— Что «другим способом»? — Тело Клавдии напряглось, будто неведомая сила сковала ее позвоночник. Нет сомнений, на этот раз действительно что-то случилось. Что-то серьезное.
— А вы не знаете? — обидно засмеялся Подколзин. — Чайником прикидываетесь?
— Никем я не прикидываюсь…
— Ага, и скажите еще, что не по вашей наводочке ко мне гости пожаловали?
— О чем вы, Миша? — Дежкина крепко сжала в ладони телефонную трубку. — Клянусь вам… Я ничего… Я пришла домой десять минут назад…
— А пять минут назад ко мне пришли двое милиционеров и потребовали кассету. Ту самую кассету.
— Я не имею к этому никакого… — опешила Клавдия. — И вы отдали?
— Отдал, черт вас побери!
— Но как они аргументировали?
— Дубинкой по башке, вот как!
— Че такое? — увидев, как у ее матери вытягивается лицо, испуганно спросила Лепка.
— Иди на кухню, — бросила ей Клавдия Васильевна. — Суп на плиту поставь.
Девчонку как ветром выдуло из прихожей.
— Они предъявили удостоверения?
— Предъявили, — негодовал Подколзин. — Иначе фиг бы я их впустил. Двадцать первое отделение милиции, Бобров и Соколов. Ну скажите, кому понадобилась эта пленка? Кому, мать вашу за ногу?
— Не отходите от телефона, — попросила Дежкина. — Я вам перезвоню.
Через мгновение она связалась с Чубаристовым (на счастье, Виктор Сергеевич засиделся в своем кабинете), и тот оперативно разыскал телефон майора Рогожина, начальника двадцать первого отделения милиции. Еще через минуту Рогожин был на проводе. Дежкина представилась и потребовала у майора объяснений по поводу случившегося на квартире у Михаила Подколзина.
— Странно… — промямлил начальник отделения. — Впервые слышу. Вы можете назвать фамилии оперативников?
— Бобров и Соколов.
— У нас нет таких… — ответил Рогожин. — Журавлев есть, а Соколова и Боброва точно нет. Ошибочка вышла, мадам.
— Это мы проверим, — пообещала Дежкина.
ДЕНЬ ВТОРОЙ
Пятница. 6.14–8.23
Федор позвонил в начале седьмого утра, как раз тогда, когда Клавдия Васильевна уже проснулась. Благоверный каялся, что не дал о себе знать прошлым вечером (мол, поблизости не было телефона), и обещал объявиться к полудню.
— Целый «лимон»! — возбужденно говорил он. — Представляешь, целый «лимон».
— Представляю… — кивнула Дежкина, будто Федор мог видеть этот кивок. — Молодец.
Врал ли муженек или же говорил правду? На самом деле он приводил в порядок чью-то «тачку» или же… Впрочем, Клавдию это мало беспокоило, а честнее сказать, ей было на это ровным счетом наплевать. Прошло то время, когда она испытывала страдания, кусала губы и рыдала в подушку, подозревая мужа в измене. Давно была перейдена та грань, за которой не оставалось ничего, кроме равнодушия и, быть может, толики сострадания. Привычка — вторая натура…
За окном в желтом луче уличного фонаря поблескивали искорки первого снега. Вот и зима настала, а ведь кажется, что лето еще было вот-вот, пару дней назад. Зябко. И тапочки куда-то запропастились. Босиком она пошлепала в ванную. Из Ленкиной комнаты доносился тоненький храп.
«Все-таки надо было ей в детстве аденоиды вырезать, — подумала Клавдия, выдавливая остатки пасты на зубную щетку. — В первую брачную ночь у Ленкиного мужа будет шок. Эх, будет ли она, эта первая брачная ночь?..»
Склонившись над кухонным столом, что-то мурлыкая себе под нос, Максим увлеченно запихивал в объемистую железную коробку какую-то продолговатую штуковину. Рядом дымился и благоухал паяльник.
Неугомонный мальчишка. Вечно он чем-то занят, всегда у него в голове целый рой самых разных идей, фантазий и выдумок. Есть у него одна прекрасная и редкая для его возраста черта — не успокоится, пока не добьется своего.
— Давно встал? — Клавдия поцеловала сына во взъерошенную макушку и выудила из недр сонно урчащего холодильника чашечку размороженной воды — свой неизменный завтрак.
— Я и не ложился, — Макс поднял на мать усталые глаза. — Вот, компьютер собираю. Вроде получается.
— Компьютер? У тебя же есть. — Она еще до конца не взбодрилась, не вошла в свою обычную форму. Язык не слушался, секи слипались. Наверное, давление падает. Или повышается. Сделав первый глоток, она почувствовала, как вода приятными ледяными волнами проникает внутрь. Хорошо-о-о…
— Не сечешь, маманя, — миролюбиво ответил сынок. — Я из своего триста восемьдесят шестого Пентиум-Про делаю… Ma, там деньги на телевизоре.
— Купил бы себе что-нибудь, дуралей.
— А у меня все есть, — и Макс с головой ушел в свою работу. Теперь его лучше не отвлекать.
Сборы прошли быстро. Через каких-нибудь пять минут Клавдия Васильевна, бросив сострадательный взгляд на свой плащ и напялив старенькое, но хорошо сохранившееся осеннее пальтишко (уж что-что, а вещи она носила бережно), вышла на лестничную площадку. Лифт так и не починили.
Над пустырем поднималось смуглое солнце. Безлюдно. Пронизывающий ветер срывает с головы платок. Жаль, сегодня день праздничный, химчистка не работает. Завтра обязательно надо сдать плащ. Отмывать бензином опасно. Булочная открыта. Хорошо, что хоть здесь не празднуют.
Клавдия решила купить хлеба, благо у нее имелся временной люфтик в десять минут. После работы вряд ли получится (кто знает, что за денек выдастся. Нет гарантии, что не придется до полуночи в кабинете проторчать), а из родных никто о хлебе не подумает.
Хлеб оказался черствым, ну да ладно, и на том спасибо. В кондитерском отделе Клавдия Васильевна неожиданно обнаружила перемены. Рядом с кассой, в небольшой стенной нише, виднелось кругленькое окошечко, а над ним висела пестрая вывеска, смысл которой был Дежкиной непонятен:
«Букмекерская контора «Шанс».
Клавдия Васильевна заинтересовалась, вернее, в ней взыграло присущее каждой женщине любопытство. Она приблизилась к окошечку и какое-то время наблюдала, как незнакомый мужичок в серой куртке-аляске, заглядывая в толстый буклет, делает пометки на бумажном листе.
— Простите, а что вы делаете? — поинтересовалась Клавдия Васильевна.
— Ставки, — буркнул мужичок и зачем-то прикрыл листок локтем.
— Ставки? — нелепо улыбаясь, переспросила Дежкина. — А зачем? Что это такое?
— Ты, блин, будто не от мира сего, — сквозь меховую окантовку капюшона на Клавдию смотрели удивленно-хмельные глаза. — Что, ни разу на ипподроме не была?
— Была, — честно призналась Дежкина, но не стала уточнять, по какой причине ее однажды занесло на ипподром. Там, в подтрибунном помещении местные служители обнаружили в стельку пьяного конюха и почему-то приняли его за мертвеца. Подняли тревогу, вызвали милицию. — Правда, давно была.
— Ну, так здесь то же самое. Правильно сделаешь ставку — выигрыш твой.
— А на кого ставить? — Клавдия могла и не оглядываться по сторонам. И так ясно, что поблизости нет ни одной лошади.
— На кого хочешь.
— А выигрыш большой?
— Смотря на кого ставить. Если на аутсайдера — большой, но риска много. А если на лидера…
— А где проходят скачки и когда? — спросила она.
— Какие еще скачки? — уставился на нее мужичок. — Эх, темнота сибирская. На вот, на списочек взгляни, — и с видом истинного знатока своего дела он начал перелистывать буклет. — Это Национальная баскетбольная лига, это Национальная хоккейная лига, это бейсбол, это европейские футбольные дивизионы, это американский футбол. Вишь, команд сколько?
— И как вы в этом разбираетесь? — искренне поразилась Клавдия, пробегая глазами по незнакомым названиям. Команд действительно было бесчисленное множество.
— Обижаешь, — мужичок распахнул аляску и гордо выпятил грудь, демонстрируя значок мастера спорта. — Иногда, впрочем, влетаешь… Но со временем навык кое-какой появляется.
— Посоветуйте, а? — попросила Дежкина.
— Ставь на «Детройт Пистонз», — наморщив лоб, уверенно изрек бывший спортсмен. — Он на своем поле «Сиэтл Суперсоникс» принимает, дело верное. И ставка приличная — один к двум. Отдаешь тыщу — получаешь две.
Пятница. 8.39–9.01
Снег повалил сильнее, и на дорогах начали возникать заторы, а значит, и длиннющие пробки. Неуклюжие «чайники», не справляясь с управлением, тут и там «целовались» с другими машинами. Не объедешь потом этих «любовничков».
Битком набитый троллейбус пять секунд ехал, пять минут стоял. Клавдия Васильевна поняла, что вовремя добраться до работы ей уже не удастся, и это плохо, она жуть как не любила опаздывать, даже если ее не ждали. Но у каждой медали есть оборотная сторона — Дежкиной случайно досталось местечко у окна, тепленькое, нагретое сошедшим на предыдущей остановке пассажиром.
Она сидела и рассматривала крохотную бумаженцию-купон. Быть может, через день он принесет ей выигрыш? Хоть ставка мизерная (всего-то штука, как выражается Ленка), но начинать всегда надо с малого.
Троллейбус застрял капитально, посреди бурлящего автомобильного табуна. И куда они все едут? Праздник же… Но и в этом есть какая-то прелесть. Можно прикрыть глаза, расслабиться, спокойно подумать. А подумать было о чем. Например, о двух милиционерах из двадцать первого отделения милиции. Зачем они приходили к Подколзину? Нет, цель их появления понятна, непонятен смысл или, другими словами, мотив. Кому понадобилась видеокассета с отснятым репортажем о коммунистическом празднике? Кто вообще мог на нее позариться?
Дежкина прокрутила в уме всех, по ее мнению, возможных охотников до кассеты. Конкурирующие телепрограммы, если такие вообще бывают… Сами упустили жирный кусок и решили воспользоваться чужой работой? Злопамятные демонстранты, которые выследили Михаила и узнали, где он живет? Чей-то пасквиль, навет? Бред, конечно… Впрочем, в нашей жизни порой происходит и не такое.
Клавдия Васильевна пришла к выводу, что милиционеры стояли в этом списке на самом последнем месте. Они-то здесь при чем? Тем более что ордера на обыск и конфискацию у них и в помине не было. Положим, некто за определенное вознаграждение предложил им сыграть роль обыкновенных рэкетиров… А почему нет? И начальник отделения вроде темнит, голос у него вчера был какой-то встревоженный. Врал ли он, уверяя, что Боброва и Соколова не существует? Отдавал ли он приказ? Но, опять же, зачем? Как ни крути — сплошные непонятки. Поражает сама бессмысленность содеянного. Нужно будет хорошенечко потрясти это отделение, Чубаристов поможет. Одно Дежкина знала твердо — она не имела к этому делу ни малейшего отношения.