— От меня? — возмутился Меньшиков. — С какой это стати?
— Выходит, вы меня откомандировывали вовсе не в Смоленский переулок?
— Куда?
— К булочной на углу, — уточнила Дежкина.
— Вы шутите, — сказал прокурор. — Насколько мне известно, сегодня на календаре не первое апреля.
— В записке, которую я получила, было сказано, что я должна явиться в Смоленский переулок к булочной и принести какой-то ключ.
— А я тут при чем?
Клавдия улыбнулась.
Отличный диалог для комедии абсурда: дурацкие вопросы и такие же замечательные ответы.
— Был звонок из Генеральной прокуратуры, — стал объяснять Меньшиков. — Справлялись о порученном вам деле о шайке, устанавливавшей блокираторы на колеса автотранспорта. Как оказалось, мошенники действовали не только в Москве. Генеральная прокуратура сделала запрос, с тем чтобы забрать дело в свое ведение. Я пытался доказать, что вы и сами сможете справиться, но наверху свои резоны.
— Про блокираторы в Смоленском речь не шла, это однозначно, — сказала Дежкина. — Да и Генеральной прокуратурой там не пахло.
— Тогда кто же мне звонил? — удивился прокурор.
— Хотела бы я тоже это знать…
Меньшиков хлопнул по клавише селекторной связи.
— Люся!
— Да, Анатолий Иванович, — немедленно откликнулось из динамика.
— Зайдите ко мне.
Через мгновение дверь распахнулась, и Люся с порога затараторила:
— Я не виновата, Анатолий Иванович, я предупреждала, что вы заняты и не можете ее принять, но Клавдия Васильевна не стала слушать, хотя я просила ее подождать, чтобы спросить у вас разрешения…
— Погодите, — поморщился Меньшиков, жестом пытаясь остановить словесный поток секретарши. — Вы мне скажите, с кем вчера соединяли по телефону…
На остреньком личике Люси промелькнуло удивление, но оно тотчас стало деловитым. Распахнув блокнот, секретарша спросила:
— С утра, днем, вечером?
— Из Генпрокуратуры звонили?
— Минуточку, — Люся зашуршала страницами. — Совершенно верно. Был звонок в одиннадцать двадцать пять.
— Кто звонил?
— От Шергунова, вы же знаете.
— А почему вы решили, что звонок был от Шергунова? — встряла в разговор Клавдия. — Вы с ним лично общались?
— Погодите, — отмахнулся Меньшиков от Дежкиной и сурово пророкотал: — Почему это ты решила, что звонок был от Шергунова?
Люся, которая знала, что шеф переходит с ней на «ты» только в минуты крайнего раздражения, быстро сглотнула слюну и пролепетала:
— Так сказали же… от Игоря Анатольевича звонят…
— Кто сказал?
— Не-не знаю…
Прокурор с досадой хлопнул ладонью по столу.
— Нет, вы поглядите, что делается, а! С кем работать приходится! Помощнички, так вас перетак!
Люся побелела как меловая стена.
— Но, Анатолий Иванович…
— Иди отсюда… Глаза б мои тебя не видели, идиотка! — В гневе Меньшиков бывал весьма груб с подчиненными.
На полусогнутых ногах секретарша вылетела из кабинета. За дверью раздались ее сдавленные рыдания.
— Проштрафилась, а теперь слезу пускает, — фыркнул Меньшиков. — Ну что, — обратился он к Дежкиной, — дело ясное, что дело темное. Верно?
— Надо созвониться с Шергуновым, — сказала Клавдия.
— А если он скажет, что никто от его имени не звонил, — нахмурился прокурор, — как я тогда буду выглядеть?
— Нормально будете выглядеть, Анатолий Иванович, — подбодрила его Дежкина. — Звоните.
Закряхтев, Меньшиков ткнул палец в клавишу селектора.
— Соедините меня с Шергуновым. И нечего сопли распускать, — прибавил он, услыхав горестный всхлип.
Дальнейшее подтвердило правильность догадки Клавдии.
Из Генпрокуратуры Меньшикову никто не звонил.
И звонить не мог, поскольку Шергунов находился в инспекционной поездке.
Звонок был подложным.
— Довольна? — горпрокурор с сердитым видом положил трубку на телефонный аппарат. — По твоей милости я почти что дурачком выгляжу…
— Анатолий Иванович, — сказала Клавдия. — Я чувствую, заваривается крутая каша… Мне нужен ордер на обыск обменного пункта, где произошла вчерашняя встреча.
Понедельник. 13.04–14.11
Клоков остервенело вгрызался зубами в пышный гамбургер и мгновенно перемалывал его своими бульдожьими челюстями. Майонез стекал по небритым щекам и, если бы не салфетка, обязательно попал бы на воротник новенькой белой рубашки.
Чубаристов терпеливо наблюдал за трапезой Дум-дума, механически катая по столу незажженную сигарету. Он знал, что до тех пор, пока Павел не справится с вожделенным завтраком, разговора не получится.
— Приборчик принес? — спросил Клоков, слопав последний кусище.
— Как заказывал, — Виктор откинул крышку кейса, в котором уютно разместился миниатюрный пеленгатор американского производства ценой в триста пятьдесят «зеленых». Да уж, эта заморская штучка влетела Чубаристову в круглую копеечку, но он надеялся с ее помощью получить огромную прибыль в виде бесценных показаний свидетеля.
Прибор представлял собой маленькую металлическую коробочку, на верхней панели которой были размещены две лампочки — красная и зеленая. Если при включении загорается зеленая лампочка — значит, замаскированных микрофонов в помещении нет. Если же красная — лучше помалкивать. К сожалению, это чудо современной шпионской техники было лишено способности «глушить» подслушивающие устройства, оно всего лишь предупреждало об опасности.
— Ну, включай, — сказал Клоков, и его глаза нервно задергались.
Виктор повернул крохотный рычажок. Несколько мгновений прибор молчал, будто раздумывал, какое принять решение. Наконец раздался тоненький писк и часто замигала зеленая лампочка.
Клоков и Чубаристов, не сговариваясь, вздохнули с облегчением. Допрос начался, хоть намечавшуюся приватную беседу с большой натяжкой можно было окрестить допросом.
— Я рад, что ты оказался не таким простаком, — тихо сказал Павел. — Ты вовремя понял, на что я тебе намекал. Ты вновь пришел ко мне и не пожалеешь об этом.
— Значит, все-таки Долишвили?
— Он самый…
— Что ты про него знаешь?
— Все, до мельчайших подробностей. Я прожил бок о бок с ним пять лет, а этого времени вполне достаточно для того, чтобы по памяти пересчитать все родимые пятнышки на его лице.
— С трудом верится, — мягко возразил Чубаристов. — Я не о родимых пятнах, о другом… С тех пор как Резо убили, я допросил десятки свидетелей, но в их показаниях ты ни разу не упоминался. Ни разу! Не было даже самого слабого намека:
— Сработало… — загадочно улыбнулся Клоков.
— Что сработало?
— Новая стратегия сработала.
— Не понимаю, объясни.
Сердце Виктора заныло от предвкушения чего-то значимого, прежде необъяснимого. В каком бы направлении он ни продвигался, рано или поздно следствие заходило в беспросветный тупик. Неопровержимые, казалось бы, факты вдруг начинали противоречить друг другу, получалась какая-то маразматическая смесь из версий, улик, показаний. Чубаристов был упрям, он снова и снова пытался взять мозговым штурмом крепость, состоящую из неразрешимых загадок, но тщетно. Неужели скоро все встанет на свои места и разрозненные звенья скрепятся в единую цепочку?
— Не торопись, Виктор, — покачал головой Дум-дум. — Ты забыл о сделке.
— О какой еще сделке?
— О нашей с тобой. Услуга за услугу. С моей стороны — полная открытость и откровенность… Ничего не утаю, отвечу на все вопросы.
— А с моей стороны? — напрягся Чубаристов.
— Видишь ли… Любой другой человек, оказавшийся на моем месте, давно бы уже сошел с ума или покончил с собой. Но я страстно люблю жизнь. И пятнадцать последних месяцев стараюсь эту жизнь сохранить. Порой казалось, что это, увы, невозможно, но в самый последний момент открывалась та потайная дверца, за которой было спасение. Но я дорого заплатил за это спасение. Я потерял все, что у меня было, — верных друзей, положение в обществе, богатство, здоровье… Я нищий. У меня за душой ни гроша.
— Неужели не успел ничего заначить?
— Не успел воспользоваться заначкой, — горестно вздохнул Клоков. — Я болен, Виктор. Болен серьезно. Все началось с того, что я вдруг начал подыхать. Подыхать в прямом смысле — постоянные обмороки, судороги, припадки, кровь носом. Мой личный врач, сука, посоветовал бегать перед сном. «У вас, — говорит, — отложение солей». А ведь он тогда знал, сволочь такая, что меня талием травят.
— Талием?
— Ну да! Никогда не слышал про талий? — Павел удивленно вскинул брови. — Мой тебе совет, если хочешь хорошенько травануть тещу там или жену, воспользуйся талием — незаменимая штуковина. Распознать этот яд в человеческом организме практически невозможно.
— При современной-то технике?
— В том-то все и дело, что талий не вызывает признаков, свойственных всем отравлениям, разве что волосы начинают выпадать, но это уже в самой последней стадии. А поначалу жертве даже в голову не приходит, что ее травят. Но это к теме не относится… В конце концов я сообразил провести полное обследование, и выяснилось, что помимо сильнейшего отравления у меня еще и синдром Ляриша… Ужасная вещь.
— Что это?
— Аневризма аорты брюшного отдела. — Павел говорил о своей болезни на удивление спокойно и равнодушно, будто читал медицинскую энциклопедию. Уж в чем, в чем, а в болячках Клоков неплохо разбирался, недаром он закончил два курса Первого меда. — Еще немного, и начнется атеросклероз, стенки аорты станут истончаться и крошиться. На мои ноги страшно смотреть. Кровь не поступает. Нужно сделать протез аорты, вживить его, разогнать холестериновые бляшки. Сложнейшая операция, и качественно ее могут сделать только там, — Дум-дум почему-то показал пальцем на потолок, — на Западе, в лучших клиниках. За гигантские деньги. У меня таких денег уже нет. Витенька, с каждым днем я чувствую себя все хуже и хуже. Я подохну, если меня не прооперируют.
— А что стало с твоим лечащим врачом? Ты его…
— Представь себе, нет, — досадливо поморщился Клоков. — И до сих пор об этом жалею.