– Да, невеселые разговоры звучат на поминках, – задумался Братин, – ты, Семен, случайно, не философский факультет оканчивал?
– Теоретической физики.
– Выпьем, как положено, по третьей рюмке и возвращаемся. Ты хозяин парохода, ты и командуй, – Липский потер похолодевшие ладони, из широко раздвинутой стеклянной двери тянуло речным холодом, ветер то вытягивал занавески на улицу, то заносил их в каюту.
Цирюльник с каменным выражением лица разлил водку по рюмкам.
– Тебе сказать осталось, – напомнил Братин.
– Могу и я сказать, – кусал губы Цирюльник, – но у меня язык не поворачивается говорить о Мише в прошедшем времени, – он оглянулся на застывших у стены официантов.
– Можно и без слов выпить, и так все понятно, – проговорил Братин, вращая в пальцах рюмку.
И тут ему показалось, что тень легла на белые занавески.
– Ни у кого долгов перед покойным не осталось? – спросил Яков.
Липский нехотя признался:
– Есть один должок.
– Какой? – оживился Цирюльник.
– Просил он меня сделать одну вещь, если с ним что-то случится. Ты, Кирилл, знаешь о ней, за этим же столом Миша разговор вел.
Кирилл Андреевич помрачнел.
– Помню.
– Ну и… – Яков пристально смотрел на гостей.
– Не стану я этого делать, – рассек воздух ладонью Липский, – потому что жить еще хочу.
– И я не стану, – согласился с ним Братин.
– Не знаю, о чем вы договаривались, хоть и догадываюсь. Но дело ваше. Каждый себе и своему слову хозяин.
Тут занавеска на двери отлетела в сторону. В кают-компанию вошел сам покойный. Хайновский, скрестив на груди руки, с брезгливой усмешкой смотрел на сидевших за столом «друзей».
– Ми… Ми… Миша… – только и проговорил Братин, мгновенно бледнея.
Рюмка выпала из пальцев Липского, покатилась по столу, но задержалась на краю. Один только Цирюльник сохранял относительное спокойствие – просто замер. Братин опомнился и понял, что перед ним не призрак, лишь после того, как оба «официанта» наставили на него с Липским пистолеты.
– Так, значит, ты жив? – пошевелил он бескровными, мгновенно пересохшими губами.
– Как видишь, – бросил Михаил Изидорович, – я люблю жизнь и не люблю тех, кто меня предает.
– А ты знал и не сказал? – Липский бросил взгляд на Цирюльника, пытаясь понять, на чьей он стороне.
– У меня нет перед Мишей невыполненных обязательств, – пожал плечами Яша, – каждый отвечает за самого себя.
– Семен, они вместе, – догадался Братин и неуверенно улыбнулся, – я так рад, что ты остался жив.
– Жаль, не довелось услышать хороших слов в свой адрес. На похоронах всегда говорят только хорошее.
– Говорили много. Вот и мы тебя вспоминали, – Липский попытался подняться, – дай я тебе руку пожму, обниму.
Ствол пистолета в руке «официанта» чуть заметно качнулся, и Семен сразу же сел на привинченный к полу стул. Последние сомнения улетучились, и Липский зло сжал губы.
– Ах так!
Корабельный двигатель застучал с удвоенной силой. Теплоход дернулся, замедлил ход, а потом и вовсе остановился. Загремела якорная цепь.
– Почему мы стали? – принялся озираться Кирилл Андреевич, но никто не собирался ему ничего объяснять.
С улыбкой на губах Хайновский прошелся по кают-компании, землистый оттенок кожи его лица, появившийся в последние месяцы, уже сменился счастливым румянцем.
– Какие же вы идиоты, – мечтательно проговорил он и потянулся, высоко подняв руки.
Липский с Братиным смотрели друг на друга. Цирюльник подошел к Михаилу Изидоровичу и зашептал ему на ухо, однако достаточно громко, чтобы его услышали и навострившие уши пленники.
– Может, не надо?
– Надо, – рассмеялся Хайновский, – очень даже надо, – и кивнул.
Один из «официантов» передал пистолет другому и на несколько секунд исчез из кают-компании. Вернулся он с бухтой крепкой капроновой веревки.
– Руки на колени, – скомандовал он Липскому.
– Не подходи, – процедил сквозь зубы Семен, он уже отвык, чтобы им командовали.
И тут же получил кулаком в челюсть, несильно, но этого хватило, чтобы больше не упираться. Он покорно положил руки на колени. «Официант» в белом пиджаке умело примотал веревкой Семена Липского к стулу, обрезал остаток перочинным ножом и завязал хвосты тугим узлом.
– Ты что задумал? – с испугом спросил Липский.
– Хочу поразвлечься, – отвечал Хайновский, – а ты чего ждешь? – обернулся он к Братину.
– Это тебе просто так с рук не сойдет, – с угрозой пообещал чиновник из Совета безопасности.
– Мертвому бояться нечего.
Мужчина в белом пиджаке надежно привязал к стулу и Кирилла Андреевича, а затем степенно, словно до этого подавал блюда на стол, отошел к стеклянной стене. Его напарник опустил пистолеты. Михаил Изидорович открыл шкафчик с посудой, поставил перед Липским и Братиным по высокому стакану, вбросил в них соломинки для коктейля и тут же налил стаканы до краев водкой.
Семен очумело смотрел на «покойного» олигарха.
– Пили за упокой, теперь можете выпить и за здоровье. Руки у вас заняты, но нагнуться и потянуть через соломинку получится.
– Скотина! – крикнул Братин. – Сейчас же развяжи!
– Зачем? – удивленно вскинул брови Хайновский, взял Братина за подбородок и заставил посмотреть себе в глаза.
Кирилл Андреевич выдержал только секунд десять, а потом отвел взгляд. Хайновский тронул Цирюльника за плечо.
– Пошли, Яша, мне здесь душно становится.
Следом за Михаилом Изидоровичем кают-компанию покинули все, кто мог это сделать. Мерно постукивал корабельный двигатель, от вибрации легкая рябь распространялась по спиртному, налитому в высокие стаканы. Ярко горел свет.
– Где они, ты видишь? – спросил Липский, сидевший спиной к двери.
– Никого не вижу, – шепотом ответил Братин и прислушался, – вроде плеск какой-то раздался.
Они оба прислушались.
– Ага… точно.
В это время от борта корабля отвалила надувная лодка, увозившая к берегу Цирюльника, Хайновского, «официантов» и рулевого. Корабль как-то странно подрагивал. Братин попытался освободиться, но веревка плотно притягивала его к стулу.
– Зря стараешься, – сказал Липский, – я уже понял, что самим нам отсюда не выбраться.
– И что, нам сидеть здесь, пока нас не вызволят?
– Не думаю, что это произойдет раньше утра, – зло произнес Семен, – а рука у меня уже затекла, – он принялся шевелить пальцами.
Тут взгляд Братина остановился на стакане с водкой.
– Смотри.
– Что такое? – не понял Семен.
Братин напрягся, покраснел от натуги, но не мог оторвать привинченный стул. Липский понял, что так напугало Кирилла Андреевича, панический страх передался и ему. Водка в стакане с одной стороны уже коснулась среза, с другой стекло возвышалось над жидкостью на пару сантиметров. Мужчины, не отрываясь, смотрели, как спиртное медленно перетекает через край стакана. Корабль неумолимо кренился.
– Помогите! – истошно завопил Братин. – Помогите!
– Мы тонем! – присоединился к крику Липский.
Крики, отразившись от высокого берега, вернулись к ним быстрым эхом. Стакан качнулся, упал, водка потекла Братину на колени. Второй стакан скатился со стола и звонко разлетелся на осколки.
– Помо… – голос Братина сорвался в хрип.
Мигнул свет, двигатель судорожно взвыл и захлебнулся. Лампочки погасли. Лунный свет серебрил занавески, в открытой двери виднелись далекие огоньки, они горели почти на самом горизонте.
Вода уже плескалась на палубе, невысокими волнами забегала в кают-компанию. Братин рвался изо всех сил, ему казалось, что две ножки стула чуть поддались, он раскачивался, пытаясь оторвать их от пола. Липский теребил пальцами туго натянутую веревку, глубоко врезавшуюся в ногу.
Семен взвыл, когда почувствовал, что вода заливается в туфли, он закричал отчаянно:
– Тону!!! Спасите!!! – но никто ему не ответил с берега.
Корабль дрогнул, на несколько секунд выровнялся, а затем стремительно качнулся, уходя носом под воду. Рассыпалось выдавленное набегавшей водой стекло.
Хайновский стоял на берегу реки, молча глядя на уходивший в темную воду корабль. Когда крики резко оборвались, он даже не улыбнулся.
– Ну вот и все, – сказал ему Цирюльник и взял под локоть.
– Нет, – покачал головой Хайновский, посмотрел на часы, – минут пять они еще будут живы под водой. Жаль, хороший был корабль.
– Надо ехать.
По осыпающемуся глинистому откосу они поднялись к дороге. На обочине поблескивал лаком новенький джип. Водитель, завидев Хайновского, отбросил недокуренную сигарету на асфальт и поднялся с подножки.
Глава 17
Подполковник Прохоров сидел в своем кабинете мрачнее тучи. За последние дни ему досталось немало. Он притронулся к голове: когда плохо думалось, привык растирать затылок. И тут же отдернул руку. Пальцы прикоснулись к еще не затянувшейся толком ране, липкая прозрачная жидкость сочилась из-под корочки запекшейся крови.
– Черт, забыл… – вырвалось у подполковника.
Рана тут же отозвалась ноющей болью. Болела и голова. Проблем набралось «выше крыши». Во-первых, перестрелка в парке, в результате которой на газоне остались лежать убитыми два бывших охранника покойного Хайновского, один из них почему-то был одет дворником. Свидетели показывали, что стрелял мужчина, вроде бы освобождая женщину. Стрелявшего пока так и не нашли, как и женщину. Они убежали, растворились среди домов. Во-вторых, рано утром обнаружили затонувший прогулочный теплоход «Аэлита», именно сейчас велись работы по его подъему. Все показывало на то, что злая воля Хайновского сеет смерть и разрушения даже после его гибели.
Прохоров ни на секунду не допускал мысли, что Михаил Изидорович жив, – ведь он взлетел на воздух прямо на глазах у подполковника ФСБ, чуть не унеся на тот свет и его самого – руководителя операции по задержанию.
Заключение баллистов по пулям и гильзам, найденным в парке и извлеченным из голов убитых охранников олигарха, повергло Прохорова в шок. Пистолет, из которого стреляли, был занесен в базу данных и числился за Управлением охраны президента страны. На запрос ФСБ оттуда вежливо сообщили, что выяснят, кому выдавалось оружие в тот день, когда были произведены выстрелы.