В прихожую вошла Валя с плетеной сумкой в руках.
– Чего тебе надо? – удивленно воскликнула Дуся.
– Вот, – стала впихивать девушка корзинку генеральше, – возьмите.
– Зачем?
– Там подарок.
– Не нужно.
– Уж не побрезгуйте, яички из деревни, сметанка своя, мед в сотах, – тараторила Валя, – специально в колхоз, к родне смоталась и привезла. Ешьте на здоровье. Спасибо вам.
– Уноси, – простонала Дуся, у которой с утра немилосердно трещала голова.
– От чистого сердца, – не отступала Валя, – не обижайтесь, другим ничем поблагодарить не сумею.
– До свидания, – еле выговорила Дуся.
– Ой, вам плохо?
– Нет, ступай домой.
– Вся красная, небось температура.
– Сама разберусь.
– У вас ребенок кричит, не слышите?
Евдокия хотела сказать: «Девочка больна корью», – но не сумела, у генеральши подкосились ноги, перед глазами потемнело… Дальнейшее вспоминалось с трудом. Вроде кто-то привел ее в спальню, раздел и уложил в кровать, сунув под мышку противный холодный градусник. Затем из тумана выплыло испуганное лицо Ивана Павловича…
Очнулась Дуся внезапно, обнаружила себя на постели, села, потрясла головой, потом кое-как встала на дрожащие ноги и добрела до кухни.
В просторном помещении приятно пахло свежепожаренными котлетами, у стола сидела крохотная Галечка с ложкой в руке, а возле плиты стояла… Валя.
– Ты что тут делаешь? – выпалила Евдокия.
– Ой, – засуетилась девушка, – скорей сядьте! Корью вы заболели, от Галечки заразились. Вовремя я пришла, вы с такой температурой свалились! Аж градусник зашкалило. Иван Павлович так испугался! Чуть сам не помер! Вот я и осталась, по хозяйству помочь! Ну, не бросать же вас было! Галечка в кровати, жена тоже плохая… Разве мужику с больными справиться!
Дуся хотела сказать «спасибо», но пошатнулась от слабости.
– Зря встали, – укоризненно сказала Валя, – сил сейчас у вас как у воробья. Ну-ка, давайте в постельку.
Поправлялась Дуся очень медленно, она получила осложнение, заболело сердце, потом невесть откуда навалился отит, его сменило воспаление легких, и все время, пока женщина лежала в кровати, Валечка твердой рукой вела хозяйство. Иван Павлович выходил из дома в тщательно отутюженной одежде и начищенных ботинках. Галечка щеголяла в белоснежных платьицах, кошка исправно получала еду, и на плите имелся вкусный обед. Легкая на подъем, веселая Валя отлично управлялась с тряпкой и пылесосом, любила цветы и животных. А еще она не гнушалась сгонять к родне в деревню и припереть оттуда местных деликатесов: то привезет полкабанчика, то притащит необыкновенно вкусные яйца с ярко-оранжевым желтком. И Дуся сообразила – ей без Вали будет плохо, впервые в жизни трудолюбивая, всегда рассчитывающая на собственные руки генеральша поняла: как приятно, когда жирную посуду моет кто-то иной, а ты в это время мирно пьешь чаек.
Валя согласилась стать домработницей, у девушки не было особого образования, и на хорошую службу ей рассчитывать не приходилось.
Мирно текли счастливые годы, случалось, конечно, и горе. Умерла Зина, но, поскольку последнее время она была совсем невменяемой, кончину матери Валя восприняла без трагизма. У девушки наконец-то появилась надежда устроить личную жизнь. Валечка была вполне симпатична внешне, но кавалеры, услыхав про мать-психопатку, мигом улетучивались, никто не желал иметь тещу с душевным заболеванием, женихов не привлекало даже наличие у невесты отдельной квартиры почти в центре Москвы. И вот сейчас Валечка осталась одна.
Принц не заставил себя ждать, появился словно по мановению волшебной палочки, Валечка влюбилась и очень скоро забеременела. И тут королевич повел себя совсем не благородно, на Валину просьбу: «Давай сходим в загс», – он спокойно ответил:
– Как-то стыдно, с животом, вот родишь, и сбегаем.
Валя поверила будущему мужу и сказала Евдокии:
– Уж извините, покину вас временно.
– Может, погодишь пока дитем обзаводиться, – осторожно спросила генеральша, – помогу аборт сделать, есть у нас с Нинель и Лилей неплохой специалист, сначала следует замуж выйти, какие твои годы? Посмотри на меня, дочку себе позволила далеко не в юном возрасте, только тогда, когда муж наверх выбился. Не торопись, погоди.
– Да я не уйду надолго, – заулыбалась Валя, – рожу и вернусь. Мой Алеша надомник, картинки рисует, потом продает, ему нетрудно будет за малышом приглядеть.
Евдокия только вздохнула. До самых родов Валечка помогала генеральше, а потом ее увезли в клинику, Бордюг позвонила счастливому отцу, хотела спросить, что купить новорожденному в подарок, но телефон не отвечал. Не приехал молодой папаша и за женой, в нужный час растерянную Валю забирали Дуся и ее лучшие подруги Нинель с Лилей. Они же справили малышу приданое. Алексей испарился в неизвестном направлении.
Валя не стала плакать, она вообще очень редко унывала, умела находить радость в любой ситуации. Иван Павлович крякнул и устроил маленького Сережу в ведомственные ясли, на пятидневку. Валечка с понедельника по пятницу служила домработницей, а на выходные становилась мамой, благо Сереженька рос здоровым, послушным, тихим мальчиком, с самых ранних лет обожавшим лепить фигурки из пластилина, подвижные игры пацанчик недолюбливал.
Через некоторое время скончался Иван Павлович, вместе с ним умерло и материальное благополучие, Евдокия осталась одна, без профессии и мужа, с дочкой-школьницей.
Первое время она тратила накопления, но потом пришлось сказать Вале:
– Извини, нам придется расстаться, платить больше нечем.
– Эка ерунда, – отмахнулась Валя, – я че, денег прошу? Давно вас мамой считаю, хоть по возрасту и не подходите, молодая вы еще!
Дуся заплакала, вот какая Валечка замечательная, не бросила в трудную минуту. Следующая неприятность приплыла с той стороны, откуда ее совсем не ждали. Галечка, едва поступив на первый курс университета, забеременела. Евдокия поздно заметила беду, да и Валя прошляпила ситуацию. Галечку не тошнило, она просто стала очень хорошо кушать. Возросший аппетит всегда капризного в еде ребенка не насторожил мать, наоборот, Дуся обрадовалась, решила, что дочка взрослеет и теперь ныть около полной тарелки не станет.
Прозрение наступило слишком поздно, что-либо предпринимать было уже нельзя, на свет явилась крошечная Милочка.
Сколько Евдокия ни пытала дочь, но так и не добилась ответа на вопрос: кто отец малышки?
Галечка отводила в сторону взор и молчала. Нинель, не давившая на психику матери-одиночки, добилась большего результата. Ей в конце концов девочка призналась:
– Наш преподаватель, он женат.
Нинель мигом принесла новость подруге, Дуся разъярилась.
– Ну, сейчас пойду к ректору, пусть вычисляет мерзавца.
– Не делай глупости, – предостерегла ее лучшая подруга, – пусть все идет своим чередом, авось устаканится.
– Хорошо тебе говорить, – обозлилась Дуся, – с мужем живешь, не нуждаешься. А нам где деньги брать? Нет уж! Прищучу пакостника, если жениться откажется, обязан алименты платить!
– Не надо!
– Еще чего! – рявкнула Дуся и рванула в университет.
Имени похотливого преподавателя она не узнала, ректор женщину не принял, разговаривала она с деканом факультета, где училась Галечка. Седовласый начальник заверил Дусю, что разберется в ситуации; успокоившись, вдова генерала вернулась домой и легла спать.
На следующее утро, оставив крохотную Милу с Валей, Галечка убежала на лекции и домой больше не вернулась никогда. Через два дня в почтовом ящике Дуся обнаружила письмо, содержание которого запомнила навечно: «Ты сломала мою жизнь. Зачем ходила к декану? Теперь любимый на мне никогда не женится. Прощай, я умираю, а ты живи дальше и знай, что убила меня».
Глава 17
Евдокия бросилась в милицию, но там ей ничем не помогли, среди обнаруженных в столице трупов Галечки не нашлось. Примерно через год Бордюг вызвали в отделение, показали ей сумку, сапоги и спросили:
– Узнаете?
– Да, – кивнула Дуся.
Следователь вытащил паспорт.
– Бордюг Галина Ивановна – ваша дочь?
– Да.
– В сумке еще ключи, ваши?
– Галечкины.
– И кошелек, в нем деньги.
– Наверное, то есть он ее… – прошелестела Дуся, – девочка нашлась?
Милиционер кивнул.
– И мне можно ее увидеть? – приободрилась плохо въехавшая в ситуацию Евдокия.
– Не надо, – осторожно ответил мужчина.
– Но почему? – возмутилась вдова. – Очень хочу обнять дочь, поговорить с ней. Где она?
Следователь помялся, затем решительно заявил:
– Теплеть стало, снег сошел.
– Конец апреля на дворе, – удивилась Дуся странной перемене темы разговора, – давно сухо.
– Это в городе, – гнул свою линию представитель правоохранительных органов, – а в лесу только-только все растаяло, вот «подснежники» и появились.
Дуся захлопала глазами.
– Подснежники? Но они же в начале марта цветут.
Следователь начал передвигать на столе всякие предметы, перекладывать бумажки и в конце концов выпалил:
– Обнаружен труп вашей дочери, в лесу, в Подмосковье. Сомнений теперь нет, опознание не потребуется, то, что осталось от Галины Ивановны, выдадут для похорон, лучше не настаивайте на вскрытии гроба, вы имеете на это право, но… не надо.
Галечку упокоили около Ивана Павловича, Евдокия осталась одна с крохотной Милочкой, и вновь на помощь пришла Валечка.
– Живым жить надо, – уговаривала она лежавшую на кровати хозяйку, – вам внучку поднимать.
– Сил нет, – ответила Дуся, – и денег тоже! Как ребенка тянуть? Ума не приложу! Нет уж, лучше к своим уйти.
– А Милочку куда, в детдом? – напомнила Валя.
Евдокия вздохнула, ради внучки следовало взять себя в руки. В конце концов, наступив ногой на собственную гордость, вдова генерала сняла со стены картину и продала ее. Иван Павлович не любил тратить деньги попусту, генерал предпочитал покупать вещи, представлявшие, на его взгляд, ценность, он вкладывал средства в произведения искусства, посуду, украшения для жены.