Опустившись на колени, Надя заглянула под диван и увидела коробку шоколадных конфет с изображением великого немецкого композитора.
— Не спать с мужиком и при этом получать отличные дивиденды? Интересно… — пробормотала она.
В квартире была еще одна ванная, совмещенная с туалетом. Приоткрыв дверь, Надя включила свет. Дорогая косметика, духи, шампуни и крема находились в образцовом порядке, если так можно было сказать об их количестве, расставленном на полках и по бокам глубокой латунной раковины. Сбоку на стене висел пушистый белоснежный махровый халат, а на стиральной машине лежал небрежно брошенный нежно-лиловый пеньюар с черным кружевом вдоль высоких разрезов. Именно такой Чарушина видела в одном из бутиков нижнего белья в Милане. Она даже проверила швы, чтобы убедиться в своей правоте.
— Однако…
Чем больше она видела, тем меньше понимала.
Вторая дверь из ванной вела в гардеробную. От запаха духов у Нади закружилась голова. Она раздвинула дверцы шкафов и оглядела висящие в них наряды. Ей хватило беглого обзора, чтобы убедиться в том, что все они так же были высокого качества, но одевались крайне редко. У некоторых из-за ворота еще торчали бирки.
— Если она особо нигде не бывала, то зачем ей все это?
Мозг кольнула едкая мысль — как минимум, она встречалась с Ржевским.
Из гардеробной Надя сразу попала в спальню. По спине пробежал неприятный холодок. Она сделала несколько глубоких вдохов, что помогло убедить себя в правильности собственных действий. Возможно, не все мужчины знают, что значат для женщины все эти дорогие мелочи, баночки и скляночки, но Ржевский и Тураев уж точно понимали в этом.
Еще один пеньюар и сорочка из полупрозрачного кружева валялись на кровати. Наденька подошла ближе и подцепила мизинцем тоненькую бретельку. Зеркало трюмо отразило брезгливый изгиб ее губ. Ревность, которую она, казалось, загнала в угол, опять подняла голову и теперь хохотала прямо ей в лицо.
— Так, стоп… — Надя прошлась туда-сюда по ворсистому ковру. — Тураев знал, как проводит время его фиктивная жена. Это очевидно, ведь если в доме камеры, то что ему мешает время от времени просматривать их. Знала ли об этом Лиза? — она поежилась, представив, каково это — разгуливать в неглиже по квартире, когда за тобой следят.
Наденька бросила быстрый взгляд на кровать, а затем открыла верхний ящик комода. Топнув ногой, она закрыла его, покраснев до кончиков ушей.
— Это просто Мулен-Руж какой-то!
Надя посмотрела на часы. Стрелки неумолимо приближали приход уборщицы.
— Так, допустим, я это Лиза. Я живу здесь, зная, что мой муж и хозяин квартиры подобным образом платит шантажисту. — Чарушина обхватила себя руками, подумав о Ржевском. — Я пошла на это, потому что мне нужно спрятаться или… — она постучала по лбу кулаком. — Как Тураев говорил: порядочная, тихая, спокойная… Интересно, а она была в курсе, что в квартире есть камеры? Если нет, то… Черт, да кто разгуливает дома в подобном одеянии?
Чарушина вернулась в гостиную и подошла к дивану.
"Вот она ложится на него в своих кружевах, щелкает пультом и подносит к губам бокал с вином…"
Наденька села, а затем легла, приняв соответствующую позу. Кожаная обивка заскрипела, и Чарушина, выругавшись, поерзала. Нет, определенно, она не стала бы валяться на диване в атласе и кружевах. Фильм посмотреть и то…
Надя подскочила, ужаленная смутной догадкой. Сердце заколотилось в груди, словно бешеное, когда она взглянула в сторону огромного экрана. Поднявшись, Чарушина проследовала в следующую комнату, рядом со входом в спальню, физически ощущая чужой взгляд.
Здесь, как и говорил Тураев, находилась библиотека. Вероятно, делая квартиру под себя, Максим Викторович, распланировал в ней кабинет. Стройные стеллажи, забитые изданиями, выглядели вполне респектабельно. Наденька прошлась мимо них, а затем вернулась в будуар его жены. Что ж, изображать начитанную девушку у Лизы получалось, но судя по нетронутому легкому слою пыли на поверхности, делала она это нечасто. Словно в подтверждение этому, Чарушина увидела красочный альманах на прикроватной тумбочке.
— "Италия. Памятники и музеи", — прочла она надпись на обложке.
Взяв в руки увесистый том, Наденька некоторое время смотрела на него со смешанными чувствами злости, разочарования и обиды.
"Вот так оно и бывает, — устало подумала она. — Ты представляешь себя кем-то, а потом кто-то решает отобрать у тебя все…"
Почему эта мысль пришла ей в голову, Надя не знала. Ей было страшно заглянуть внутрь, увидеть фотографии тех мест, где она была вместе с Ржевским. Что-то подсказывало, что все это не просто так, во всем есть смысл, и он ей определенно не понравится.
Не выдержав, она присела на кровать и положила альбом на колени. Ладони вспотели, на глянцевой поверхности появились отметины от ее пальцев. Открыв альбом где-то посередине, Чарушина задержала дыхание. Пролистывая страницы, едва не порезалась до крови о край одной из них. Облизав саднящую ранку, хотела уже захлопнуть альбом, как увидела торчащий уголок в толще страниц, ближе к концу. Надя быстро долистала до нужного места и наткнулась на черно-белую фотографию. Приблизив ее к лицу, она пару минут смотрела на фото, а затем аккуратно просунула его в карман куртки, ощущая, как к горлу подкатывает горечь.
Раздался мелодичный звонок в дверь. Надя положила альбом, встала и направилась к выходу, чтобы впустить уборщицу.
Глава 39
Подергав за ручку, Надя нащупала специальную кнопку. Через проем открытой двери ей в лицо ударил поток свежего воздуха. Одно из окон напротив было раскрыто.
— А я покурить хотел, чтобы не в квартире. — В нескольких шагах от нее стоял водитель Тураева.
— Сергей? — полувопросительно произнесла Чарушина.
— Он самый. Максим Викторович прислал.
— А разве он сам не приедет? — По сути Наде было все равно, приедет Тураев или нет, сейчас ее заботили совсем другие дела. И все же она планировала поговорить с ним в самое ближайшее время. Разговор должен был получиться довольно щекотливым, так что даже лучше, если она сможет основательно к нему подготовиться.
— Да у него там полный завал. Допоздна будет на заводе.
— Понятно, — Надя потопталась на пороге. — Очень кстати, что вы приехали. Мне нужно сейчас уйти, а я обещала Максиму Викторовичу, что прослежу тут… за всем…
Сергей достал сигареты и отошел к окну.
Наденька некоторое время смотрела в спину водителя, а затем спросила:
— Скажите, Сергей, вы ведь не будете против, если мы обсудим с вами кое-что? Так сказать, приватно.
— Конечно. Почему нет?
— Хорошо, — Чарушина прикрыла дверь и подошла ближе. — Мне необходимо узнать некоторые подробности о том дне, когда все это случилось с женой Тураева.
— Так я ничего не знаю, — Сергей прикурил и прислонился плечом к стене.
— Но ведь это вы обнаружили, что ее нет в доме? Как это произошло?
— Просто ставил хозяйский автомобиль в гараж и увидел, что ее машины нет.
— Ага… А сама Лиза, какой она вам показалась? Вообще. Вы ведь пересекались с ней?
— Нет. — Сергей вытянул руку и стряхнул пепел вниз. — С чего бы мне с ней пересекаться? Я водитель Тураева.
— А как же какие-то поручения, покупки… Ну, не знаю, помощь в ремонте?
Водитель усмехнулся:
— Скажете тоже. Я не нанимался за бабскими покупками ездить. — Он глубоко затянулся, пристально разглядывая Надю. — Может и вы мне тогда расскажете? Каково это?
— Что? — растерялась Чарушина.
— Знать, что твой мужик чужую бабу задушил, а потом свалил?
Надя почувствовала, как к ее щекам прилила кровь. Она открыла рот и несколько секунд пыталась выровнять дыхание. Вопрос водителя, да еще заданный таким тоном, обескуражил и будто вновь поднял ил с ее души, как со дна реки.
— Я не собираюсь обсуждать с вами свои дела! — выпалила она ту же фразу, которую до этого говорила Кораблеву.
"Господи, словно в прошлой жизни!.."
— А я, значит, должен с вами свои дела обсуждать? — весело парировал водитель и коротко хохотнул.
До этого Наденька старательно избегала общения с подобного рода мужчинами. Ну что могло быть у нее общего с человеком, который даже во время курения не вытаскивает изо рта жевательную резинку, а также не стесняется пускать дым в ее сторону? Нет, ей и Половикова предостаточно… Однако за эти несколько дней Чарушина успела осознать, что судить о человеке по внешней обертке действительно глупо и непрофессионально, поэтому она облокотилась руками о подоконник и тихо произнесла:
— Каково это знать, что тебя предал любимый человек? Странный вопрос…
Она смотрела прямо перед собой на живущий своей жизнью город. Ветер шевелил ее волосы и холодил все еще пылающее лицо. Там, внизу, ездили машины и ходили люди. Мамы гуляли с детьми в том самом парке, о котором говорил Тураев, и Надя хотела так же, как они, катить коляску по асфальтовой дорожке, и чтобы рядом шел Ржевский и рассказывал ей о том, как он ее любит. Сквозь детский гомон и шум листвы она бы прислушивалась к его голосу и сладко вздрагивала, когда их ребенок морщил бы крошечный носик от легкого дуновения ветерка…
— Если бы я только могла хоть что-нибудь изменить… Вернуться в тот торговый центр, не ездить на дачу… — пробормотала она и перевела взгляд на водителя. — Вам, наверное, кажется, что это все женские нервы. Но разве с мужчинами подобного не происходит?
Его челюсти, сделав очередное жевательное движение, застыли. Наденька успела разглядеть, что глаза у него очень темные, почти черные, зрачки едва различимые, отчего и взгляд кажется таким невероятно тяжелым.
— Я не понимаю, — покачал он головой.
— Дело в том, что, когда доверяешь, становишься слабым, уязвимым, и не ждешь подножки в самый неподходящий момент. Ты думаешь, что занимаешь свое законное место, но кто-то уже дышит тебе в спину. Но есть еще один вариант: ты сам воспользовался тем, что тебе никогда не принадлежало. И вот это, наверное, самое страшное. Принять подобное порой просто невозможно. Но надо. Простите меня, Сергей, это все, наверное, сложно понять… — Надя вздохнула и вновь посмотрела в окно.