Бурные события, потрясавшие вековые устои жизни афганцев, наших добрых южных соседей, никак не освещались на советском телевидении, на страницах газет и журналов. Что у них там происходило и зачем понадобились там советские войска — все это было тайной за семью печатями. Такова была воля Старой площади. Каждому, кто направлялся в Кабул или уже успел побывать там и вернулся в родные края, строжайше предписывалось держать «рот на замке».
«…Я приехал в Афганистан, — свидетельствует один из ведущих в те годы политических обозревателей Генрих Боровик, — как корреспондент АПН и «Литературной газеты» с группой журналистов, которая была послана ЦК партии для того, чтобы помочь организовать газеты в Афганистане и написать о том, что там происходит. Был март 1980 года… Я объездил всю страну и вопреки сложившемуся мнению, что в армии у нас порядок, увидел совсем другое. Увидел, что армия была совершенно не готова к этой войне, что наши солдаты не были готовы к афганской зиме. Март, холод, их палатки не были оборудованы даже печуркой. Наши вертолеты, которые были бронированы снизу, сбивали с боков, потому что они летали в ущельях. В госпиталях не хватало медикаментов…
Мне хотелось написать обо всем этом. Но, естественно, не было никакой возможности напечатать. Нам не разрешалось писать о военных действиях, хотя война шла, люди погибали, кровь лилась. Наши солдаты помогали строить школы, клумбы разводить с цветами — и это было. Но писать об этом в то время, когда идет война, было глупо. И я практически ничего оттуда не написал…»[128]
Особая забота о том, чтобы помалкивать, касалась событий 1979 г. От всех, кто так или иначе был причастен к ним, требовалось попросту вычеркнуть этот год из своей жизни, будто бы его и не было.
«…Все для меня началось буднично, — вспоминает «афганец» полковник А. Поляков. — Во второй половине дня 18 октября 1979 г. меня вызвал начальник отдела и сказал: «Вы направляетесь в Кабул для плановой замены командира отряда «Зенит». Вылет спецрейсом самолета ГУПВ КГБ 20 октября. Конкретные задачи получите на месте в Представительстве КГБ. Вместе с Вами в состав отряда направляются девять сотрудников областных управлений КГБ».[129]
«Что мне было известно об отряде «Зенит»? Отряд после Апрельской 1978 г. революции в Афганистане был направлен в Кабул для охраны советского посольства.
Проводились ли отрядом «Зенит» какие-либо оперативно-боевые или специальные мероприятия в Кабуле в тот период, мне неизвестно.
Надо отметить, что обстановка и развитие событий в Афганистане воспринимались сотрудниками отдела спокойно и не действовали так возбуждающе, как это было, например, в период событий в Венгрии или Чехословакии. К тому же тон разговора и манера поведения начальника отдела при постановке мне задачи не вызывали у меня какой-либо озабоченности и, тем более, предположения о проведении каких-либо спецмероприятий в Кабуле. В общем, получалась обычная кратковременная загранкомандировка».[130]
«…Когда нашей группе была поставлена задача: вылететь в Афганистан, то руководители подразделения сами отобрали кандидатов на поездку, — свидетельствует сотрудник группы «А» полковник С. Голов. — Мы предупредили родных, что выезжаем на учения в Ярославскую область и, возможно, на Новый год нас не будет в Москве… На сборы ушел целый день. Утром следующего дня приехали на аэродром. Когда мы поднимались по трапу, то сфотографировались. Заметив это, представитель Особого отдела забрал у фотографа фотоаппарат и засветил пленку. Прошла команда, что мы должны пролететь незаметно. Очень жестко стоял вопрос секретности».[131]
«…После непродолжительной подготовки на личном самолете Ю. В. Андропова мы вылетели в Афганистан, — вспоминает сотрудник «Зенита» В. Федоренко. — Мероприятие по заброске разрабатывалось тщательно, хотя и неразберихи, связанной с секретностью нашей миссии, хватало. В Ташкенте на дозаправке пограничное руководство было шокировано появлением председательского самолета с непонятными людьми на борту. Но прошел звонок, и нас приняли на самом высоком уровне».[132]
Беспрецедентная секретность соблюдалась и на всех этажах Старой площади, включая кабинеты членов Политбюро ЦК КПСС.
«Замысел рождался в обстановке секретности, необычной даже для нашего закрытого общества, — отмечает в своих мемуарах Л. Шебаршин. — Его инициаторы не рисковали привлекать экспертов, не удосужились затянуть в афганское прошлое, узнать что-либо об афганцах».[133]
Для Старой площади превыше всего были собственные интересы, которые она скрывала от общественности самым тщательным образом.
Но, как пишет в своих воспоминаниях В. Кирпиченко, «прошли годы, сменилась власть, и те начальники, которые призывали к молчанию, начали писать на афганскую тему мемуары, выступать на телевидении, давать интервью».[134]
Как только Старая площадь приказала долго жить, тотчас достоянием гласности стали многие сверхсекретные постановления Политбюро ЦК КПСС и прочие, ранее недоступные для широкой общественности партийные документы, а также секретные документы различных министерств и ведомств, прямо или косвенно причастных к афганской эпопее.