Пауза явно затягивалась. Наконец Маршал, подавшись чуть вперед, едва слышно спросил:
— Ну, что мне с тобой делать, герой?
Начало беседы не предвещало ничего хорошего, Виктор это усек сразу. В вопросе явно улавливалась какая-то угроза.
— Ты влез в запретную зону, заплыл далеко за буек…
— Это ваша ошибка, я лишь исполнял свой долг, — Виктор старался говорить как можно спокойнее и рассудительнее. — Я всю свою сознательную жизнь боролся с подонками и тварями. Любыми методами, порой самыми жестокими. Пять лет понадобилось на то, чтобы развалить «организацию», убрать всех лидеров, разобщить группировки, спровоцировать их на войну друг с другом. И вдруг выясняется, что все осталось по-прежнему. Ничего не изменилось! Как же так? Какой в этом смысл?
— Ты ждешь от меня объяснений? — нахмурился Маршал. — Изволь… Все гораздо проще, чем ты можешь себе представить. Для того чтобы успешно бороться с организованной преступностью, необходим тайный карательный орган. Это ты и сам прекрасно знаешь. Ты один из наших самых активных карателей. Тебя, знаешь, прозвали Робином Гудом.
Чубаристов чуть не вздрогнул. Те же самые слова…
— Но мы же живем не на небесах и не при коммунизме, — продолжал Маршал. — Наша система должна на чем-то держаться. А кто профинансирует? Нищее государство, которое не может залатать дыры на собственных штанах? Вот и приходится выкручиваться.
— Выкручиваться? — вскипел Чубаристов. — Что вы подразумеваете под этим словом? Сговор с бандитами? Использование их грязных денег? Чем, в таком случае, вы отличаетесь от Резо Долишвили?
— Хотя бы тем, что я — маршал Грибов! — старик шарахнул кулаком по подлокотнику кресла. — Или тебе этого мало?
«Маршал Грибов… — по спине Виктора побежали колючие мурашки. — Конечно же, это тот самый Грибов, в семидесятые годы возглавлявший Министерство внутренних дел… Сильная и страшная личность. И как я его не узнал?»
— Ты ценный работник, и мне не хотелось бы тебя терять, — Грибов взял себя в руки. — Но ты обязан уяснить для себя одну вещь — ты со мной или против меня?
— Я с вами… — Чубаристов не узнал свой голос.
— Уверен?
— Уверен.
— Ты здесь никогда не был, со мной никогда не встречался. Как и прежде, связь с тобой будет осуществляться через Глушакова.
— Понятно…
— Вопросы есть?
— Нет.
— Отдыхай, герой. — Маршал повелительным жестом указал на дверь. — Очень скоро тебе предстоит провернуть одно интересное дельце. Но запомни — одно слово, одно неверное движение — и ты труп…
Суббота. 5.58–6.29
Все страхи, пережитые ею с момента похищения, не шли ни в какое сравнение с нынешним страхом. Такого жуткого зрелища — невероятных размеров крысу — она даже представить себе не могла. Но настоящий ужас ждал ее впереди…
После того как крыса издала тоненький тревожный писк, грязные пятна на стенах вдруг зашевелились и начали стекать вниз, образуя на полу огромную, серую, клокочущую кашу… Тысячи коготков скребли по шероховатой поверхности каменных плит, тысячи длинных и гладких хвостов оставляли за собой вьющиеся следы. Они вылезали отовсюду — из всех щелей, из темных закоулков, свешивались и падали с низкого потолка. Медленно, но верно они приближались к Лене, успевая на ходу драться друг с другом, оспаривая свое право на владение будущей добычей.
Отступать было некуда — позади Лены разверзлась бездонная пропасть. Вновь забраться в клетку? Поздно… Ее тонкие решетчатые стенки уже были оккупированы смердящими серыми тварями.
«Я не должна бояться, — уговаривала себя Лена. — Они не должны почувствовать, что я их боюсь…»
А крысиное полчище все приближалось и приближалось.
И Лена поняла — еще секунда, и все будет кончено. Она зажмурилась, набрала полную грудь воздуха и… побежала. Побежала навстречу своим взбудораженным от предчувствия скорой расправы врагам.
А дальше все было в тумане. Хруст костей под ногами, горячая липкая жидкость, брызжущая в лицо, острая свербящая боль в лодыжках, предсмертные крики, вырывавшиеся из крысиных глоток, и явственное ощущение, что ты попал в ад, что вырваться из него невозможно. И вдруг… Свобода!
Не оглядываясь, Лена неслась по тоннелю, а обескураженная серая масса замерла на мгновение, словно не в силах была поверить в то, что девчонке удалось вырваться. Но длилось это только мгновение. Тысячи коготков вновь зацокали, зашуршали, зашелестели по пыльным каменным плитам.
Были моменты, когда обезумевшее полчище уже почти догоняло ее, но Лена неимоверными усилиями опять уходила в отрыв: на метр… на два… на три…
Тоннель неожиданно начал сужаться, его своды уже смыкались над самой головой. Дышать было нечем, кислород будто не поступает в легкие. А впереди маячило что-то странное, громоздкое, движущееся…
Лена замедлила шаг и в ту же секунду почувствовала, как какая-то сила начала засасывать ее, увлекать вперед, в черную дыру, внутри которой неторопливо вращались лопасти гигантского вентилятора.
И она решилась на безумство.
Вытянув перед собой руки, она «ласточкой» нырнула в дыру, и шум работающего компрессора заглушил ее отчаянный крик. Гладкая холодная лопасть лишь ласково лизнула Лену в плечо, после чего выбросила ее в пустоту…
А потом было ощущение свободного полета и неимоверная легкость во всем теле.
«Вот я и умерла, — решила Лена. — Вот я и на том свете. Как хорошо…»
Она упала на асфальт с высоты пяти метров. В последний момент водитель «ЗИЛа» успел ударить по тормозам и вывернуть руль. Машину занесло, накренило, ударило левым крылом о столб.
Лена лежала без движения, раскинув руки и ноги. Но она была жива. Она дышала.
— Эй, ты откуда взялась, чумичка? — услышала она совсем рядом мужской голос.
— Кто вы? — Лена с трудом приоткрыла глаза, но, кроме разноцветных кругов и треугольничков, ничего не увидела.
— Я Кузьменко, — ответил голос. — А ты кто? Что у тебя с ногами? Они все в крови!
— Крысы… — простонала девочка.
— Какие еще крысы? Откуда здесь крысы?
— Где я?
— В кремлевском гараже, мать твою! — вдруг разозлился голос. — Вот я и спрашиваю: кто тебя пропустил? Как ты сюда проникла?
— Не знаю… Отвезите меня к маме. Пожалуйста…
И Лена потеряла сознание.
Суббота. 8.20–10.55
Такого унижения Виктору никогда прежде не приходилось испытывать. Его растоптали. Его стерли в порошок. Его предали. Предали саму идею, за которую он так долго боролся. Но самое страшное — Чубаристов ощущал полное свое бессилие. Он оказался безвольной пешкой в чужих руках. И никак не мог повлиять на ситуацию. Он проиграл окончательно и бесповоротно.
Виктор назвал водителю «роллс-ройса» свой адрес и только после этого вспомнил, что забыл похлопотать о помиловании вдовы… Впрочем, вряд ли бы ее спасло его заступничество. Наверняка красотка уже сгорела живьем в тридцать третьей квартире…
И вдруг Чубаристов не захотел ехать домой. Испугался пустоты, одиночества и черной рукояти пистолета, выглядывавшей из его кобуры. Ему необходимо было выговориться, выкричаться. Ему нестерпимо захотелось прижаться к чьему-нибудь плечу. Захотелось, чтобы его утешили, пожалели, утерли ему слезы.
— Приятель, я передумал, — он хлопнул шофера по плечу. — Едем в Нахабино… Тут рядом.
Лина открыла дверь не сразу, лишь после того, как Чубаристов начал колотить в нее ногами и остервенело кричать:
— Да я это! Я! Виктор! Виктор Сергеевич! Чего ты боишься, дуреха?
— Что с вами? — Она была растеряна и испугана. Запахивала на груди ночную сорочку и, поеживаясь, передергивала худыми плечиками. — Вы пьяны?
— Линочка, милая! — Виктор порывисто метнулся к ней, но она отшатнулась, отступила в глубь темной квартиры, не позволила себя обнять. — Линочка, у меня кроме вас, никого нет! На целом свете — никого! Помогите, Линочка… Я не знаю, как дальше жить.
— Чем я могу вам помочь?
— Не гоните меня! — Он опустился перед ней на колени. — Я от вас ничего больше не хочу. Только не гоните…
— Виктор Сергеевич, простите меня, — девушка сделала шаг назад. — Я не могу… Вы принимаете меня не за ту женщину. Вы ошибаетесь, Виктор Сергеевич. Я не такая.
— Да что с тобой, Линочка? Я же знаю… Ты любишь меня. Ну, скажи мне это. Скажи!
— Я не люблю вас, Виктор Сергеевич, — губы Волконской задрожали. — Прошу вас, уходите. Я не хочу вас видеть.
— Что за шум, а драки нет? — из-за плеча Волконской выглянула заспанная физиономия Миши Подколзина.
— Все нормально, — засуетилась Лина. — Возвращайся в комнату, я скоро приду.
Миша с удивлением глядел на гостя.
— Ах, вот оно что? — Глаза Чубаристова налились кровью. — Драки тебе захотелось?
— Не-ет! — завизжала девушка. — Не трогайте его!
Не обращая на нее никакого внимания, Виктор бросился к Подколзину, сбил его с ног, подмял под себя и начал наносить безжалостные удары по лицу, груди, ребрам и вдруг… будто очнулся от тяжкого сна.
Рука, взлетевшая для удара, обмякла и упала.
Чубаристов оставил Подколзина и уткнулся в стену лбом.
У Лины началась истерика. Рыдая, она вжалась в крошечный закуток между вешалкой и тумбой для обуви и с ужасом смотрела на Чубаристова. Распластанный на полу Михаил пошевелился, затем приподнялся на локте.
— Сзади нападают только последние сволочи и трусы, — он сплюнул кровавой слюной. — А еще следователь…
— Простите меня… — жалко улыбнулся Виктор. — Я не хотел… Я помогу. Где у вас тут бинт?
…За окном уже рассвело. Приняв успокоительное, Лина ушла в спальню. Чубаристов с Подколзиным остались на кухне. Они сидели обнявшись на узеньком плюшевом диванчике и приканчивали третью бутылку лимонного «Абсолюта».
— Ты знаешь, дружище… — Виктор заботливо поправил повязку, съехавшую Михаилу на лоб. — А я ведь сегодня чуть не застрелился…
— Кончай брехать! — поморщился Подколзин. — Ни хрена бы ты не застрелился.
— Чес-с-с слово! — Чубаристов ударил себя кулаком в грудь и закашлялся. — Что, не веришь?