Почесав руку, с которой осыпалась подсохшая грязь – я вообще был пятнистый, как гиена, – подтянул ноги и осмотрел подошвы. Ноги – это мое средство спасения, и если что не так, поврежу их или покалечу, то все, пишите письма. Осторожно остатками воды промыв подошвы, протер их полотенцем и потрогал две небольшие ссадины, одну у пятки – это я на камешек с острыми гранями неудачно наступил, вторую у большого пальца – та же причина, только вместо камня выступал острый сучок. Нет, все же обувь определенно мне нужна, определенно. Если лишусь подвижности… М-да, я это уже говорил.
Вздохнув, я вытянул ноги и продолжил наблюдать за селом. Не только немцы привлекали мое внимание, но и сельчане, особенно хозяева этого амбара. Когда подъехал воз с высокой кипой сена, я почувствовал беспокойство, как бы они эту дверь не открыли, но нет, эта часть была полна, с другой стороны начали споро забрасывать тюки, работая деревянными вилами. Я этого не видел, скорее предполагал, слушая, как они работают. Час, и весь воз сена оказался на сеновале, а работало всего двое степенных мужиков лет пятидесяти на вид. Так же неторопливо они удалились к дому, где, обиходив лошадь и проверив телегу, разошлись по домам. Соседями они оказались.
Дальше время тянулось слишком долго, пару раз меня отвлекал хозяйский пес, что бегал у амбара и нюхал воздух, правда потом он расчихался, видимо на посыпанную спецсредством дорожку попал, и убежал, да еще хотелось сильно в туалет, но терпел, ждал, когда стемнеет.
Наконец солнце зашло, и село успокоилось, шум доносился только из центра, где стояли немцы. Тут же было тихо. Подождав, когда пройдет в очередной раз патруль – они, похоже, по часам ходили, уже успел убедиться, – я покинул окраину села и где ползком, где перебежками удалившись, снова вышел на дорогу, после чего легкой трусцой двинул дальше. По пути я не забыл проведать кустики, слишком долго терпел, так что дальше шагал довольный, летящей походкой.
Определенно Творец был сегодня на моей стороне. Буквально через три километра я заметил небольшой отсвет от костра левее дороги и, сторожась, направился к нему. Там сидело пятеро полицаев и готовили на небольшом костерке какое-то варево, из котелка доносился приятный аромат. Левее было что-то темное и слышалась какая-то возня, и вроде даже мычание, но их заглушал шум разговоров и гогот полицаев у костра. Да еще, похоже, лошади меня почуяли и начали всхрапывать, они стояли в стороне, пара была. При сближении выяснилось, пришлось обходить другой стороной – лошади что собаки. Я обнаружил телегу, за ней вроде еще одна была. В это время от ближайшей отделилась фигура, и в свете костра я рассмотрел шестого полицая, что на ходу застегивал ремень и поправлял форму.
– Хороша жидовочка. Кто следующий? – спросил он.
Двинувшись дальше, я вдруг почувствовал запах свежей крови. Подозрения меня не обманули, буквально рядом лежало три тела. Видно не было, но на ощупь над ними изрядно поизгалялись, у мужчины не было головы, она лежала на вспоротом животе, да и двух женщин, судя по всему, просто забили прикладами. Чувствуя, как подступает бешенство, я быстро успокоил дыхание и, взяв в одну руку нож, а в другую пистолет, пополз наперерез к одному из полицаев, что под смех и шуточки дружков, расстегивая ремень, направился к телеге, где виднелось что-то светлое – кажется, это свешивались ноги той самой «жидовочки».
Несмотря на то что новичок приступил к насилию и мычание возобновилось, видимо жертве вставили кляп в рот, я все же был осторожен. Конечно, было темно, облака на небе, но все же что-то было не так, что они тут делали? Намек я получил от одного из полицаев, который сказал, что надо позвать Гната и Егорку, мол, а то они без сладкого останутся, «жидовка» похоже, помирать собралась после второго круга.
Старший полицай указал на двух подчиненных, и те, подхватив винтовки, направились в ночь, а я скользнул за ними следом, используя все способы маскировки, но те шли не оглядываясь. Как раз они меня не беспокоили, больше те, кто находился в наблюдении, кто их знает, где они сидят. Выяснилось что на дереве, один наверху, другой внизу стоял и курил. Тот, что сверху, начал спускаться, пока тройка внизу приговаривалась, посмеиваясь. Там я их и встретил, двоих ножом отработал, других из пистолета.
Потом проверил подранков, добил и быстрым шагом направился к костру. Тот насильник, что при мне залез на пленницу, уже закончил, и его сменил следующий. Он же и стал пятым, но тройка у костра ничего сделать не успела, когда я вошел в световое пятно и, отработав двух, прострелил ноги старшему. Мне нужен был язык.
Подойдя, я быстро обезоружил его. Сопротивления подранок не оказал, пуля пробила кость и, держась за ступню, он только тихо постанывал, поэтому нож из сапога, польский «Вис» из кобуры и винтовка, что лежала рядом, отлетели в сторону. Разоружил я и остальных, тела в смысле. Быстро наложив жгут, я связал старшего, он только тут очухался и, рыча, попытался выдрать руку, которую я как раз начал вязать, пришлось успокоить его рукояткой ножа по голове. Ненадолго, но затих. Закончив с «языком», я подбежал к телегам и снял труп с женщины, осветил ее фонариком и поморщился. Открытые глаза невидяще смотрели в ночное небо. Приложив пальцы к шее, не обнаружил пульса. Была мысль, что это я ее убил, однако стрелял я так, чтобы не зацепить девушку, но видимо, та сама скончалась, с уверенностью не скажу, но похоже, сердце не выдержало. Слабое, наверное, было.
Осмотрев ее еще раз, я озадачился. На еврейку она была не очень похожа: русые волосы, лет семнадцать на вид, зеленые глаза. Видимо, полицаи всех под одну гребенку называли, а с кем развлекаться, им без разницы. Прикрыв обнаженное тело одеялом, я вернулся к костру и стал собирать трофеи, поглядывая на полицая. Тот уже более-менее пришел в себя и исподлобья наблюдал, как я ворошу мешки и стягиваю обувь с товарищей, примеривая по своей ноге.
Форму полицаев я брать не стал, однако нашел в узлах несколько комплектов гражданской одежды, видимо принадлежавших семье, что побили полицаи. Хорошие крепкие штаны, чистое исподнее, сапоги снял с одного из полицаев, найдя свой размер, рубаху и легкий пиджак я тоже подобрал. Кепкой со мной тоже полицаи поделились, только у старшего была форменная, у остальных у кого что.
Одеваться я не спешил, еще помыться надо, по этому сложив вещи рядом со своим мешком, подошел к полицаю.
– Ну что, болезный, поговорим?
– Да пошел ты, – сказал как плюнул тот.
– Знаешь, кто я?
– И знать не хочу, морда твоя жидовская.
– Леший я, – усмехнулся я, наблюдая, как у того вытягивается лицо. – Что я с Яцко сделал в Луцке, ты, наверное, уже слышал, другие полицаи, коих я также в ад отправил, говорили, что слух далеко разнесся. Так что, пообщаемся? Не хочешь? Ну-ну…
Выбравшись из озера, я тряхнул головой, отчего с волос разлетелись мелкие капли воды, и, подняв с травы полотенце, начал спокойно вытираться, поглядывая вокруг и несколько зло на небо, где светила предательски яркая луна. Три часа назад, когда я покидал место стоянки полицейских, тучи рассеялись, и небо очистилось. С допросом я закончил за полчаса, полицай много что рассказал мне, после этого я поступил с ним так же, как с Яцко, прибил шомполами винтовок к борту их телеги, после этого собрался и побежал дальше. Два с половиной часа бега, и вот сбоку засеребрилось гладью это озеро. Помылся, смыл грязь, теперь можно и приодеться. Вбив ноги в сапоги, удобные, кстати, два часа бега даже мозоли не натер, накинул пиджак, не застегивая, за спину мешок, и бег продолжается. Хотя какой бег, вон уже окраина Ровно видна.
Уходя с дороги левее, чтобы попасть на окраины через огороды, я размышлял над тем, что мне сказал полицай. Знал он не так много, но мне хватило. То, что прибыли специальные команды, это факт, тут я не ошибся, да и спецов хватало, даже из Белоруссии прислали самую лучшую команду. Ищут действительно меня, то есть Лешего, что набедокурил в Берлине, стягивают все возможные силы. Полицаи двигались из Шепетовки, вторые сутки в пути, вот и решили поразвлечься. А то, что наблюдательный пункт устроили, так это чтобы немцы их на горячем не прихватили.
Обдумав все, что он мне сообщил, я понял, что пора уводить немцев от леса, а то поисковые боевые группы уже, наверное, работают в нем. Так что я на белой рубахе написал новое воззвание, снова свой автограф и подпись о том, что «Добро всегда победит Зло». Это у меня действительно стало как подпись. Прибил к доскам телеги полицая, я ему так же ампутировал ноги и руки и вырвал язык – вещественное доказательство, что работал над ним тот же мясник, то есть я, что и с Яцко. А рубаху закрепил рядом, чтобы надпись хорошо видно было. Вот и все, побежал дальше. Правда, на рубахе много не уместилось, поэтому написал, что казнил убийц и насильников – думаю, этого хватит. Тем более вещественные доказательства в ряд лежали – и жертвы, и убийцы-насильники.
Теперь по Ровно. До рассвета три часа, за это время мне нужно проникнуть в город, избежав патрулей, пробежаться по адресам знакомых Яцко, узнать, есть ли дома хоть один из тех, кто запятнал себя кровью, пытками и убийствами простых людей, провести демонстративную казнь и быстрее валить, потому что другого шанса не будет, перекроют. Все это нужно сделать до наступления рассвета. Успею? Всех сделать нет, но вот одного шанс есть, я же говорю, что мне нужна громкая акция, вот и проведу ее, тем более в городе не так уж и много охраны, все, что можно, брошено на две линии постов вокруг леса. Ничего, придумаю что-нибудь.
Все же мне повезло, именно я так думал, а не трое полицаев, что встретились мне на одной из улочек. Двое сразу легли, а тот, что вид имел малахольный, был с пристрастием допрошен. Потом быстрый шмон трупов, спрятал их и замаскировал. Собака из ближайшего двора загавкала, чуя свежую кровь, но меня это не смутило, я побежал дальше по улице. Малахольный знал только одного из тех, кто мне нужен, не только знал в лицо, так как был его подчиненным, но и то, где он жил, и сейчас с кляпом во рту быстро перебирая ногами, бежал рядом, со связанными за спиной руками.