ТЮРЕМНЫЕ ПУТЕШЕСТВИЯ
В этой части в числе прочего представлены публичные отчеты о проверке СИЗО и тюрем разных регионов членами СПЧ Андреем Бабушкиным, Игорем Каляпиным и Евой Меркачёвой. Здесь же вы найдете беседы автора книги с жертвами пыток.
Глава 1 Мордовия
В Мордовии закрылись за ненадобностью две колонии, а оставшиеся (впервые за всю советскую и российскую историю) наполовину пустуют. Неслыханное выходит дело. Но радоваться рано: Мордовия по-прежнему «тюремный край», где на относительно небольшой территории предельно высока концентрация исправительных учреждений разного типа. Если быть точными, сейчас на площади меньше 50 кв. км располагается 14 колоний.
За последние годы мы далеко шагнули вперед в плане быта осужденных, и отдельные колонии Мордовии тому яркий пример. В них можно сколько угодно общаться с родными по видеотаксоматам, получать несколько высших образований одновременно и т. д. Но подчас все это «компенсируется» ужасным отношением к людям. Перестали ли осужденных превращать в «лагерную пыль» (определение приписывается Лаврентию Берии)?
ИК № 5. Как сидят полковники
Из досье
ИК-5 строгого режима для бывших сотрудников правоохранительных органов расположена в Леплей, Зубово-Полянский район Мордовии, это примерно в 500 км от Москвы. В свое время входила в состав Дубравлага (создан в 1948 году), была особым лагерем для политзаключенных вплоть до 1954 года. Колония рассчитана на 1087 заключенных. Фактически на конец 2021 года в ней содержалось 656.
Осужденный в телогрейке проехал мимо нас на повозке, в которую впряжена лошадь. Он вез сено, покрикивая на клячу: «А ну, пошла, родимая!» Эта почти киношная сцена, что и говорить, произвела на нас, проверяющих, сильное впечатление. А еще сразу бросился в глаза лозунг на территории колонии: «Общество тебя не отвергло. Твое пребывание здесь временное. Твое будущее в твоих руках».
Колония № 5
ИК-5 прославилась своими сидельцами: тут в разное время побывали полковник ГРУ Владимир Квачков, генерал МВД Денис Сугробов, полковник полиции Дмитрий Захарченко, генерал СК Александр Дрыманов… А сколько следователей, участковых, сотрудников ППС, прокуроров и судей тут сидели и продолжают сидеть — не сосчитать. Но много и тех, кто когда-то просто проходил срочную службу во внутренних войсках МВД и поэтому считается бывшим сотрудником (весьма спорное утверждение). Так, в категорию «БС» попал валдайский поэт Дмитрий Лучин, прославившийся не стихами, а тем, что ритуально убил и затем съел женщину. С каннибалом, получившим по приговору Новгородского областного суда 19 лет срока, в ИК-5 никто из осужденных не общается. Говорят, что он тут сам по себе, тихоня, работает уборщиком на швейном производстве.
Итак, представьте себе колонию, где территория поделена на участки. На каждом располагается двух- или одноэтажный домик с палисадником и импровизированным спортзалом на улице. Кругом чистота, все ухожено. Вообще внешне колония напоминает пионерлагерь советских времен (хотя начальник как раз любит повторять сидельцам: «Тут вам не пионерлагерь!»).
Заходим в один из отрядов. В коридоре стоят видеотаксоматы, причем с кабинками (чтобы можно было с женой и детьми поговорить не при свидетелях). Вообще в ИК всего 85 телефонных аппаратов на 656 осужденных (это лучший показатель среди колоний). В спальных помещениях шторы, комнатные цветы на подоконниках, картины на стенах. Сами стены выкрашены в сиреневый цвет, переходы из комнат — в арках.
Пока мы осматриваем помещения, начальник колонии говорит, что впервые в истории учреждения оно почти наполовину пустует. Это тем удивительнее, что еще не так давно тут было 1800 человек.
Как оказалось, нынешний «недолимит» связан не с тем, что следователей и прокуроров стали реже сажать, — отнюдь. Просто открылись два новых учреждения для этой категории — в Челябинске и Ставропольском крае. И всех «новеньких» отправляют туда, а не в Мордовию (в 2021 году в ИК прибыло всего лишь 27 осужденных). Кроме того, многих сидельцев ИК № 5 перевели по их письменному заявлению поближе к дому.
Впрочем, пока еще не всех желающих отправили туда, куда они попросили. Бывший глава столичного СК Александр Дрыманов подал обращение на перевод в ИК-3 Рязанской области (в Рязани живут его близкие, среди них есть инвалид I группы, который просто физически не может приехать к нему на свидание в Мордовию). У некоторых осужденных на руках даже есть решение судов о переводе. Но они всё ждут и ждут.
Больной осужденный в помещении отряда
— У меня родители — москвичи, — рассказывает заключенный Георгий. — Мать — инвалид первой группы, она ни разу не смогла приехать в Мордовию. А отец приехал, но путь его так измотал, что через несколько дней после поездки он умер. Я уверен, что если бы не дорога до колонии, он бы остался жив.
На производстве в мебельном, швейном, колбасном и макаронном цехах заняты 456 человек. Большая часть арестантов шьют. Как некоторые иронизируют, «на воле шили уголовные дела, а за решеткой — рабочую форму». Девять человек на момент нашего визита получали высшее образование. Оно здесь платное, но стоит в районе 11 000–20 000 рублей за семестр, и, как нас уверяют, некоторые осужденные эти деньги сами зарабатывают на производстве. Сидельцы, правда, на зарплату жалуются… Но, опять-таки, не все.
— Жалоб на условия содержания не имею, — говорит некогда главный следователь Москвы Александр Дрыманов. Он в телогрейке, в руках шапка-ушанка. На лице подобие улыбки (как не похожа она на его обычную!). — В колонии уже семь месяцев. В первом отряде. Работаю. Шью железнодорожные костюмы. Любой труд почетен.
— К психологу ходите? — спрашиваем мы.
— Нет, помощь психолога не нужна. Тут каждый сам себе психолог. Всё в порядке, не волнуйтесь. Зато кругом лес. Приятно утром встать и подышать чистейшим воздухом.
— Это хорошо, что не унываете.
— Есть небольшой нюанс. По УДО отпускают, основываясь на характеристике — исправился или не исправился осужденный. А что такое вообще «исправился»? Я вот 34 года в погонах проходил, служил стране. Я знаю, что такое самодисциплина. Как я должен исправиться и в чьем понимании? Люди за 50 лет вообще исправляются? Нужен какой-то новый термин, а то живем по советским, устаревшим.
Дрыманов поднял важную проблему. Тысячи осужденных не могут выйти по УДО, потому что в чьем-то понимании они не исправились.
Несколько сидельцев рассказали нам о медпомощи, которая им требуется (особенно тяжелая ситуация с инвалидами, среди которых есть колясочник). Но нерешаемых проблем, на наш взгляд, не было. Все, что нужно, — вывести людей на обследование и лечение, оборудовать для них туалеты и спальные места, решить вопрос с уходом для тех, кто не может за собой ухаживать.
Спортивный дворик около одного из отрядов. Здесь бывшие силовики занимаются спортом и отдыхают
Можно ли понять, что творится в колонии, чем она живет, обойдя часть помещений и поговорив с некоторыми сидельцами? И да и нет. Расскажем три истории, которые это подтверждают.
История первая. «Козлодерня» и кипяток
Накануне нашего визита в камере № 18 ШИЗО свел счеты с жизнью 65-летний Александр Гончаров. В прошлом сотрудник РУБОП получил срок за убийство лучшего друга. После трагедии Гончаров попытался покончить с собой, но его спасли. В Мордовскую ИК № 5 он попал в 2019 году, оказался в отряде № 5, где до него были Квачков, Сугробов и Захарченко. Причем двое последних говорили о провокациях со стороны осужденных-«активистов». Не обошлось без неприятностей и у Гончарова. По словам близких, на него натравили психически нездорового осужденного, получившего срок за педофилию.
— Изначально отец вел себя спокойно, ни с кем не конфликтовал, — говорит сын (к слову, тоже экс-полицейский). — Он помогал в библиотеке, писал стихи (нам после смерти отдали 24 тетради с его произведениями), занимался научной работой — сравнивал две редакции «Славянских вед» (в свое время организовал музей славянской культуры в Воронеже «Дом Сварога»).
Как пенсионера, его не могли обязать работать. Но пытались привлекать к бесплатному труду — заставляли обрезать нитки с готовой швейной продукции. Отец протестовал, и из-за этого начался конфликт с администрацией. Летом «активисты» стали его пугать тем, что «опустят». Но поводов все не было и не было. Тогда его поместили в «козлодерню» (так называют помещение для обыска, где часто оказываются осужденные с низким социальным статусом). Туда же подсадили психически ненормального педофила. Кстати, это тот же самый человек, которого использовали в провокации с полковником Захарченко. Когда отец вернулся в отряд, его стали там «прессовать». Сказали, что теперь он должен быть всегда с «опущенными», раз находился в одном помещении с таким и еще кипятка ему наливал. Отец позвонил домой по таксомату, назвал имена «активистов» и сотрудников. Сказал дословно: «Попробуйте меня спасти». Моя сестра сразу же отправилась в колонию.
Дочь Гончарова рассказывает, как была на приеме у начальника, как тот не пустил ее к отцу на свидание, но пояснил, что Гончаров помещен в ШИЗО, поскольку занимался членовредительством. За сутки до окончания срока наказания он прочитал сокамерникам в ШИЗО стихотворение собственного сочинения «Ушел последний честный мент» и ночью свел счеты с жизнью.
— Мы полагаем, он сделал это, чтобы не возвращаться в отряд, где его будут снова унижать, — говорит дочь. — СК отказал в возбуждении уголовного дела по статье «Доведение до самоубийства». Прокуратура нарушений не усмотрела. Но мы продолжаем бороться.
История вторая. Три смерти и ни одного звонка
На момент нашего визита в ШИЗО содержались всего трое осужденных, в ПКТ — 13 человек, а в отряде строгих условий и вовсе один. Это очень хороший показатель, но ведь заполнить все эти места для нарушителей можно в один момент. Тем более что статистика самой колонии говорит: поощрений за 2022 год было объявлено 1902, а вот взысканий — аж 2279.
Осужденный за госизмену и не согласный с приговором Евгений Чистов выглядит неважно. Рассказывает о своих перипетиях:
— Проблемы начались после того, как написал жалобу в ЕСПЧ на судью Нижегородского областного суда Ирину Копкину. Меня в ИК предупреждали, что жалобу на судью писать нельзя, иначе в колонии будут неприятности. И вот я попал в ШИЗО и ПКТ, где более чем в течение месяца меня заставляли ежедневно полностью раздеваться во время обыска, в том числе снимать трусы.
26 мая 2021 года сотрудник колонии разорвал на мне робу, и меня заставили проследовать в камеру, где находился осужденный О., с которым у меня ранее уже сложились неприязненные отношения. Сотрудники в коридоре повалили меня на пол, один из них вывернул руку и палец, а в камеру разбрызгали газ, после чего бросили меня туда[19]. Потом была проверка, но формальная: сотрудник СКР по Республике Мордовии даже не опросил меня. Когда бабушка попала в реанимацию и я хотел с ней попрощаться, мне не дали позвонить. За год у меня скончались трое родственников — две бабушки и дедушка. И ни разу позвонить не разрешили.
— Отказ в предоставлении телефонных переговоров был связан с тем, что Чистов не здоровался со мной, — говорит начальник ИК. — Выходит, он не исправился. Вел бы себя нормально — и звонил бы сколько хочет по таксомату.
— Вы сами понимаете, что вы говорите? — поражается всегда спокойный Андрей Бабушкин. — У него бабушка умирала, а вы не дали попрощаться, потому что он не поздоровался! О какой соразмерности наказания может идти речь? Вы ведь только озлобили человека. И он в вашем лице не простит общество и государство за такую фантастическую жестокость.
История третья. Письмо «на деревню в Госдуму»
В начале декабря 2021 года из ИК № 5 освободился 44-летний Виктор Абакумов. И уже 16 декабря за его подписью поступило заявление в Госдуму на имя Сергея Миронова (он также просит передать его новому директору ФСИН Аркадию Гостеву). В нем Виктор рассказывает, что просидел в ИК-5 восемь лет и ждал освобождения, чтобы поведать об этом. Буду приводить его заявление (оно на 12 листах) отрывками и уберу излишнюю эмоциональность.
«Около 80 % лиц, отбывающих здесь наказание, выполняют работу за 100–800 рублей в месяц. И это при шестидневной рабочей неделе! При этом выразить несогласие с размером заработной платы невозможно. Это могут расценить как отказ от работы. Таким образом, налицо рабство».
Абакумов расписывает, как перечисляются деньги на лицевые счета, приводит планы выработки и приходит к выводу, что есть двойная бухгалтерия и признаки мошенничества. Рассказывает про антисанитарные условия работы в некоторых цехах, про плохую медпомощь и некачественное питание. «Пищу готовят отвратительно, чтобы оставалось больше отходов для кормления свиней (в лагере большой свинарник). Рыбные котлеты сделаны из костей рыбы, вместо мяса соевые сосиски, тухлая капуста. Более-менее нормально кормят только во время приезда комиссии из Москвы».
Пишет экс-арестант о том, что многим отказывают в приеме документов на УДО, накладывают взыскание по любому поводу, в том числе за то, что человек неправильно поздоровался. А вот самое интересное. Он описывает, судя по всему, нашу проверку (а члены СПЧ были там вместе с мордовским ОНК):
«Администрация лагеря готовила нас к этой проверке две недели. Изо дня в день осужденные все прятали, все "косяки" убирали, чтобы члены комиссии ни в коем случае не увидели антисанитарные условия. Так что получилось, что комиссии показали "потемкинский спектакль", чтобы они сделали вывод о хорошем или удовлетворительном положении осужденных в этом лагере. Получающие нормальную зарплату осужденные-"активисты" отвечали за других, как все хорошо, потому что у них ("активистов") все хорошо».
ИК № 17. Шпионские страдания
Специальной колонии для иностранцев в Мордовии после закрытия ИК № 22 (а она как раз была такой) не создали. Но, пожалуй, большинство арестантов из-за границы находятся именно в ИК-17, что в поселке Озерный. Только представьте: кругом дремучий лес, и только с одной стороны есть автомобильная дорога, которая ведет к колонии. И за ИК дорога заканчивается. Тупик.
Вообще когда-то к некоторым колониям в Мордовии прокладывали железную дорогу, ИК-17 не была исключением, но сейчас по этим рельсам ничего не ходит.
В самом поселке проживает около 500 человек, половина из которых, как вы уже догадались, сотрудники колонии. Две улицы, маленькая школа на 100 детей — вот, собственно, и все. Даже храма в поселке нет, но есть он на территории колонии, и туда по большим православным праздникам пускают особо воцерковленных жителей.
Мы заходим на КПП, где все вполне современно. А на территории нас встречает плакат: «СВОБОДА — это когда ничто и никто не мешает ТЕБЕ жить честно». Особенно актуально эти слова звучат на фоне того, что накануне нашего визита был задержан начальник колонии полковник Владимир Денисов: по версии следствия, он вымогал взятку у осужденного (требовал того приобрести ему телевизор и мобильник). 19 ноября 2021 года Денисов был арестован на два месяца. Его место занял новый начальник, который, как мы поняли, колонию впервые увидел вместе с нами, членами СПЧ.
Что сказать про колонию? Типичные бараки, производственные цеха, действительно красивый храм, где большая библиотека и даже можно посмотреть видео с лекциями священников и православные фильмы на дисках.
Коридор с камерами. Ева Меркачёва во время проверки ШИЗО в Мордовии
— Далеко не самая худшая колония, — говорит очередной осужденный. Здесь, кстати, сидит Дмитрий Барановский, в прошлом активист «Боевого братства».
Он словно бы продолжает тему про исправление, поднятую Дрымановым. Рассуждает, что инструментов для реального исправления человека у тюрьмы, увы, немного и что если арестант не видел за решеткой ничего, кроме гадостей, вряд ли он может внутренне измениться.
У самого Барановского 12 взысканий. Последний раз водворили в ШИЗО якобы из-за личной неприязни одного из сотрудников. И, разумеется, с таким «послужным списком» никакого УДО.
— Расстегнутая пуговица не дала ему освободиться, — вздыхает Андрей Бабушкин.
Осужденные рассказывают, что есть нормальные сотрудники, а есть такие, которым нравится провоцировать человека, доводить до истерики, паники или даже до скотского состояния. Первых намного больше.
Большинство опрошенных нами говорили, что колония № 17 сама по себе весьма неплохая, если сравнивать с другими. Жизнь же свою описывали здесь буквально в нескольких словах: «Работаем и надеемся на УДО».
На момент нашего визита в колонии было 662 человека (лимит — 980). Так вот, судя по всему, хуже всего здесь приходится Полу Уилану, осужденному за шпионаж. Американец написал нам жалобу на четырех листах, где подробно изложил все свои перипетии, причем классифицировал их. Итак, документ теперь у нас на руках. Вот на что жалуется Уилан.
Во-первых, на постановку на учет как склонного к побегу со всеми вытекающими (надо отмечаться каждый час, по ночам светят фонариком в лицо, будят). Во-вторых, на порчу и пропажу продуктов из посылок и передач. В-третьих, на неоказание медпомощи (никто из врачей не знает английский, так что у заключенного не могут даже правильно собрать анамнез, а переводчика не привлекают). В четвертых, на блокировку его телефонной карты. В-пятых, на то, что ему не сделали ревакцинацию от коронавируса… Жалоб очень много, суть их сводится к тому, что в колонии к нему плохо относятся. И это похоже на правду. Ну не любят тут шпионов, забывая, что условия содержания абсолютно любого осужденного должны быть человеческими.
— Удивительно, когда начальник отдела безопасности ИК объявляет Уилану, не владеющему русским языком, взыскание за то, что тот не поздоровался, — возмущается Андрей Бабушкин. — Или вот еще. Пол Уилан сообщил о том, что в июле находился в ЛПУ № 21, однако лечения не получал и столкнулся с грубостью медработников. По его словам, начальник поручил другим осужденным «прессовать» его за жалобы.
Возможно, Уилан нагнетает, но даже прокуратура подтвердила, что один из сотрудников вел себя с ним грубо, и вынесла соответствующее представление.
Между тем выясняется, что большинство взысканий в колонии люди получают за мелочи (один из арестантов был дважды наказан за то, что не поздоровался), в ШИЗО можно угодить за то, что «не держал руки за спиной», «не хочет правильно заправить кровать» и т. д.
Граждане Эквадора, Сьерра-Леоне, Украины, Сербии, Китая, Сирии (попали сюда в основном за контрабанду наркотиков) жалуются, что звонить близким очень дорого, что их письма на иностранных языках не отправляют, что книг на их языках в библиотеке нет, что цены в тюремном ларьке для них неподъемные…
Что сказать про мордовские зоны по итогам проверки? На мой взгляд, они не пыточные, но очень проблемные. И самые серьезные из бед — это труд за копейки, плохая медицинская помощь и репрессии за жалобы. Подробнейший отчет мы предоставили во ФСИН России.
Помещение отряда. Главная проблема — нет защитных бортиков, из-за чего осужденные ночью падают с коек. ИК-11, Кировская область
«Ты не в Мордовии, чучело!» — эту фразу из рассказа знаменитого писателя Сергея Довлатова за решеткой знают многие. И хотя она была произнесена героями повести в Америке, так хочется, чтобы она перестала ассоциироваться с мордовскими тюрьмами.
ИК № 1. Конец «крикушатнику»
Если бы судьба забросила вас в Мордовию, вы бы наверняка не сразу поняли, где кончается зона, а где начинается воля. А главное — где хуже (как это ни жутко звучит). В большинстве деревень нет ни кафе, ни магазинов, ни вообще сколь бы то ни было знакомой и привычной нам обстановки. Некоторые колонии для местных жителей являются центром цивилизации. Здесь в случае чего можно получить медицинскую и прочую помощь, здесь есть храмы (и в них иногда пускают верующих вольных).
Только представьте: раннее утро, темно, лес. И вот впереди яркие огни — признаки жизни. Кажется, что это светится торговый центр, но это… колония. И как только вы ее проезжаете, все вокруг снова погружается в темноту.
Забегая вперед, скажу, что ни в одной колонии нам не чинили препятствий: мы могли общаться с любыми осужденными, заглянуть в любое помещение. Но чтобы проверка действительно была серьезной, в каждой ИК нужно провести как минимум три-четыре дня. У нас такой возможности не было. Но даже «проверка на бегу» многое может показать.
Непохоже, что сотрудники ИК это понимают. Но обо всем по порядку.
Территория колонии большая, есть теплицы, отдельно стоящие производственные цеха, резервуар для воды на случай аварии и т. д. Когда мы обходили все эти «тюремные владения», слышали крики: «Умоляем, зайдите в шестой отряд!», «Вызовите на разговор инвалидов, нас тут много!»
Мотивирующие плакаты в колонии № 1
— Сам факт, что на прием к членам СПЧ хотели попасть 200 человек (опросили в итоге за два дня только 70), свидетельствует о многом, — говорит Андрей Бабушкин. — Эти люди понимали, что мы уедем в Москву, а они останутся один на один с администрацией. Но они доведены до отчаяния, так что не побоялись рассказывать о своей ужасной жизни.
Немного поправлю Андрея Владимировича: в настоящих пыточных колониях осужденные в массовом порядке к проверяющим не обращаются. Они там, глядя в землю, хором скандируют: «Жалоб на условия содержания не имеем». Так что мордовскую «единичку» к таким точно не отнесешь. Но это самая проблемная колония из всех в Мордовии, что мы видели. Накануне нашего визита там сменился руководитель (это вообще была тенденция — в какую бы ИК ни пришли, там новый «гражданин начальник»), и тот мало понимал, что происходит в колонии. Вместе с нами он, казалось, с удивлением выслушивал рассказы арестантов.
ИК № 1 в вечернее время
«В нашем отряде везде плесень!»
«Унитазы не спускают, стоит сильная вонь! Мы вынуждены умываться и ходить в туалет в другие отряды. И так в течение полутора лет!»
«Нас наказывают за то, что опаздываем на зарядку. Но мы физически не можем успеть умыться, потому что на 99 человек в отряде пять плохо работающих кранов».
«В столовую одновременно выводят по три отряда, выстраивается длинная очередь, в итоге мы не успеваем нормально поесть».
«Ежедневно, в том числе при минусовой температуре, проходит "проверка волос": мы должны стоять без шапок и показывать, что коротко пострижены».
«После помывки стоим на плацу на трескучем морозе по часу и больше. Поэтому все время болеем».
«Я перенес черепно-мозговую травму, потерял слух, а необходимой медицинской помощи не получаю».
«Я инвалид, мне сотрудники объявили взыскание за то, что повесил шторку, чтобы другие осужденные не видели, как меняю себе памперсы. Из-за этого взыскания я не могу перевестись в облегченные условия».
«Передвигаюсь только на инвалидной коляске, но оформить инвалидность мне не хотят, потому что нужно "заморачиваться"».
«Отказывают ноги, а в больницу не вывозят».
«У меня закончилась инвалидность, ее не продлевают. Заставляют работать на промзоне, а я не могу физически. За отказ отправляют в ШИЗО. Помогите!»
«Нас тут 80 "ВИЧевых", а инфекциониста мы и забыли, когда видели!»
«Меня отправляли в ШИЗО с температурой больше 38, я еле выжил».
«Я страдаю эпилепсией, а меня заставляют работать в швейном цеху, где шум, который меня буквально убивает. Прошу перевести на работу в какое-то тихое место».
— Поток жалоб показывает: бытовые условия плохие, медицинская помощь оказывается на недопустимо низком уровне, — констатирует Бабушкин.
— Медицинские и хозяйственные проблемы — типичные для регионов, — говорит Каляпин. — Нет оснований думать, что это создано специально. А вот истории про использование электрошокера и физической силы могут насторожить. Судя по рассказам осужденных из разных отрядов (вряд ли они сговорились), один из сотрудников считает, что бить людей электрошокером — это весело. Еще двое, судя опять-таки по рассказам, любят давать тычки и подзатыльники. Но не только…
«Я спросил, за что меня хотят отправить в ШИЗО, — записывают члены СПЧ очередное обращение. — И сотрудник ударил электрошокером в ногу и руку. Пятеро суток я голодал в знак протеста, но никто из администрации даже не подошел, чтобы выяснить причины. Прокурор не приезжал. А за мои жалобы наказали… кота, который спал у меня на кровати: начальник отряда после отбоя на глазах у всех бил животное».
Слышали члены СПЧ и рассказы про то, как одни осужденные ломали другим руки, обливали кипятком, вымогали деньги… Все это или по приказу, или с попустительства сотрудников. Но больше всего удивило повествование про так называемый крикушатник. Никто из членов СПЧ, включая большого эксперта по пыткам Игоря Каляпина, никогда раньше не слышал даже такого слова. Видимо, нарекли эту комнату так, потому что оттуда время от времени раздаются страшные крики.
Внутренний двор мордовской ИК № 1. В двухэтажных бараках живут осужденные
На поверку оказалось, что крикушатником осужденные называли помещение для обысков, расположенное на первом этаже здания штаба. Плохо освещенное, размером около 12–15 кв. м, со стенами, выкрашенными в неприятный коричневый цвет.
— Сравнить можно разве что с гаражом, — говорит Каляпин. — Там холодно, нельзя прилечь и вообще невозможно долго находиться. Туда можно завести осужденного, обыскать (не раздевая до белья, а так — фуфайку потрясти, проверить вещмешок, или «сидор», как его называют в народе). Осужденные рассказывали, что их в наказание помещали сюда на несколько часов и даже сутки. Были и такие, что уверяли: посетили «крикушатник» не меньше 20 раз, спали там на куртках. Эти сообщения нуждаются в тщательной проверке. Мы всю информацию довели до руководства УФСИН по Мордовии. На мой взгляд, оно конструктивно восприняло. Надеюсь, будет объективная проверка.
— По моим данным, ситуация в ИК-1 на момент проверки не улучшилась, — говорит Бабушкин. — Некоторых осужденных, которые пожаловались членам СПЧ, после этого водворили в ШИЗО. Наши рекомендации в полном объеме не выполнены. Мы будем настаивать на полноценной проверке ИК-1 центральным аппаратом ФСИН и Генеральной прокуратурой.
ИК № 2. Наказание по-женски
Еще недавно в Мордовии было три женские колонии. Одна (№ 13) уже закрылась, а на ее территории сейчас работает исправительный центр, а другая (№ 14, где в свое время отбывала наказание участница Pussy Riot Надежда Толоконникова) вот-вот будет расформирована, и там тоже появится ИЦ. Так что все женщины, получившие разные сроки за свои преступления, будут сидеть в колонии № 2. Именно ее и проверили члены СПЧ.
Вход в мордовскую женскую колонию № 2
Долгое время эту колонию называли «место женской боли». Рассказывали про нее разные ужасы, в том числе что в кабинете начальника якобы для устрашения висели боксерские перчатки…
Как бы то ни было, к моменту нашего визита колонией уже полгода как руководил новый начальник. Осужденные женщины в разговорах с нами возлагали на него большие надежды. Суждено ли им сбыться?
«Умоляем, помогите нам со свиданиями!» — эту фразу мы слышали десятки раз и от самих осужденных, и от их близких. В 2021 году в колонии было предоставлено всего 13 длительных свиданий, в 2020 году — 12. Почему санитарный врач посчитал, что именно в Мордовии нужно ввести запреты на длительные свидания (в других регионах такого не было) — до сих пор загадка.
Перед нами Анна Гайдукова. Маленькая женщина в зеленой телогрейке, голова обмотана теплым платком.
— После того как заканчивалась обычная смена, сотрудники отключали видеокамеры и мы работали до темноты, — говорит Анна, которая, к слову, пенсионерка и вообще могла бы не работать на законных основаниях. — Но с этим, слава Богу, вроде бы покончено. По крайней мере я больше о таких фактах не знаю. Но я все время с тех пор в отряде строгих условий…
Вот что, по ее словам, произошло после публикации. Ее вызвала к себе в кабинет одна из сотрудниц, схватила за шею, кричала: «Что ты наделала?!» Другая ее остановила словами: «Не надо, убьешь ее!» И посыпались взыскания (до этого в течение шести лет не было ни одного, только поощрения). К Анне перестали пускать адвоката.
— Здесь можно говорить о репрессиях за критику, — уверен Андрей Бабушкин. — Сомневаюсь в законности содержания Анны в отряде строгих условий. Поразило, что Гайдуковой полгода не разрешали ходить к парикмахеру. Говорили ей, что она не заслужила.
Хорошее в этой истории только то, что переработки, судя по всему, действительно прекратились (члены СПЧ обошли все цеха, проверили журналы выдачи ножниц). Так что Гайдукова, выходит, страдает не зря.
Бывшая глава Ассоциации женщин-предпринимателей в России, экс-член Общественной палаты РФ Людмила Качалова когда-то вела рабочие встречи с Ангелой Меркель (на одном из фото обе улыбаются и выказывают явную симпатию друг к другу). Сейчас на ней вместо белого делового костюма зеленая тюремная роба. Качалова за решеткой уже 10 лет, получила срок за организацию убийства своей предшественницы. В день нашего визита у нее был 65-летний юбилей…
При колонии есть дом ребенка, причем весьма неплохой.
— Но нам разрешают быть с ребенком только до трех месяцев, а потом мы должны выходить на работу. Это правда, что декретный отпуск всего три месяца?
Нет, неправда. Этот же вопрос нам задавали другие мамы. Судя по их словам, сотрудники колоний настаивают, что декретный отпуск заканчивается именно через три месяца. Если отказываешься — лишаешься возможности проживать с ребенком.
Женщины наперебой рассказывают о своих бедах. У одной в солнечном сплетении выросла шишка, вывозили в больницу, но диагноз ей никак не установят. Другая слепнет, а вместо лечения ей указывают на то, что якобы на воле употребляла запрещенные вещества (мол, это из-за них теперь проблемы с глазами)…
Осужденная на приеме у членов СПЧ Андрея Бабушкина и Евы Меркачёвой
Большинство обращений касаются самого места отбывания наказания. По новому закону осужденный может один раз за время отсидки просить о переводе туда, где проживают его родственники. Такие заявления, по нашим данным, написали около 200 тысяч арестантов по всей стране. Они ждут и волнуются.
— У меня трое малолетних детей в Липецкой области, — говорит женщина. — Они там живут с моими родственниками.
— У меня из близких осталась только свекровь, она живет в Башкирии, и возможности приехать сюда, за 1200 км, у нее нет, — добавляет вторая.
Таких историй десятки.
А закончить хочется хоть чем-то позитивным. После визита представителей СПЧ членам местного ОНК разрешили беседовать с осужденными наедине и без видеорегистратора. Руководство стало доводить до женщин нормативы труда и их оценки, так что теперь швеи-арестанты, по идее, понимают, почему кто-то получает 15 000 в месяц, а кто-то 300 рублей. Значит, все наши проверки — не напрасный труд.