Растерявшаяся Ксения, ничего не ответив, выскочила из палаты.
Когда она около десяти часов вечера, усталая и угрюмая, вошла к себе в комнату, Люба, ждавшая ее, чтобы вместе идти на танцы — день был субботний, — порывисто вскочила.
— Ты, наверно, думаешь, что еще восемь часов? Сиди как дура да жди, когда ваша милость изволит явиться. Ну, не стой же, одевайся, — закричала она, — успеем хоть ненадолго. Там Люська Галкина, наверное, гоголем ходит!
Ксения промолчала. Она медленно опустилась на стул и, по-новому, оценивающе взглянув на сестру, потрогала висящее на спинке стула платье.
— Да никуда я не хочу идти, — вдруг объявила она зазвеневшим от слез голосом, — ни на какие танцы. Понятно?
СМЕНА ИДЕТ
Да, через некоторое время сама жизнь подсказала, мне, что в споре с Михаилом Ивановичем я ошибался. Придя однажды после работы в штаб, я застал там несколько юношей и девушек, поджидавших меня.
— Вам что, ребята?
Высокий, стройный, вихрастый паренек показался мне очень знакомым.
— Моя фамилия Селиверстов, — представился он. — Николай Селиверстов. Все мы, — он показал рукой на стоящих рядом с ним, — школьники, комсомольцы и хотим участвовать в рейдах.
Наконец я вспомнил, где его видел. Да вот и Шура Ильенкова — ну, правильно, мы ее принимали тогда на бюро в комсомол. Значит, уже прошло три месяца и Коля комсомолец? Хорошо!
— Садитесь, ребята, — радушно предложил я, — хотя разговаривать нам, собственно, будет не о чем. Мы не разрешим вам участвовать в комсомольском патруле... И не потому, что я такой, ну несговорчивый, а... рано вам еще.
Ушли они из штаба сумрачные, очень недовольные мною. Но спорить, видимо, постеснялись.
На этом как будто все и кончилось. А через полторы недели случилась крупная неприятность.
Часов в двенадцать ночи у меня дома зазвонил телефон.
— Валя, — прозвучал в трубке испуганный голос Кости Лепилина (они в тот день с Ниной дежурили в клубе), — ты можешь сейчас же приехать в наше отделение милиции? Можешь? Ну, приезжай немедленно. Тут птенцы такое натворили!
Меньше чем через пятнадцать минут я был на месте. Меня встретил Костя.
— Валя, — сказал он хмуро, — ты знаешь, кого птенцы поймали? Ромочку Табульша, помнишь такого? Его Нина опознала. А фамилия у него по паспорту Соскис, но, кажется, паспорт поддельный.
— Помню, — кивнул я. — Это же один из сообщников Волка. Где он?
— Подожди, — остановил меня Костя, — сейчас увидишь, он рядом в камере. А Коля Селиверстов, который задержал их, сломал ногу. Остальные птенцы здесь, в коридоре сидят, возбужденные такие.
— Какой Коля, — не понял я, — какие птенцы? Говори толком!
События, оказывается, развернулись так. Отказав Селиверстову в приеме в комсомол тогда в райкоме, когда ему еще не было четырнадцати лет, мы почти не обратили внимания на его слова: «Мне так нужно поскорее быть в комсомоле, так нужно...»
Коля же считал, что ему нужно поскорее вступить в комсомол потому, что комсомольцы могут участвовать в рейдах по борьбе с хулиганами, с людьми, убившими его отца, майора милиции.
Прошло три долгих месяца, и вдруг оказалось, что начальник районного штаба не разрешает ему участвовать в рейдах, несмотря на то, что его наконец-то приняли в комсомол. Было от чего прийти в уныние.
Но горевал Коля недолго.
— Что ж, — объявил он своим друзьям, — если штаб в нас не нуждается, не доверяет, будем действовать сами. Поставим их... это... перед совершившимся фактом.
В ближайшее же воскресенье группа школьников во главе с Колей явилась на «толкучку». Коля объяснил, что он избрал объектом своих действий рынок потому, что там можно найти жуликов...
В первые же несколько минут внимание ребят привлек приземистый, плотный парень с туповатым лицом, торговавший из-под полы патефонными пластинками «на костях», то есть самодельными пластинками, состряпанными из старых использованных рентгеновских пленок со снимками.
— Буги-вуги продает и всякую нецензурщину, — сказал, присмотревшись, Коля.
Школьники хотели уже задержать парня, но Шура Ильенкова предложила другой выход.
— Давайте проследим, — сказала она, — где живет этот тип. Наверняка он не один этим делом промышляет. Надо вырывать зло с корнем. Так и дедушка говорит.
Предложение приняли единогласно. Очень уж заманчиво было почувствовать себя в роли сыщиков и «вырвать зло с корнем».
Ребята довольно легко узнали адрес «типа». Он доехал до проспекта Стачек и зашел в подъезд одного из пятиэтажных старых домов. Через несколько секунд на втором этаже хлопнула дверь. Ребята поднялись наверх. С площадки второго этажа был вход только в одну квартиру. Тут же встал вопрос, что предпринять дальше.
Решили установить за квартирой слежку. Оставив одного «часового», они разошлись по домам.
Так они дежурили неделю. У ребят накопилось уже много материалов о жизни обитателей квартиры на втором этаже. Во-первых, было установлено, что парень, торговавший самодельными пластинками, сам здесь не живет. Зовут его Григорий Черных, он недавно окончил школу ФЗО строителей и теперь работает в строительном тресте. Выяснилось также, что квартиросъемщик, дряхлый старик Нил Карпович Феофанов, не имеет в своей квартире никаких прав, а распоряжается всем временный его жилец Арнольд Соскис, по прозвищу «Мясо».
Каждый день в квартиру приходит подозрительный народ: подвыпившие парни с какими-то развязными девицами, разодетые как попугаи. Почти ежедневно здесь устраивают танцы, но об этом можно догадаться лишь прислушавшись: двери толстые, обиты железом и войлоком. Для входа в квартиру есть пароль — определенное количество звонков в определенной последовательности. Школьники поняли, что напали на важный след.
— Пошли теперь в районный штаб, — предложила Шура Ильенкова, — или прямо в милицию.
Коля согласился с ней, но сказал, что нужно хотя бы еще раз вечерком подежурить у квартиры всем вместе и хорошенько проверить. Видимо, ему очень нравился именно самый процесс слежки.
На следующий вечер ребята собрались у дома. Гостей на этот раз в таинственную квартиру пришло немного. Двое мужчин и женщина. В двенадцатом часу ребятам надоело дежурство, и они запросились домой.
Коля уговаривал подождать «еще чуть-чуть». Но тут-то и произошел инцидент, заставивший в корне переменить планы и действовать незамедлительно.
За дверью «их» квартиры раздался вопль. Кричала женщина, и кричала так, будто ее убивали. Коля, побледнев, оглянулся.
— Что там, — проговорил он шепотом, — кто это?
Крик повторился. Коля решительно подошел к звонку и позвонил столько же раз, сколько звонили обычно посетители квартиры.
Шура, охнув, сбежала вниз по лестнице. Этого никто не заметил.
В квартире ненадолго наступила тишина. Затем кто-то бесшумно отворил дверь.
— Кто здесь?
— Комсомольский патруль, — смело потянул на себя дверь Коля, — что у вас там за крик, откройте!
— Зайдите, посмотрите, — спокойно произнес голос. — У нас ничего плохого нет, просто вечеринка.
Коля сделал шаг вперед и оглянулся. Дверь за ним захлопнулась. Это произошло так внезапно, что ребята не успели ничего сообразить. Единственное, что им оставалось, это снова звонить в квартиру. Но за дверью было тихо. Тогда ребята начали барабанить ногами в дверь. Тут-то и подоспела Шура с милиционером.
А Коля, когда дверь за ним с треском захлопнулась, ринулся обратно, но чьи-то руки, крепко схватив его за плечо, толкнули и ударили головой о стенку.
— В чем дело, юноша? Вы ушиблись? Сейчас я зажгу свет.
Прижавшись спиной к стене, Коля пропустил говорившего мимо себя. В это время раздался резкий звонок и послышались удары в дверь.
Наконец свет вспыхнул и осветил узкий, тесный коридор, оклеенный засаленными, полувековой давности обоями и завешанный дорогими коврами. Коля увидел перед собой Арнольда Соскиса.
— Ну-с, — произнес тот, в упор глядя на Селиверстова, — что вам тут нужно?
— У вас кто-то кричал, — сердито ответил Коля, шагнув к двери, — впустите моих товарищей.
— Дверь вам самому не открыть, — усмехнулся Соскис, — а кто кричал, можете посмотреть. Идите прямо по коридорчику на кухню. Вы же за этим ворвались ко мне в дом?
«Только не показать вида, что страшно, — подумал Коля, — может, ничего особенного и нету. Но ведь кто-то кричал...»
Он перешагнул низенький порог и вошел в кухню. Там никого не было. Ожидавший всяких подвохов, Коля остановился. Направо раковина, налево дверь, кажется, на чердачную лестницу, она приоткрыта, за ней темно.
Звонок продолжал дребезжать, и это придавало Коле уверенность.
— Зачем вы меня сюда привели? — спросил он Соскиса. — Здесь же никого нет.
— Затем и привел, чтобы ты убедился, что никого нет, — усмехнулся тот, — а теперь пойдем, я проведу тебя в комнаты.
Коля был уже не рад, что так глупо влез в чужую квартиру. Чувство неловкости еще увеличивали беспрерывные звонки и стук в дверь, вызывавшие ироническую усмешку Соскиса.
«Что они там, с ума посходили, что ли, — краснея, подумал Коля, — наверное, весь дом на ноги подняли».
Смешным в эту минуту ему показалось все, что делали они эту неделю, — «живут люди как люди, а мы какую-то ерунду вокруг них затеяли». Поэтому он почти и не заглянул в две небольшие комнаты, которые ему показывал Соскис. Лишь в одной из них сидело трое мужчин, с интересом и, как показалось Коле, с насмешкой посмотревших на него. Они пили вино из длинных тонких бокалов.
Открывая Коле дверь на лестницу, Соскис посерьезнел.
— Пожалуйста, — сказал он, указывая на порог, — я вас немного проучил, теперь, надеюсь, ясно, как глупо вы себя вели, врываясь в чужую квартиру. В следующий раз я тебя, молокосос, просто отведу в милицию. Тебя и всех твоих товарищей. Кто дал вам право устраивать за моей квартирой слежку? Меня и так уже дня три все знакомые спрашивают, кто это там на лестнице подглядывает? Я еще в райком схожу, пожалуюсь. Накрутят вам хвост, пинкертоны несчастные!