В то же время два гениальных «пришельца» парфюмерии, как и их творения, очень различались. Коти делал ставку на средний класс, на доступность духов «для масс»; он хотел нравиться очень многим и достичь сразу большого оборота товара. Как мы знаем, у него все получилось. А Эрнест Дальтрофф стал выпускать духи «класса люкс», и, разумеется, такая маркетинговая политика требовала серьезных инвестиций, запаса прочности, терпения и базовой культуры.
Преимуществом Франсуа Коти были талант, напор, темперамент. Эрнеста Дальтрофф, очевидно, отличали образованность, высокая культура и тоже – огромный талант.
Духи Карон для «богини, сошедшей с неба на землю лишь для того, чтобы люди не забывали о существовании мимолетных видений и гениев чистой красоты» (В. Катаев). А Коти рассчитывал, в основном, на следующую категорию (по классификации того же Валентина Катаева): «Следом за небожительницей в ранге красавиц идет хорошенькая девушка более современного полуспортивного типа, в кофточке джерси с короткими рукавами, с ямочками на щеках и на локотках, чаще всего азартная любительница пинг-понга, имеющая у нас кодовое название «Ай-дабль-даблью. Блеск домен. Стоп! Лью!». Справедливости ради надо добавить, что принцессы тоже любили духи Coty – например, княжны Романовы.
Франсуа Коти на первоначальном этапе бизнеса активно помогала его жена. У Эрнеста Дальтрофф тоже появилась любящая помощница, ее звали Фелиция Ванпуй. Фелиция обладала прекрасным вкусом и занималась разработкой дизайна флаконов, а возможно, также концепцией ароматов, – название, подача, реклама. Так в духах Caron воплотилось и мужское, и женское; вероятно, в этом одна из причин их популярности и долговечности. И еще в том, что их любовь не стала браком, оставшись желанием.
Самоучка Эрнест Дальтрофф составлял композиции, которым удалось выразить эпоху. Каждый из его великих ароматов – яркая картина, социально-культурологический «срез» времени. Дальтрофф обладал даром улавливать эти коды – притом что они абстрактны и неуловимы, – и воплощать их, создавая мощный образ, который запоминался.
Первой большой удачей Caron стал Narcisse Noir в 1911 году. Томный, темный, очень благородный, в великолепном флаконе. Духи Narcisse Noir представляли образ времен бель эпок. Аура Narcisse Noir Caron была аристократичной – блоковская Незнакомка, одетая дорого, но изящно. Дива эпохи немого кино: ни порханий, ни кокетства – несколько заторможенная, погруженная в себя красота. Narcisse Noir имел успех, стал модным, его называли «магическим».
Затем появились духи Infini Caron. Неизвестно, было ли в них действительно так много альдегидов, как при переиздании в 70-м году; но если они там были – значит, Infini предвосхитили Chanel № 5 почти на десять лет. Это свидетельствует о том, что Эрнест Дальтрофф рано почувствовал и выразил новую, джазовую гармонию эпохи, подобно Стравинскому и Кандинскому.
После Первой мировой войны образ дивы поменялся, появилась новая женщина: она действует, курит и водит автомобиль. Или, надев очки, сидит над бухгалтерскими книгами собственной фирмы и снова курит. Загар и занятия спортом станут модными немного позже, но в новых духах Caron уже немного проявляется и это: движение и солнце, обивка сиденья авто, нагретая солнцем. Духи Tabac Blond Caron создавались для этакой роскошной Миси Серт, любимой подруги Сергея Дягилева. Она богата, взбалмошна, озабочена интригами в труппе Русских балетов. «Мися, носи всегда белое, тебе очень идет», – сказал ей Дягилев на прощание, в свой последний день, в Венеции. И она носила белое. Tabac Blond Caron – первые духи для женщин с нотами виргинского табака, первые духи с базовым кожаным аккордом; так пахли дамские лайковые перчатки того времени. Так пахла сумочка с пачкой пахитосок в ней. Так пахло в салоне автомобиля летом на дороге Париж – Ницца, где разбивались многие богатые лихачи, как разбился Бой, возлюбленный Шанель. Но продолжали гонять, скорость не снижали. Духи Tabac Blond опережают эпоху и предсказывают будущее. Они умудрились не устареть сегодня.
Особняком стоит великая композиция, в которой Эрнест Дальтрофф сделал невозможное: запечатлел картину любимого праздника миллионов людей. Написал картину невидимыми красками. Nuit de Noël (1924) – воплощение рождественской ночи. Непонятно, как это удалось парфюмеру, но аромат этих духов стал изображением светлой мистерии, в нем соединились и ожидание чуда, и хлопотные приготовления, и аромат цитрусовых, и елка. Нарядные женщины, радостные домочадцы, счастливые дети, ожидание хорошего – все голоса, образы, знакомые эмоции есть в Nuit de Noël. Оформление духов, придуманное Фелисией Ванпуй, было сложным произведением, даже отчасти вычурным: кобальтовый непрозрачный флакон и зеленая с золотом коробка, украшенная шелковой кистью. Люкс, роскошь, подарочное издание, эксклюзив! Фирма Caron работала для самых богатых и утонченных клиентов.
N’aimez que moi, «Не люби никого, кроме меня»! Так назывались духи Caron 1917 года, розово-фиалковый аромат, женственный и нежный. Духи золотого цвета выпустили в золотой коробке, и на ее внутренней стороне изображена женщина, похожая на модель и возлюбленную Климта. Не люби никого! Кроме меня! А любовь Эрнеста и Фелисии не была вечной. В 1932 году Эрнест Дальтрофф женился не на Фелисии Ванпуй, а на женщине по имени Мадлен Брие; ему 65 лет, Мадлен 45. Мы не знаем, почему так произошло. В свою очередь, и Фелисия, причем, по некоторым источникам, в том же году, стала мадам Берго.
Партнерами по бизнесу они остались: в Caron еще появились духи Fleurs de Rocaille, En Avion, French Cancan.
В 1939 году, когда стало ясно, что война и оккупация неизбежны, Эрнест Дальтрофф с женой уехали в США, и его не стало уже в 1941 году: умер от онкологии. Все права по ведению дел остались у Фелисии, она продолжала заниматься фирмой, продолжала выпускать духи класса люкс вплоть до начала шестидесятых. Помогал ей в этом парфюмер Мишель Морсетти, в свое время работавший у Эрнеста Дальтрофф ассистентом.
Самое важное: Фелисия сохранила формулы духов своего возлюбленного. Благодаря этому его послание, его высказывание звучит и сегодня. Партитуры произведений Эрнеста Дальтрофф расшифрованы и исполняются в меру аутентично, подобно лучшим музыкальным произведениям прошлого.
Август Мишель (?–1937?)Отрада Страны Советов
Двадцатые годы прошлого века – особый период в нашей истории, в это время вера в построение справедливого общества была искренней, энтузиазм большинства людей неподдельным. Вдохновенная вера в светлое будущее, новая мощная энергия воплотилась в произведениях искусства: в театре Всеволода Мейерхольда, поэзии Владимира Маяковского и Осипа Мандельштама, Леонида Пастернака, в прозе Юрия Олеши и Михаила Зощенко, в живописи Александра Дейнеки, Павла Филонова и Юрия Пименова, в музыке молодых композиторов Леонида Половинкина и Сергея Прокофьева, в кино, фотографии, архитектуре конструктивизма все дышало радостной силой предчувствия будущего!
Можно говорить и о расцвете другой отрасли культуры, парфюмерии, в середине 20-х годов. На единственной крупной парфюмерной фабрике страны, «Новая Заря», были созданы композиции «Манон», «Красная Москва», «Красный Мак», «Кремль», «Кармен». Эти духи потом в СССР выпускались десятилетиями и были любимы. Слава «Красной Москвы» дожила до наших дней, и это лучшая память, награда для парфюмера, ее создавшего. Его звали Огюст Мишель (в России называли Август Ипполитович Мишель), он был главным парфюмером «Новой Зари» в то время.
В 1936 году в журнале «Техника молодежи» была напечатана статья Р. Кронгауза «Алфавит обоняния», где журналист рассказал о работе фабрик «Новая Заря» (до революции предприятие «Брокар и Ко») и «Свобода» (прежде «Ралле и Ко») и об Августе Мишеле.
Вот отрывок из статьи Кронгауза (орфография сохранена). К сожалению, мне не удалось ничего выяснить об этом журналисте:
«Искусство читать запахи не менее сложно, чем понимание китайских письмен. Августу Ипполитовичу Мишель присуще это умение в совершенстве. Когда в 1908 году он приехал из Франции на службу к фабриканту Брокару, тот подверг его испытанию: «Вот вам духи. Расшифруйте их запах. Дайте рецепт, пропорции, композицию». Пять дней Август Мишель сидел в гостинице взаперти. Взволнованно и кропотливо выяснял он тайну хрустального флакончика. И на шестой день фабрикант получил решение сложной задачи. Ведь его новый парфюмер ошибиться не мог, он был уроженцем города Грасс, славящегося своими тридцатью парфюмерными фабриками, тончайшими ароматами их духов и одеколонов. Еще мальчишкой по четырнадцать часов в сутки проводил Август Мишель в цехах, наполненных запахами эфиров. С тех пор чуть ли не 3000 различнейших запахов запечатлела наперечет его удивительная память».
Журналист подробно описывает процесс создания духов на «Новой Заре», пишет о главном «носе» фабрики, упоминает и помощника мастера по фамилии Иванов. Затем автор переходит к работе фабрики «Свобода», где производили мыло и зубной порошок.
Спустя полгода после этой публикации появился большой очерк «Гражданин французской республики» писателя Михаила Лоскутова в журнале «Наши достижения». Ни об одном парфюмере в отечественной, а возможно, и в мировой парфюмерии не было в ХХ веке написано так ярко. В этом Августу Мишелю очень повезло, и любителям парфюмерии тоже. Писатель увидел и показал мастера доброжелательно и вместе с тем иронично. Чувствуется и покровительственная интонация выпускника курского рабфака Лоскутова по отношению к представителю «старого класса», и еще постоянное подтрунивание: «француз, старый француз…». Написано очень талантливо, на мой взгляд.
Итак, М. Лоскутов, «Гражданин французской республики», «Наши достижения», № 2, 1937 год:
«…Говорят об утере мастерства позолоты. Говорят о возрождении каслинского мастерства, ювелирного, чугунного литья, о Палехе, о Мстере. У нас очень мало винных дегустаторов. Почти чудодейственное уменье их определять языком малейшие оттенки вкусов очень трудно передать молодым кадрам мастеров. Чайных дегустаторов у нас несколько человек.