Через полчаса, умывшись и кое-как соорудив на голове лохматый пучок, заварила крепкий чай. Стоя у окна, она смотрела на серую утреннюю дымку за окном и с жадностью вдыхала аромат бергамота. Есть не хотелось, но сухая корочка от вчерашней пиццы на удивление пришлась по вкусу.
До этого, разглядывая себя в зеркало, Надя признала, что несмотря на весь этот ужас, выглядит она довольно неплохо и даже, кажется, похудела. В другое время это бы порадовало ее, но что значит потеря физического веса по сравнению с потерей равновесия внутреннего?
— Я все делаю правильно, — пробормотала Надя, согревая ладони о бока кружки. — Даже если это выглядит смешно и нелепо. Я ставлю перед собой задачу и выполняю ее. Всегда. Так будет и в этот раз. — Решимость, с какой она произнесла эти слова, придала Наде уверенности.
Наверное, следовало бы посвятить эти зыбкие утренние часы себе, просто полежать, подремать, чтобы голова окончательно остыла. Но Надя с удивлением осознала, что за эту ночь вполне пришла в себя для того, чтобы и дальше мыслить трезво.
Максим Тураев ждал ее на поминках. Для чего? Зачем ему нужно ее присутствие? Все эти взгляды, слова, намеки… Если бы их не связывало преступление, Чарушина бы расценила его действия как подкат. И что скрывать, это польстило бы ей. Но тогда бы она не узнала о его махинациях, да и интересоваться женатыми мужчинами ей еще в юности мама запретила. Именно поэтому для Наденьки был так важен холостяцкий статус Ржевского. Они оба оказались свободны. Наденька ждала именно его, жаждала, чтобы он стал ее первым мужчиной. Глупо, конечно, рассуждать об этом в таком ключе именно сейчас, но из песни слов не выкинешь. Получилось так, как получилось. И она не испытывала абсолютно никаких сожалений. И уж точно никогда не пожалеет об этом впредь.
Однако рассматривать Тураева как запасной аэродром и представлять себя в его объятиях казалось чем-то странным. То есть здравый смысл заставлял ее видеть в нем приятные черты, но душа продолжала активно сопротивляться. Причем самым действенным способом, вызывая что-то вроде физического отторжения.
Надя облизала губы, сглотнула и уставилась на недопитый чай.
— Гадость какая. Молока хочется…
Молока не было, поэтому Надя занялась сборами. Нашла черную водолазку и прямые брючки, которые вполне прилично сели на ней. Слегка припудрила заострившиеся скулы и провела по губам гигиенической помадой. Тонкие темные прядки из пучка свисали вдоль ее бледного лица, а припухшие веки с длинными ресницами придавали ее образу детскую наивность. И лишь глаза Наденьки, ее теплые карие глаза, таили в себе упертость и расчет.
Она знала, что тело Лизы из судебного морга доставят похоронный зал незадолго до назначенного к прощанию времени. Тураев соблюл все соответствующие этому скорбному моменту приличия, что, в общем, не делало его поступок героическим. Его положение и уровень требовали подобных действий, и как бы не была неприятна сама ситуация, играли в его пользу. Теперь, выполнив условия договора с Ржевским и оказавшись вне списка подозреваемых, он мог спокойно жить и строить свои отношения с кем-то другим. Даже с Чарушиной, будь на то ее воля.
Эта мысль заставила Надю испытать новый виток отторжения, что было странно, ведь ее никто не заставлял делать то, что ей не нравится. Но какое-то внутреннее, скрытое от нее самой, чувство пыталось довлеть над разумом и запрещало даже вскользь примерять на себя новые варианты.
Наденька остановила автомобиль в "кармане" на той же стороне улицы, где находился ритуальный зал, и включила обогрев.
Она увидела спецмашину, въехавшую в ворота, и невольно вспомнила день прощания с отцом. Смерти все равно, кто пополняет ее ряды. Ей не важен возраст, пол, мечты, желания и поступки. Но тем, кто остается, все это продолжает быть нужным и важным. Как близким, так и тем, кто оказался волей случая вовлеченным в этот жизненный цикл.
Внедорожник Тураева Надя узнала сразу и на всякий случай приспустилась на сидении, хоть и понимала, что на таком расстоянии и в окружении других машин он вряд ли обратит на нее внимание. Остальные автомобили въезжали внутрь или останавливались на стоянке. Разглядеть тех, кто прибыл, Наде не удалось. Следующий час она провела, изнывая от желания оказаться в зале, сходить в туалет и позвонить Зае. Непостижимым образом Церен стала лакмусовой бумажкой ее мыслей и действий, союзником и критиком, ведущей и ведомой силой, благодаря которой Надя могла себе позволить самые естественные вещи.
Но сделанного не воротишь. Благими намерениями, в общем…
Наконец небольшая процессия из машин направилась в сторону кладбища. Надя встрепенулась и вцепилась в рулевое колесо. Щиколотку закололо от долгого сидения, и ей пришлось несколько секунд активно ее разминать. Затем Чарушина выехала из "кармана" и последовала за процессией, стараясь не упустить из виду похоронный катафалк. Поняв, на какое кладбище он едет, она немного расслабилась. В ее планы не входило ни поддерживать вдовца, ни показываться ему на глаза раньше времени.
Перед кладбищем была открытая площадка, так что ей пришлось оставить машину в небольшом лесочке и топать метров триста пешком. Зато Надя исполнила кое-что из того, что так сильно отвлекало ее внимание последний час, благо кусты были еще достаточно зелены и густы.
С главной дорожки она увидела катафалк и группу людей в темном. Свернув в сторону и стараясь не шуметь, Наденька прошла вперед и остановилась, скрывшись за высокой гранитной стелой.
Двое мужчин в спецовках уже закапывали могилу. Тураев, в темном костюме и накинутом на плечи плаще, стоял чуть поодаль, наблюдая за тем, как его водитель горкой складывает венки и корзины с цветами.
Среди тех немногих, кто оказался рядом с Тураевым, Надя узнала банкира Лопухова, адвоката Половикова и… Залесского. Следователь что-то сказал Тураеву, а затем, переступая через комья земли, направился к главной дороге.
Наденька присела и уткнулась взглядом в выбитую на стеле надпись: "И сердцу больно и горю нет конца".
Как назло, Залесский остановился как раз напротив и теперь задумчиво глядел перед собой, поочередно шаря по всем карманам.
"Найди ты уже свои сигареты! — мысленно взвыла Надя, чувствуя, как брючный ремень впивается в живот. Узкие брючки явно не были предназначены для танцев вприсядку, а чужая могила для игры в прятки. Чарушина боялась даже вздохнуть лишний раз, чтобы следователь ее не заметил. Уж лучше появиться как все — по главной дороге скорби, а не как черт из табакерки, в окружении выгоревших искусственных цветов.
Залесский хмыкнул и обернулся, разглядывая молчаливую группу людей. Покачав головой, он наконец побрел восвояси.
— Ну слава богу! — в сердцах прошипела Надя, а затем быстро перекрестилась. — Простите-извините! — обратилась она к памятнику и, дождавшись, когда следователь уйдет подальше, попятилась назад, старательно лавируя между оградами.
В лесок Чарушина вернулась с осознанием полного идиотизма ситуации.
— Машинка моя родная, — стуча зубами, пробормотала она, залезая в салон. — Ждала меня!
Кажется, нервы не оценили по достоинству ее поступок, и Наденьку несколько минут еще ощутимо потряхивало.
Если бы только ее мать могла представить, чем она занимается, то…
— Мы же ей ничего не скажем, правда, моя хорошая? — Чарушина посмотрела на себя в зеркало.
Бледное, с выпученными глазами и растрепанными волосами, отражение молча кивнуло, и Надя завела мотор.
Глава 47
К "Бемолю" Надя поехала по окружной, чтобы ненароком не столкнуться на дороге с остальными, а заодно дать себе время на обдумывание дальнейших действий.
До ресторана она добралась, когда участники траурного события были уже на месте. Странным образом получалось, что самые значимые события в ее жизни за последнее время произошли именно здесь. Но теперь Наденька была уверена, что, если когда-нибудь она все-таки соберется замуж, то для брачного торжества она это заведение точно не выберет.
Поставив свою "малышку" в ряд с мощными лакированными авто, Наденька несколько раз глубоко вздохнула и, пока шла, успела рассмотреть себя в большое ресторанное окно.
На входе ее встретила уже знакомая, миловидная хостес. Вероятно, темная одежда и отсутствие косметики на Надином лице говорили сами за себя, поэтому девушка лишь кивнула и предложила ей пройти в большой зал.
— Надежда Николаевна! — Тураев поднялся из-за стола и поспешил к ней. — Спасибо, что пришли. Я не посмел бы звонить. И все же… спасибо, что нашли время.
Пока он говорил, Наденька смотрела на тех, кто находился в зале. Сразу стало понятно, что традиции были соблюдены и в отношении поминального обеда. Просто выглядело это скорее светским мероприятием, чем привычная большинству тризна. Дорогое спиртное, хрустящие скатерти, хрустальные фужеры…
— Зачем вы позвали меня, Максим Викторович? — спросила Чарушина и зябко поежилась под перекрестными взглядами присутствующих.
— Я и сам не знаю… теперь не знаю… — он пристально посмотрел ей в глаза.
— Теперь? — удивилась Надя.
— Мы здесь ненадолго, — вдруг перевел тему Тураев. — Как вы понимаете, никто из тех, кто здесь находится, толком не знал Лизу. Собственно, я и сам, — он кашлянул. — Но мои друзья пришли поддержать меня в этот сложный момент, так что я рад, что и вы поступили точно так же.
Сказано это было с такой интонацией, что Надя сразу поняла — он ищет ее поддержки и, возможно, хочет показать, что честен с ней и не держит… что там обычно держат за спиной или за пазухой? Камень? Нет, подобное с Тураевым как-то не сочеталось.
Она догадывалась, что на своем заводе он знает каждый угол и отлично разбирается во всех вопросах производства, начиная с состава бетона.
"Хм, если бы он захотел избавиться от своей фиктивной жены, то попросту бы залил ее тело бетонной смесью", — промелькнула шальная мысль в ее голове.
Надя заняла предложенный стул и оказалась напротив банкира Лопухова. Место рядом с ним было свободно, но рядом с тарелкой лежала выпачканная помадой салфетка.