— Только что разговаривала…
— Испорчен, испорчен, — подтвердил Максим, — привет! Не обращайте внимания, что я голый.
— Не обращаю, — сказал Порогин, а Клавдия осуждающе посоветовала:
— Оделся бы.
— Сенсация, Клавдия Васильевна, — задыхаясь, сообщил Игорь. — Ганиев наконец-то раскололся…
— Какой Ганиев?
— Контрабандист! Ладно, я потом объясню, что и как. Сейчас другое важно. Угадайте, зачем ему нужны были билеты на ленинградский поезд?
— Какие еще билеты?
— Ах, да, — вспомнил Порогин, — я же вам не рассказывал… Я и сам не сразу внимание обратил. Когда мы его арестовывали, на комоде лежали два просроченных билета в спальный вагон «Красной стрелы».
— Ну и что?
— Один билет — для Ганиева, а другой… Угадайте, кому предназначался второй билет!
— Игорек… — простонала Клавдия.
— Простите. Говорит вам что-нибудь такое имя: Ара Карапетян? — с торжествующим видом воскликнул Порогин.
— Карапетян? Говорит, конечно.
— Так вот, — продолжал Игорь, — этого самого Карапетяна наш друг Ганиев должен был тайно переправить за границу. Представьте себе, именно б тот день, когда вам подбросили бумажку, Карапетян погиб.
— Значит, он намыливался в дальние края?
— Где-то в районе финской границы есть, оказывается, лаз. По нему из страны уходят перебежчики и приходит оружие. Ганиев показал, что не однажды вместе с Александром Александровичем ездил за какими-то огромными коробками, которые затем хранил в квартире…
— Александр Александрович? — рассеянно произнесла Клавдия, размышляя о своем.
— Мистер Икс, да и только! — отвечал Игорь с усмешкой. — Появляется из ниоткуда и исчезает в никуда. Ганиев утверждает, что не знает, как его найти, и я ему склонен верить.
— Банковский счет! — вдруг выпалила Дежкина. — Конечно, это должен быть именно банковский счет!
— В каком смысле? — осторожно поинтересовался Порогин.
— Я не об этом вашем мистере Икс, — сказала Клавдия. — Слово ХРЮКАЛОНА — банковский счет, вот что это такое! Карапетян был агентом ФСБ.
— Ого! — удивленно вскинул брови Игорь.
— Я сама только сегодня об этом узнала. Кроме того, он был своим человеком в штабе сепаратистов и даже умудрился засветиться перед телекамерами рядом с Гагуевым.
— С Гагуевым? — поразился Порогин.
— Двойной агент… А у двойных агентов и секретов в руках вдвое больше. Выходит, он заполучил у противников какой-то серьезный компромат на…
Она осеклась и замолчала.
Порогин, Федор Иванович и Максим не шевелясь ждали продолжения.
— Эдик был связан с правительственными структурами на самом высоком уровне, и его подключили к выбиванию «ключа», — продолжала бормотать себе под нос Клавдия. — Выходит, компромат как раз и касался чиновников из высшего руководства…
— Кто такой Эдик? — некстати поинтересовался Порогин.
Дежкина не ответила, а Федор Иванович сообщил:
— Его убили сегодня.
У Игоря вытянулось лицо.
— Итак, банковский шифр… — продолжала бубнить Клавдия, — но какого банка? Максим, — обернулась она к сыну, — ты точно помнишь, кроме ХРЮКАЛОНЫ, на бумажке ничего не было написано?
Максим пожал плечами.
— По-моему, нет…
— А что это была за бумажка? Ну, может, это был клочок газеты или обрывок какого-нибудь документа?
— Обертка какая-то…
— Обертка?
— От шоколада… — Внезапно он застыл, пораженный догадкой. — Ждите меня, я сейчас! — крикнул, на ходу натягивая брюки и куртку.
— Сумасшедший дом, — сурово произнес Федор Иванович.
— Ужинать будешь? — спросила Клавдия Пороги на. — Предупреждаю, если откажешься, второй раз не предложу.
Игорь проявил благоразумие и согласился.
Однако не успели они усесться за кухонный стол, как раздался скрежет ключа в замочной скважине и на пороге кухни возник сияющий Максим.
— Вот! — крикнул он, вздымая над головой плитку шоколада. — Эврика!
Порогин и Клавдия с недоумением глядели на него. Максим, унимая сбившееся дыхание, пояснил:
— Я вспомнил. «Ло-Шо-де-Фон»! Это была обертка от шоколада «Ло-Шо-де-Фон»! — И он с выражением прочитал на тисненой лаковой бумаге: — Лучший шоколад из Швейцарии.
— Швейцарский банк! — в один голос ахнули оба следователя, а Максим с победительной улыбкой прибавил:
— А Ло-Шо-де-Фон — так называется город…
И в этот момент вновь прозвенел звонок.
— Это они! — сказала Клавдия и метнулась к телефону. — Слушаю!
— Клавдия Васильевна? — услыхала она незнакомый низкий мужской голос. — Вы меня не знаете, зато я успел познакомиться с вашим супругом. Это говорит майор Алпатов.
— Майор Алпатов? — недоуменно переспросила Дежкина, а Федор Иванович уже несся, стуча шваброй, в прихожую и приговаривал:
— Это меня! Меня!
— Слушайте внимательно, Клавдия Васильевна, — говорил между тем майор, — у меня есть срочная информация, я сейчас приеду…
— Сейчас?! — растерялась Дежкина и поглядела на часы.
Стрелки показывали одну минуту второго.
— Это касается вашей дочери.
— Говорите скорее!
— Нет, не по телефону, — отрезал Алпатов. — Надеюсь, вы понимаете почему.
— Приезжайте! — выдохнула Клавдия.
Федор Иванович выхватил трубку и услыхал одни лишь короткие гудки.
Суббота. 1.23–2.10
Это был удар в самую середину, в самое гадючье гнездо. Чубаристов нанял стрелков из Олимпийской сборной России. Они и уложили Долишвили. Дальше уже было проще. Кое-кому, конечно, удалось уйти. Но это были мелкие паскудники. Впрочем, теперь у Чубаристова и они все были в руках — Клоков — Дум-дум сдал их с потрохами.
К магазину Виктор Сергеевич приехал, как победители проезжают по окопам сломленного противника, чтобы убедиться в их безжизненности.
А магазин работал.
Чубаристов прокручивал и прокручивал в голове всю цепочку, все мыслимые и немыслимые связи — никаких концов не оставалось. Он и другие, которых Чубаристов, естественно, не знал, вырвали заразу с мясом, с корнями, с мельчайшими метастазами.
А магазин работал. Спецраспределитель действовал.
И снова впервые за последние два года Виктор Сергеевич бессильно сжал кулаки.
Но эта слабость была минутной.
Потому что груженный деньгами броневик захлопнулся и поехал по ночным улицам.
Выждав минуту, Виктор Сергеевич поехал за ним. Он отбросил все свои сомнения.
«Ну что ж, — подумал только, — мы этот броневик разъясним. Выходит, поработали неаккуратно, придется зачистить. Не привыкать…
Конечно, сейчас бы сюда бригаду. Несколько машин с радиосвязью. Броневик сейчас пойдет по курьерам. Это может быть десяток адресов. Но не настоящих, а подставных. Курьеры будут ждать броневик в случайных подворотнях. Проследить можно будет за одним — остальные уйдут».
В самом броневике сидят, разумеется, нанятые шабашники. Все, что из них можно выжать, Чубаристов сейчас видит собственными глазами — подъехали к магазину, загрузили мешки, развезли по адресам, отдали и — гуляй, Вася. Нанял их какой-нибудь случайный человек. Больше они его не увидят.
А вот курьеры — это поинтереснее. Если отслеживать хотя бы одного, можно выйти и на получателей денег.
Чубаристов успел додумать эту мысль как раз в тот момент, когда броневик тормознул у памятника «Рабочий и колхозница».
Три гудка — и от постамента отделилась невысокая фигура в куртке с капюшоном.
Человек о чем-то поговорил с водителем, тот распахнул дверцы кузова и выдал четыре мешочка.
Броневик поехал дальше. Но Чубаристова он больше не интересовал. Он до боли в глазах всматривался в худощавую фигуру курьера.
Тот обошел постамент несколько раз. Мешочки в его руках пропали, но появилась спортивная сумка на его плече.
Потом человек быстро пошел к скверу. В темноте Чубаристову было не разглядеть его, поэтому он подкатил ближе и включил фары.
Курьер взгромоздился на велосипед и выехал на шоссе.
Дальнейшее преследование превратилось для Чубаристова в сплошную муку. Велосипедист ехал медленно. Так же медленно вести машину было сложно: курьер мог заметить преследование. Но и сильно отставать нельзя. Велосипедист мог нырнуть в любую подворотню, куда машине не проехать. И тогда — ищи ветра в поле.
Несколько раз Виктору Сергеевичу казалось, что он уже потерял курьера из виду. Тот действительно сворачивал в какие-то узкие проезды, в подземные переходы, в скверы…
Но Чубаристов отлично знал Москву и почти без труда выезжал окольными путями наперерез велосипедисту.
За всеми этими играми он и не заметил, что оказался вдруг в очень знакомом месте. Мучительно знакомом.
Только когда велосипедист подъехал к подъезду и спрыгнул на землю, Чубаристов наконец понял, где, собственно, он находится.
Следующее открытие и вовсе поразило его. И не просто поразило — смяло, оглушило.
Велосипедист остановился на пороге, открыл стеклянную дверь подъезда и, войдя, скинул капюшон куртки.
— С-сука, — только и сказал Чубаристов.
Это была вдова…
Суббота. 1.41–3.11
Алпатов позвонил в дверь без двадцати два.
— Мойте руки и за стол, — распорядилась Клавдия. — Мы не ужинали, вас ждали.
— Поздний ужин? — спросил майор.
— Скорее, ранний завтрак, — усмехнулась Дежкина. — Садитесь все — котлеты стынут.
До появления Алпатова Федор Иванович успел во всех подробностях посвятить домашних и Игоря Порогина во все то, что произошло с ним накануне.
Таким образом, майор уже не нуждался в представлении.
— Ничего, что я не буду ужинать? — появился в дверях Максим, которому тоже не терпелось узнать, с чем пожаловал поздний гость.
Он оседлал табурет и стал буравить взглядом крепкий алпатовский затылок.
— Значит, так, — командирским тоном произнес майор, — я обещания свои держу. Говорил я вам, Федор Иванович, что помогу чем могу? Говорил! Так вот, навел я справки. История темная. По официальным каналам, как вы понимаете, ничего подобного не проходило. Поэтому обращаться в инстанции бесполезно. Там только разведут руками. В лучшем случае наобещают с три короба. А время уйдет. В наше