Первая мировая война в России плавно, через революцию, перешедшая в гражданскую, круто изменила судьбу всех сыновей Ивана Петровича. Никто из них не уехал за пределы гибнущего государства. Младший — будучи к тому времени уже капитаном, защищал честь своей израненной родины и пропал где-то на фронтах гражданской войны. Средний, вместе с семьей, сгорел заживо в своем деревенском доме, в том самом тверском имении, подожженном благодарными крестьянами, которых он лечил бесплатно.
Больше повезло юристу. Он принял новый порядок, отдал властям всю имевшуюся у него движимую и недвижимую собственность, и поступил на службу Советскому государству. Удивительное дело, но, проработав всю жизнь юрисконсультом, он избежал сталинской мясорубки и умер своей смертью в возрасте девяноста трех лет. Младший его сын стал пианистом, а старший — инженером-строителем, и работал на таких «стройках коммунизма», как Днепрогэс, Дом Советов, Московское метро… Он был очень талантливый человек. Прекрасно рисовал и писал маслом, сочинял красивые стихи и, намного опередив свое время, предложил использовать поляризованный свет для определения зон напряжения строительных конструкций. От неизбежного ареста, как «врага народа», его спасла ранняя смерть — он умер от туберкулеза в тридцатилетнем возрасте в тысяча девятьсот тридцать девятом году. Это был дед современного Алекса.
Отец Алекса — Николай Александрович, был математиком, и занимался математическим обеспечением ракетной техники. О его работе Алекс мало что знал. В ту пору все, что касалось оборонной промышленности, было так засекречено, что дети часто толком и не ведали, какая работа у их родителей. Отец умер в пятьдесят один год от неизлечимой болезни, развившейся из-за сильной дозы ионизирующего излучения, полученной в молодом возрасте, еще до рождения сына.
Алексу тогда было двадцать лет, и от современных своих занятий он был еще очень далек. В том же году его чуть не выгнали из Горного Института, формально — за несданный зачет по физкультуре, а фактически, за участие в дурацком политическом спектакле, действующим лицом которого он, по своей глупости, оказался.
Уже без пяти восемь вечера Алекс входил в известное уже здание транспортной прокуратуры. Показав дежурному свой паспорт, он получил повестку и прошел на второй этаж. Коридор был пуст, и в двадцать четвертый кабинет никого не было. Постучав в косяк двери, он услышал знакомый голос. Голос предложил войти. Сегодня Валентина Игоревна была одна. Обстановка кабинета в чем-то изменилась. Все сейфы были закрыты, со столов исчезли кучи папок и документов, только несколько бумаг лежало у Валентины Игоревны на столе. Да и сама она в чем-то изменилась. Ее серый элегантный жакет отсутствовал, и она сидела в снежно-белой блузке.
Этот допрос совершенно не походил на предыдущий. Даже не допрос, а, по сути, просто беседа, и эта беседа продолжалась около часа. Наконец Алексу кое-что объяснили. Он узнал о мытарствах Лёхиного приятеля, о странной череде несчастных случаев, о непонятных отказах в работе оборудования и возможных последствиях исчезновения той компьютерной информации. Пропала отчетность за два года. Оказалось, что диски восстановлению почему-то уже не подлежат. Алекс благоразумно промолчал о том, что уже успел скопировать их содержимое на свой компьютер.
— Но я не понял, какая между всем этим может быть связь?
— Хорошо, я вам объясню. Дело в том, что потерпевший и сбивший его водитель в момент наезда разговаривали по сотовым телефонам. Кроме того, за предыдущие несколько дней, трое знакомых потерпевшего погибли именно в тот момент, когда они разговаривали по сотовым телефонам. Один вместе с этим телефоном даже с балкона вывалился. Его так и нашли с трубкой в руке. Все эти люди, кроме водителя, так или иначе, имели отношение к компьютеру потерпевшего. И все пользовались одной и той же компанией мобильной связи.
— Какой-нибудь Билайн плюс?
— Нет, компания Мобайл-Сити. У них все компьютеризировано, и можно передавать сообщения через Интернет.
— Сейчас почти вся связь, так или иначе, идет через Интернет. И, по-моему, почти у всех москвичей компьютеры, и у всех — мобильники.
— Не совсем так, вы преувеличиваете: у младенцев их нет. А здесь прослеживается явная закономерность.
— Ну, допустим. Кто-то охотится за информацией этого Золикова. Хочет ее украсть. Но почему так глупо и коряво всё происходит? Достаточно было скопировать информацию незаметно для хозяина, а тут гора трупов и полная неясность. Да, и почему сегодня вы все вдруг решили мне рассказать?
— Дело в том, что сегодня наша последняя встреча. Сейчас дело готовится к передаче в Окружную Прокуратуру. Моя работа уже закончена. Экспертами было установлено, что водитель в момент наезда, находился в состоянии наркотического опьянения. Наша работа, транспортной прокуратуры, на этом выполнена. Все остальное, всё то, что вы от меня сейчас услышали, не имеет отношения к расследуемому нами делу, и не представляет сейчас служебной тайны. Но, возможно, мои коллеги из Окружной Прокуратуры будут рассматривать дело в ином ключе. Подумайте об этом. Мне кажется, вы не имеете отношения к упомянутым трагическим событиям, поэтому, чтобы облегчить задачу моим коллегам, я позволяю себе сообщить вам некоторые установленные факты.
Алекс понимающе улыбнулся.
— Спасибо. Я могу идти?
— Да, вот, возьмите ваш пропуск. Вот еще моя визитная карточка. Можете быть свободны…
— До свидания. Всего вам доброго!
— До свидания… Подождите…
— Да?
— Вы ничего не хотите добавить?
Алекс видел, что Валентина Игоревна слегка устала: испарина выступила на лбу и над ее верхней губой. Она откинулась на спинку кресла, а он снова сел на стул и вдруг увидел, как на свету от настольной лампы просвечивали сквозь блузку ее грудки, такие красивые и упругие, что у него просто захватило дух. Видны были даже соски, они чуть-чуть проступали сквозь лифчик и блузку маленькими бугорками. Она немного подрагивала, и так же подрагивали ее грудки. Он весь напрягся, и тут увидел, что Валентина Игоревна закрыла свои большие влажные глаза, и как будто сон сморил ее. Не открывая глаз, она неожиданно спросила:
— Ведь, правда? Скажите, вы с самого начала этого хотели?
— Вы… вы о чем?
— Об этом…
— Извините меня. Вы очень красивы и привлекательны. Но вы должностное лицо при исполнении… И я не могу же я…
— Иди сюда.
Это было сказано ясно и просто. И он, не смея возражать, встал, обошел стол и тихо приблизился к ней. Ее дыхание было ровным, а ее грудь равномерно подымалась и опускалась… Смотреть на это спокойно было выше его сил и он рискнул. Едва дотрагиваясь, он провел губами по ее щеке. От всего ее тела исходил приятный аромат. Затем он прильнул к ее губам, и их поцелуй длился долго-долго…
Вдруг она села на край стола и расстегнула блузку, а затем, подняв юбку до пояса, расставила свои восхитительные ножки и привлекла его к себе. А он, совсем уже не соображая и не думая, что делает, дрожащими от нетерпения руками начал расстёгивать пуговицу и молнию на своих джинсах, а она ловко помогала ему, и, достав его, ставший уже твердым, предмет, впилась губами в его губы и снова начала целовать его. Ее язычок проникал к нему в рот, лаская язык, зубы, десны… Это было так восхитительно… Одновременно она ритмично ласкала пальчиками его член, синхронно с движениями языка у него во рту. Тогда он провел рукой между ее ножек и обнаружил там маленькие трусики, которые ее закрывали лишь слегка. «Интересно, она что, так и ходит, в эту холодину?» — промелькнула несвоевременная мысль. Но тут она, подрагивая от возбуждения, простонала:
— Войди в меня… — и, видя его нерешительность, страстно добавила: — Трахни меня… скорее трахни!
И он, уже не в силах сдерживаться вошел в нее, просто отодвинув в сторону полоску трусиков, и легко заскользил вперед — назад, вперед — назад… Здесь она еще раз его удивила — сжала его своим лоном так плотно, как будто обхватила руками, после чего он еще больше возбудился. При каждом движении она запрокидывала назад голову и закусывала нижнюю губку, стараясь сдерживать стон, чтобы не услышали в соседней комнате, от которой их отделяла только тонкая стена, а он целовал ей ушки, шею, плечи грудь… Наконец, зажмурив глаза, и не в силах больше сдерживаться, она, страстно простонав, изогнулась всем телом, и тут же сдерживаемый в нем вулкан взорвался. Алекс даже не успел заметить, как набежавшая на него волна оргазма начала извергать накопившуюся в нем лаву. Этому, казалось, не было конца… Они испытали оргазм почти одновременно, и после, еще некоторое время, сладкие волны еще окатывали их.
Потом она утихла, а у него в голове возникла полная неразбериха. Наконец он смог выдавить из себя:
— Ну, что же ты со мной сделала… Ведь я теперь… Я ведь все время буду тебя хотеть… А у меня сын и не могу же я…
Но она снова полностью овладела ситуацией.
— Всё. Теперь уходи.
— Но подожди…
— Я сказала — уходи. Если будет нужно, я сама тебе позвоню. Приведи себя в порядок. Вот зеркало…
11
Минуло недели две, когда кто-то позвонил Алексу на работу. Вечером ему звонили редко.
— Саш, ты не мог бы сейчас прийти ко мне?
Этот голос он помнил надолго.
— Что с тобой? Ты плачешь?
Звонила Никоненко Валентина Игоревна, следователь. Только теперь в ее голосе не было ни металла, ни прежней уверенности. Она плакала и просила о помощи, и, судя по голосу, ей больше не к кому было обратиться.
— Мне очень плохо.
— Я «скорую» вызову.
— Нет, «скорая» мне не поможет. Приходи а? Я дома, адрес — улица Академика Варги, дом сорок квартира сорок семь. Там где почта… Код нацарапан у замка.
— Может, все же врача?
— Нет. Тут другое. Приходи.
— Сейчас выхожу.
Было уже почти девять часов. Алекс запер свой кабинет и бегом направился в сторону Ленинского проспекта. Ему повезло. Почти сразу подошла нужная маршрутка, где еще оказалось два свободных места. Он уже и не думал, что Автолайны еще ходят. Заплатив водителю, Алекс сел и стал смотреть на проплывающие мимо желтые фонари.