, выпускавших воду для ледяных клинков.
– Разумеется. У вас нет против меня ничего. – Де Валансьен махнул рукой в сторону Каали Сенга, – Вот этот ублюдок жестоко обманул мое доверие, равно как и Амарикус. Это подтвердит любой. Какое счастье, что вы избавите меня от негодяев, порочащих честь Партии! Амарикус же арестован?
– Мертв.
– Жаль, – с широкой улыбкой на лице произнес де Валансьен. – Он был верным соратником и преданным другом. Таких немного, особенно среди нынешней власти.
– Вы знаете мои политические взгляды, – догадался Галлар.
– Знай противника своего. И если он достойный противник, не убивай, а сделай союзником. Отец свято придерживался такого правила. Чем я хуже? Вам действительно нужно объяснять, почему на третий день большинство голосов должен получить я? Как насчет истории юноши, начавшего самым перспективным молодым юристом Лутеции, а закончившего психопатическим поэтом, разыгрывавшим убийства по своим стихам?
На этих словах де Валансьен прервался, чтобы долить в опустевший бокал коньяку. Галлар понимал, почему. Лидер ПСР дарил ему последний кирпичик для здания расследования.
– Эрика пытали, офицер, – продолжил де Валансьен, закупоривая бутыль.
– Кто?
– Благословенный Союз. Есть у них такой Блез Донн. Настоящее чудовище. Угрожал мне, когда я служил в колонии, а стоило проигнорировать его, как он нанес удар. И, откроюсь вам, попал в самое сердце.
– Вы красиво излагаете, гражданин, – прервал монолог де Валансьена криомант. – Но неужели вы думаете, что на меня подействуют ваши речи?
– Нравится про сердце? А ведь у меня их два. Одним я люблю родину, вторым – ненавижу. Я отдаю всего себя своему народу. Подойдите.
Галлар не двинулся с места, и тогда встал де Валансьен. Он приблизился к магу, взял его руку и поднес к груди.
– Слышите, – прошептал политик, – как они бьются? Ощутите их пульс, посмотрите мне в глаза и если сочтете, что я вру, убейте на месте. Клянусь, никто не причинит вам вреда в этом случае.
Криомант наклонил голову, притворяясь, что исполняет просьбу де Валансьена, зная, что уже проиграл этот поединок.
– Я не причиню вам зла, – прогудел он, удивившись, насколько беспомощно звучит его голос.
Де Валансьен кивнул.
– А я не забуду эти слова, офицер.
***
То, что было дальше, Ги помнил плохо. Помнил, как потерял сознание на пороге госпиталя Челесты и как вновь взявшаяся за его починку Рози несла его на руках. На этом и кончился длинный и кровавый день, после чего время слилось в монотонную протяженность страдания и редких часов облегчения. Последние случались, когда приходила Челеста. Она помогала забыть и о сломанных костях, и об отбитых внутренностях, и о сотрясении. Открытых ран на теле Ги на сей раз не нашлось, но порой ему казалось, что лучше бы они были, чтобы хотя бы мысленно выпустить вместе с кровью всю скопившуюся в измятом теле боль.
В день Гран-Агора (Ги попросил сообщить о нем) некромантка положила на одеяло письмо. Развернув его, молодой человек моментально узнал торопливый почерк Свена.
"Дружище!
Ровно в полночь у Западных Таможенных ворот будет ожидать знакомый тебе Паризиус Самрай. Уезжай обязательно, завтра будет поздно.