Ничего больничного.
Никакой Виолы.
– Знаете, – сказала Ли, попутно выстукивая, – вам реально нужен свой вебсайт.
– Не хочу я вебсайт, – сказала я.
– О вас есть инфа в инете – о ваших картинах, творчестве. Вы пишете красками слова одно поверх другого. Это клево. Картины, типа, потрясающие. Они кажутся трехмерными. Как клубный сэндвич.
– Вот видите. В интернете меня и так более чем достаточно, – сказала я.
– Но вы этим не пользуетесь, – сказала Ли. – Я могу связать вас с парочкой инфлюэнсеров. Это будет стоить денег. Но вы потратите их не зря.
– Просто ради интереса, Ли, – сказала я. – Что можно выведать о людях в интернете, если, как вы, знать, где искать?
– Да боже мой, что угодно, – сказала Ли. – Все.
– Например? – сказала я.
– А что вам конкретно надо? – сказала Ли. – Рабочий адрес? Домашний адрес? Электронка? Состояние здоровья? Паспортные данные. Количество детей. Уровень образования. Уровень образования у детей. Совокупный годовой доход в любой валюте. Покупки по кредитной карте. Категория касаемо финансов и образа жизни. Хобби. Интересы. За кого собираетесь голосовать. Религиозные и политические союзы. Что смотрите. Что листаете в интернете. Что едите. Сколько алкоголя пьете дома. Синтаксическое распознавание образов. Сексуальные наклонности.
– Что, реально, синтаксическое распознавание образов? – сказала я.
– Гаджеты, – сказала Ли. – Вот ключ ко всему. И ко всем. Живым или мертвым.
«Они» снова принялась выстукивать.
Тук-тук в открытую входную дверь.
Собака опять залаяла.
На пороге стояла другая близняшка-Пелф, под зонтиком.
– Собака заперта на кухне? – сказала она.
– Да, – сказала я.
– Почему на вас эта маска? – сказала она.
– Потому что пандемия, – сказала я.
– В жизни есть не только эта занудная пандемия. Маски меня очень напрягают. Когда я вижу людей в масках, это негативно отражается на моем психическом здоровье. Вы ее не снимете? Вы же теперь увидели, что это просто я?
– Нет, – сказала я. – Чем могу вам помочь, Иден?
– Я пришла, потому что вам, возможно, это понравится.
Она протянула мне что-то, похожее на школьную тетрадку. Капли попали на синюю обложку, и рядом с именем Иден растеклись большие пятна.
– Я должна была прийти, потому что мне было очень-очень плохо, – сказала она. – Потому что я тогда переврала имя этой девушки. Я сказала, что ее звали Эмили, но ее звали не Эмили, а Элси. Я очень расстроилась, что так его переврала: на самом деле, даже заснуть не могла. Ну и начала пересматривать все свои вещи из детства. О, привет, Ли.
– Привет, – сказала Ли, не поднимая головы.
– Я все перебрала: думала, может, ее выбросили, когда переоборудовали чердак. Было страшно узнать, что ее там нет, – сказала она. – Но она там была! За перегородкой в нетронутой части, на дне черного пластикового мешка позади банок с краской. Как могут вещи, которые были важнее всего остального, которые так много значили для нас в то время, оказаться в пластиковом мешке за банками с краской в нетронутой части чердака? Бэ-пэ. В смысле, «без понятия».
Она раскрыла тетрадку.
Крупный закругленный школьный почерк. Кружочки над «i». Рисунки. Скачанные из интернета, распечатанные и приклеенные скотчем. Выцветшие распечатки фотоснимков.
Она пролистала до середины и развернула две огромные украшенные страницы, похожие на крылья, словно сама тетрадь для проектов была крылатой. Иден улыбнулась мне до ушей.
Ли встала и потянулась.
– Хочу просто заскочить в гараж и кое-что забрать, – сказала «они». – Я ненадолго.
– Вам нельзя сюда возвращаться, – сказала я.
– Ид, ты на машине? – сказала Ли.
Иден протянула Ли ключи от машины и показала, где ее припарковала. Я взглянула на название школы на тетрадке. Эта школа находилась в городе, расположенном почти в двух сотнях миль.
– Брр, – сказала Иден, глядя вслед убегающей Ли. – Холодно сегодня.
Она шагнула в дом. Я отступила в прихожую.
– Пожалуйста, не входите в дом, – сказала я.
– Но Ли же была в доме, – сказала она. – Вы рассказывали «им» историю? Если да, я тоже хочу. Все нормально, я здорова. Я в полном порядке. Мы можем пройти в ваш книжный зал и сесть в нескольких милях друг от друга, как в прошлый раз.
– А давайте вы оставите свою тетрадь для проектов у меня, я почитаю ее, и мы сможем поговорить, когда я верну ее вам при следующей встрече? – сказала я.
– Вы могли бы прочитать ее прямо сейчас, – сказала она.
– Прямо сейчас я занята, – сказала я.
– Ли забрала машину, – сказала она. – Мне придется подождать, пока «они» не вернется.
– Вам нельзя здесь ждать, – сказала я.
– Куда же мне еще пойти? – сказала она.
– Есть кафе, – сказала я.
– Слишком уж холодно и сыро сидеть снаружи кафе, – сказала она. – Я же окочурюсь.
– Если Ли уехала домой, может, стоит и вам, – сказала я.
– «Они» вернется. «Они» же оставила свои вещи, – сказала она.
Мокрая рубашка и открытый вещмешок с вывалившейся одеждой и компьютерным оборудованием по-прежнему лежали внизу лестницы. Тем временем Иден уже бродила по гостиной, откинув за плечи мокрые волосы.
– Твою ж мать, – сказала я.
Я пересекла комнату у нее за спиной и открыла окно, а затем пришла и села на сильном сквозняке подальше от нее.
– «Алая буква», – произнесла она, усаживаясь. – Звучит неплохо.
Она взяла книгу с диванного подлокотника.
– О чем это? – сказала она.
– Никогда не читала, – сказала я. – Но знаю, что это о женщине, вынужденной носить спереди на платье… э… некий знак. Думаю, потому, что у нее был ребенок от мужчины, с которым они не были женаты.
– Боже, надеюсь, знак хотя бы не огромный, а то реально бесит, когда с одежды что-то вечно свисает, – сказала Иден.
– Нет, это был не дорожный знак, а буква алфавита. Буква А. Ярко-красная. А – значит adulteress, «прелюбодейка».
– Как романтично, – сказала Иден. – Как портомойка, стюардесса или белошвейка. Прелюбодейка. Что-то из прошлого, связанное с любовью.
– Нет, ну, – сказала я, – прелюбодейка – это…
– Бэ-тэ-эм! – сказала Иден. – Она подписана! Самим автором!
– Э, – сказала я. – Пожалуйста, не загибайте так.
– Она вам дорога? – сказала Иден. – Я понимаю, ясно? Как вот эта дорогá мне.
Она положила «Алую букву» и снова взяла свою тетрадку. Раскрыла ее, а затем начала читать вслух:
– «…Жили-были две девочки по имени Фрэнни и Элси. И у них были разные фамилии, потому что они были кузинами. Одним скучным летом им было скучно, и одна из них, я не поняла, кто именно, из домашнего чтения к этому проекту, но подозреваю, что та, что постарше и повыше, потому что рисунки были очень хорошие и вполне зрелые, поэтому, наверное, старшая и нарисовала фей и приколола их шляпными булавками, чтобы казалось, будто они действительно стоят на бревне в траве и принимают солнечные ванны, потом девочки из Коттингли их сфотографировали, словно феи действительно были реальными, они получили известность под названием “Феи из Коттингли”, и слава о них прогремела. Девочки одурачили “Кодак” – крупную фотографическую компанию, где узнали о фотографиях, и даже там не смогли определить, что это фальшивка – либо фотографии, либо феи. Одурачили человека по имени Артур Дойл, который, как известно, писал о британском детективе Шерлоке Холмсе и которому очень хотелось, чтобы феи и загадочные явления существовали в реальности, поскольку в его рассказах их полно, поэтому еще больше людей поверили бы в правдивость его рассказов, так что он сделал большую рекламу феям, которые были красивыми и правдоподобными, с красивыми крылышками, пусть это и фальшивка, он сказал, что британский народ больше не хочет вязнуть в грязной колее войны, а мечтает о крылышках фей. Это потому что в те времена была Первая мировая война в 1920 году, и люди были расстроены тем, что их мировоззрение изменилось, а фермеры были расстроены, потому что их поля превращались в месиво из грязи, и иногда фермеры, которые обрабатывают эти поля даже в наше время в отдаленной стране е-эс, из которого мы сейчас выходим, там, где велись эти войны, до сих пор находят кусочки человеческих костей, когда сажают свои культуры для…»
Тук-тук.
Собачий лай.
Иден в ужасе.
– Ну все! – крикнула я собаке. – Хватит!
Собака перестала лаять.
– Ох, – сказала Иден.
Она сидела у окна и увидела, кто стоял у двери. Она посмотрела на меня долгим печальным взглядом.
Я пошла к входной двери. Над маской – глаза Мартины Инглз. Морщинки вокруг них были для меня чем-то новым, но мой взгляд она встретила с прежним вызовом.
– Хочешь съездить со мной кое-куда на моей скоростной тачке?
– Куда? – сказала я.
– Секрет, – сказала она.
У нее на шее висела пара коньков со связанными вместе шнурками.
– Покататься на коньках? – сказала я.
– На ваш местный каток, – сказала она, – еще не пускают рядовых граждан, но там знали мое имя, я ведь когда-то была довольно известной призершей, а директор – наш ровесник, так что я позвонила ему, мое имя было ему знакомо, и он сделал для меня исключение. Весь каток в нашем распоряжении. Не терпится показать тебе всякие фигуры. Боже, Сэнд, как прекрасно видеть тебя во плоти! Разве это не прекрасно? Я чувствую экстаз, чувствую себя дикой и свободной, снова чувствую себя юной. Я уже год не уезжала так далеко от дома. Так вот где ты обитаешь. Где она спала? По какому плафону стучала крыльями птица? Мечтаю увидеть этот самый плафон.
– Мам, – сказала Иден. – Что ты здесь делаешь?
– О, – сказала Мартина Инглз. – Иден.
– Ага, – сказала Иден. – Я.
– Что ты здесь делаешь? – сказала Мартина Инглз, снимая маску и пряча ее в карман куртки.
– Зачитываю ей свой проект о феях из Коттингли, – сказала Иден. – Хоть кого-то интересует моя жизнь. Ты мне не ответила. Ты-то