Хотя я бы с большим удовольствием его вел, просто спекулировал, тренировался и спал со Светочкой с полным сил энтузиазмом. Еще бы отправлял предупреждающие письма в органы власти и контролирующих все и вся структур.
Пока я ничего не придумал до увольнения, время у меня подумать еще есть, так что я сильно ни о чем не переживаю.
На следующее утро, проводив свою подругу прямо до ПТУ, как верный оруженосец и помахав рукой своим знакомым одногруппницам с важным видом самостоятельно живущего парня, я отправился по нужному мне адресу к Измайловскому проспекту, дом десять.
Вообще, очень здорово, что отдел кадров моей прежней работы находится тоже в двух минутах неспешным пешком.
Неплохо я у Таисии Петровны устроился, работа в тридцати метрах, бывшая учеба в пятисот, отдел кадров и сам торг в сотне метров.
Это искусство в Италии называется умением красиво жить.
В здании я спросил у скучающего вахтера, пожилого мужика, где тут отдел кадров и на его законное недоверие, выразившееся в словах:
— А тебе зачем сюда, малец?
Ответил важно:
— Увольняться пришел. Так где отдел кадров, уважаемый?
— На втором этаже, кабинет двадцать два.
Поднялся наверх по очень широкой лестнице и постучался в указанную дверь, где меня встретило удивленным взглядом не меньше десятка женских глаз.
Пожилые, взрослые и пара ничего молодых женщин уставились на меня с недоумением:
— Тебе чего, мальчик?
Я не стал ничего говорить про своего мальчика, который куда-то там не влезет, но все же обиделся.
Только что я был ценным сотрудником из овощного магазина, незаменимым как Ростральная колонна около Биржи и на тебе — какой-то я оказывается «мальчик».
— Увольняться пришел. Попрошу мою трудовую и выходное пособие в два оклада, — зачем то вспомнил я увольнение со службы в той жизни.
— А фамилия твоя какая? А, Бессонов! Тебе сначала нужно к Валентине Дмитриевне подойти. У нее к тебе разговор есть, кабинет восемнадцать, — ответила мне одна из пожилых кадровичек, не обращая на требование двух окладов.
— А можно без разговора? Давайте мою законную книжку и я пойду, дел у меня важных очень много, — попробовал я настоять на своем, однако, на меня уже не обращает внимания говорившая со мной женщина.
— Иди, Бессонов! Не укусит тебя парторг, — зато весело ответила одна из молодых симпатяшек с пепельной химией, задорно тряхнув головой и обрадовавшись возможности отвлечься от заполнения каких-то формуляров.
Делать нечего, предчувствуя какие-то новости, ждущие меня у парторга, как мне и обещала моя директриса, я закрыл эту дверь и постучался в следующую дверь через кабинет.
В кабинете нашлись две женщины, одна из которых отозвалась на произнесенное имя-отчество и не стала разговаривать со мной в кабинете при своей соседке, а отвела меня в конец коридора к большому окну.
— Точно, что-то интересное намечается, — понял я.
Парторг Валентина Дмитриевна, женщина еще в интересном возрасте, с четвертым размером груди под блекло-голубым пиджачком и рыжими волосами, не стала долго ходить вокруг да около:
— Так, Бессонов Игорь, кажется… Ты же комсомолец, Игорь? — напористым таким, как на собрании, тоном меня спрашивают.
Я уже и позабыл про такое дело, честно говоря, занятый работой в магазине, где это абсолютно никому не интересно, спекулятивным обогащением, что явно не стыкуется с нахождением в передовом отряде советской молодежи и еще хорошо насыщенной личной жизнью. Теперь еще мыслями о том, как правильно распорядиться полученными знаниями и помочь людям страны Советов.
Комсомольский билет лежит в комнате, отметок об уплаченных взносах там с мая прошлого года нет.
— Конечно, комсомолец! — на всякий случай говорю я, — только какое это имеет отношение, если я уволен из торга со вчерашнего вечера?
Решил подстраховаться, если парторг захочет нагрузить меня каким-нибудь поручением напоследок.
Хотя, что ей там про меня Софья Абрамовна рассказала? А что она спрашивала, интересно?
— Это легко можно исправить, трудовая твоя пока у меня лежит! — слышу я.
Еще интереснее становится, к чему бы такие новости? Зачем парторгу моя трудовая?
— В каком смысле, исправить?
— Твое увольнение из торга! Есть для тебя предложение интересное!
Точно, нужен я парторгу и моя характеристика от мудрой по жизни Софьи Абрамовны ее устроила.
— Есть для тебя работа в торге, синекура настоящая! Не переломаешься! Взамен ты станешь нашим комсоргом и кое-что для меня выполнишь!
Глава 10
Ого, я не ослышался? Мне явно предлагают какую-то взаимную сделку!
Вот эта самая женщина с пышным бюстом и жестко сжатым ртом? Еще непонятно какую, но точно предлагает!
Только видно моему хорошо опытному глазу, что самой ей эта тема не нравится, как я отчетливо понимаю!
В груди сформировалось ожидание какого-то подходящего мне предложения, возможно, что новую работу искать не придется, есть уже что-то на подходе.
Уже что-то из выстраданного партийным организатором Райпищеторга Ленинского района.
Насколько я понимаю Софью Абрамовну, она про меня все знает, как настоящий представитель торговой мафии и еще истинная дочь того самого народа, которого пророк сорок лет зачем-то по пустыне водил.
Такие люди все видят и сразу понимают с полуслова, этого у них не отнять, выработанная тысячелетиями выживания привычная привычка.
Не все, конечно, она знает доподлинно, оборота моего наверно не представляет полного даже в близкой степени. Ведь и подруги мои его где-то на половину занижают. Думает, наверно, что я за сотню рублей в месяц чистыми так ишачу с эстонской продукцией, раз за семьдесят так же хорошо грузчиком работаю.
Но, в принципе про мои дела спекулянтские точно должна оказаться в курсе.
И все же порекомендовала меня, да не какому-то постороннему покупателю, а самому товарищу парторгу!
Что-то очень сильно ту прижало, как я вижу, лицо свое кривит недовольно, однако все же не отступается.
— Комсоргом? Всего Райпищеторга?
— Да, именно всего!
В ответ я пораженно смотрю в лицо Валентине Дмитриевне и вижу, что она не шутит.
Неужели судьба именно так подталкивает меня к комсомольской карьере? Да ну, не может такого быть!
Думал же время от времени раньше о таком пути, но когда плотно занялся подпольной торговлей, тогда и перестал вспоминать этот тернистый путь в будущее. Да кто меня туда пустит? Тем более, что я и сам вообще такой общественной нагрузки не желаю.
У меня ведь даже среднего образования нет? Или это не так важно? Если именно сейчас прижало?
Понятно, что это не должность освобожденного комсорга, которого назначают на больших предприятиях с согласованием в райкоме комсомола. Когда того же не освобожденного руководителя ячейки из своего коллектива можно выбрать почти кого угодно из имеющихся комсомольцев.
Но, как-то это больно вызывающе выглядит, когда шестнадцатилетний пацан станет руководить ячейкой комсомола такого немаленького торга. И взрослыми женщинами до двадцати восьми лет.
Да и зачем это нужно парторгу — вот в чем вопрос?
Его я и задаю сразу, чего там кота за яички тащить? Может, что и разговаривать на самом деле вообще не о чем?
— А почему именно я?
Парторг немного мнется и сухо отвечает, что за меня поручилась и походатайствовала моя директриса.
Ну, еще страннее, та конкретная такая лиса и за спекулянта точно не поручится перед партией в лице парторга.
Что-то здесь не так явно… Но, мне предложение интересное хотя бы потому, что имеется и какая-то синекура в добавок к на фиг мне не нужным обязанностям комсорга, как довольно изысканно изволила выразиться Валентина Дмитриевна.
— Хорошо, давайте это обсудим где-нибудь спокойно, — предлагаю я женщине лет тридцати пяти, — А то в этом тупике мы похожи на каких-то заговорщиков.
Киваю я на ее кабинет, мол, не пройти ли нам туда, где все спокойно можно обговорить, пусть и при подслушивающей соседке. Хочу узнать, согласится ли она огласить весь список при ком-то другом и не удивляюсь, когда парторг отказывается от такой возможности.
Есть, есть тут какая-то хитрость в нашем разговоре, явно не для чужих ушей окажется то, о чем мы будем договариваться теперь наедине.
Поэтому остаемся стоять на прежнем месте.
— Что от меня требуется? — по-деловому я спрашиваю собеседницу.
— Ячейка в торге очень маленькая, всего пять человек, было пять, то есть. Требуется увеличить ее до минимум двадцати, а лучше еще больше! — вдруг отчетливо произносит парторг, давая мне осознать произнесенные ей слова.
— За какое время?
— До октября месяца!
Так, полгода и даже семь месяцев есть у меня для такого чуда, считаю я на пальцах месяца.
Это значит — предполагаемый холодок, именно такая общественная нагрузка, а какой же будет медок для меня?
— Взамен чего?
— Устраиваю тебя на работу курьером в торг. Ставка такая есть у нас в разнарядке, только никого на ней никогда не числилось, работы почти не будет, появиться нужно пару раз в неделю и все. Телефон дома у тебя ведь есть? — утвердительно спрашивает Валентина Дмитриевна.
Ага, и про телефон, имеющийся у Таисии Петровны доподлинно она уже знает, сейчас далеко не у всех советских граждан такая роскошь имеется. Ну, девчонки меня постоянно по телефону, стоящему в кабинете Софьи Абрамовны вызывают на разгрузку пришедших машин.
Значит, все серьезно обсуждено с Софьей и директором торга наверно тоже, раз мне предлагают легкую работу.
На которой я могу не появляться практически и заодно нагружают почти невыполнимой задачей набрать еще пятнадцать-семнадцать новых комсомольцев в ячейку.
То есть, в магазинах и на базах все комсомольцы бывалые уже, все членами передового отряда коммунистической молодежи были когда-то, принимать новых не придется, просто нужно восстановить в ячейке старых.
— А как с неуплатой прежних взносов быть? Там люди по десять лет не платили? — такой закономерный вопрос от меня.