Саратов
Территория ужаса
Саратовская областная туберкулезная больница № 1 стала синонимом слова «пытки». После публикации видео избиений и сексуального насилия (в том числе швабрами) возбуждено больше десятка уголовных дел, которые расследуются центральным аппаратом СКР. В СИЗО оказались начальник тюремной больницы Павел Гаценко и его заместитель Сергей Мальцев. Возможно, за ними последуют другие тюремщики. Покинули свои посты саратовские прокуроры, в том числе заместитель прокурора области. Во многих тюремных учреждениях региона сейчас неспокойно, и потребуется немало сил и времени, чтобы обстановка стабилизовалась. Но по-прежнему уже, пожалуй, никогда не будет.
До ОТБ-1 от центра Саратова примерно час езды на машине. Больницу окружает пустырь (то, что осталось от промышленной зоны). Кругом, кажется, ни души. Территория больницы обнесена высоченным забором с рядами колючей проволоки. Виднеются вышки, слышен лай собак.
Оказавшись на территории Саратовской ОТБ-1, испытываешь примерно то же, что чувствуют люди на пепелище. Адский огонь (осужденные называли больницу чистилищем, где даже дьяволы учатся молиться) погас, но сам воздух пропитан воспоминаниями о нем. Перед нами руины того, что считали тюремным концлагерем. Под ними похоронены останки человеческой гордости.
Вход в Саратовскую ОТБ-1
Среди «обломков» мы искали и чудо надежды, и признаки выжившего безумия, которому нельзя дать вырасти до масштабов прежнего чудовища.
Палата № 5 и два мешка вещдоков
Территория боли и ужаса (так ее называли в прошлом) начинается с КПП. По словам подвергшихся пыткам осужденных, они чувствовали атмосферу концлагеря, как только автозак въезжал за ворота.
Больница большая, многопрофильная. Она состоит из десятка зданий, в основном трехэтажных кирпичных. Сначала вы попадаете в общую зону, а потом, чуть левее, будет еще один КПП и вход в два отделения — бывшее 8-е ТЛО[20] (его переименовали) и психиатрическое. Именно эти места указывают как пыточные. Это своего рода тюрьма в тюрьме, потому что больные осужденные, свободно передвигающиеся по общей зоне, не могут сюда попасть. Впрочем, никто из них об этом не сожалеет, а каждого, кого туда отводили, провожали как на заклание.
Представьте узкую дорожку. Слева небольшое одноэтажное строение. Это психиатрическое отделение. Сейчас там около 50 человек (всего в больнице 344 пациента). Про это отделение рассказывали самое разное. Например, что людей там долго держали привязанными к кроватям и кололи им препараты, подавляющие чувство воли. Некоторые палаты-камеры в плачевном состоянии, с потолка свисает штукатурка.
Людей, которые были бы связаны и подвергались мукам, мы так и не увидели. Но это не значит, что их там не было. Судя по показаниям пациентов, были и всего-то месяц назад. Вообще вся эта пыточная система действовала вплоть до октября этого года, когда было принято решение об увольнении Гаценко и Мальцева. Эти два имени мы услышим еще много раз.
Туберкулезное отделение больше не называется 8-е ТЛО. На двери написано «1К». Входят сюда через низенькое зеленое крылечко, само здание одноэтажное, похоже на вытянутый прямоугольник.
Осужденные рассказывали, что пытали их в разных помещениях этого 8-го ТЛО (так его и называют по старинке). Включали на полную громкость музыкальный центр, чтобы не было слышно криков. Источник «садистской музыки» мы не увидели, скорее всего, оборудование было изъято в рамках следствия. Швабры, электрошокеры, ведра и прочий инвентарь, который использовался для пыток и насилия, тоже изъяли.
Одним из главных вещдоков являются сами палаты.
— Я уничтожал улики по приказу заместителя по безопасности и оперативной работе Салова[21], — говорит заключенный Н., который проходит потерпевшим по делу о пытках и свидетелем по делу о превышении должностных полномочий руководителями ОТБ. — Я приехал в больницу с аппендицитом, но после операции меня оставили тут, работаю в строительной бригаде. Я ведь строитель. Было приказано отодрать покрытия с пола, на которых оставались остатки биологических жидкостей — кровь, сперма, пот. Потом эти материалы вывозили вместе с навозом (видимо, чтобы запахи убить) на тракторе за пределы ОТБ. Но часть была спрятана. Я знал где. Отдали на днях два мешка с материалами представителю СК.
Мы заглядываем в палаты № 4 и № 5, где творились страшные вещи. Нынешние «обитатели» тут недавно, о пытках они слышали, но находиться здесь сейчас не боятся (в любом случае выбора у них нет).
— Все прекратилось до нашего приезда, — говорят они.
В этом отделении погиб осужденный Адильбек Ахмедов, которого сидельцы считают героем-мучеником.
— Ахмедова поместили в психиатрическое отделение, где он подвергся жестоким пыткам, — рассказывает потерпевший по делу осужденный Александр Мухортов. — Сначала он был полностью изолирован. Потом попал ко мне в палату. Он первый мне рассказал, как устроен садистский конвейер. Адильбек составлял списки «активистов» и сотрудников, которые причастны к преступлению. Получалось, что это настоящая ОПГ, которая «крышуется» руководством УФСИН. Несколько раз он писал записки с именами и датами, я передавал их своему адвокату, чтобы материалы оказались на воле (мы верили, что рано или поздно этот концлагерь будет разоблачен). «Активисты» что-то почувствовали, стали проверять меня и читать все, что я выносил защитнику. Тогда мы стали шифроваться. Ахмедов — тот человек, который совершил подвиг не меньше Савельева, вынесшего видеозаписи. Просто на рассказы о пытках никто не реагировал, никто нам не верил. А видео — то, что уже не опровергнешь. Ахмедов был очень хорошим человеком, который пытался противостоять системе. Он никогда бы не покончил с собой. Очень жаль, что мы не смогли его спасти. Мы все надеемся, что виновные в его гибели будут наказаны.
Кстати, дело по факту смерти Ахмедова расследуется, сообщает наш источник во ФСИН. И уже есть явка с повинной от подозреваемого в его убийстве.
К нам выводят осужденных, Ф. И. О. которых мы не называем. По нашим данным, все они проходят потерпевшими в делах о пытках. И главная наша задача — выяснить, не оказывается ли на них сейчас давление, не пытаются ли их заставить отказаться от своих показаний. Но без рассказа о том, с чего все начиналось, не всегда получается обойтись. При этом осужденные четко описывают три причины пыток.
Первая — деньги.
— Я приехал в ОТБ в 2019 году с диагнозом «туберкулез», — говорит заключенный М. — Завхоз предложил помочь мне оформить инвалидность. Но с условием, что первые два пособия я отдаю ему, а потом с каждого ежемесячно выплачиваю проценты. Я, по его словам, перед этим должен был отказаться от противотуберкулезного лечения. Тогда, как он говорил, будет проще получить инвалидность. Конечно, я отказался. Я хотел принимать лекарства! В общем, я сказал, что условия меня не устраивают. «Жди!» — пригрозил он. Меня начали «прессовать». Целыми днями я должен был сидеть на табуретке с прямой спиной и сложенными на коленях руками. Если ослушивался, били. В один из дней меня отвели в так называемый штаб (там у них пыточная), в корпус, где кабинет начальника больницы. «Активисты» Крайнов, Гемадиев, Янин стали бить меня гурьбой по приказу Ананьева, который был старшим[22]. Меня брали за руки и за ноги, поднимали к потолку и бросали на пол. Потом стащили с меня штаны и трусы, Крайнов надел на руку целлофановый пакет и засунул мне ее в анальное отверстие. Я совершил акт дефекации. Они смеялись. Заставили все убрать и сказали: «Мы это все записали, всем покажем, если будешь рыпаться». После этого еще были эпизоды. Мне приставляли к лицу половой член, говорили, что сделают, если я не переведу 30 000 рублей.
Вторая — явки с повинной.
— Однажды привели меня к Гемадиеву, Крайнову, они стали бить и требовать: «Пиши явки с повинной». Я ответил, что мне не в чем признаваться. «Пиши, сочиняй». Я не стал. Меня били, отнесли в туалет… Я очень надеюсь, что следствие будет доведено до конца. Сейчас угрозы своей безопасности не чувствую. Но вы же сами понимаете, все может измениться. Вы, пожалуйста, не бросайте нас.
Третья — наказание за жалобы.
— Отправили в ОТБ после того, как я стал жаловаться в своей колонии (на то, что в еде ползают червяки, что работаем мы нелегально), — рассказывает Павел Шеремет, и он один из тех, кто не боится называть имя. — Ну а про остальное вы знаете, адвокат рассказывала… Заявления о пытках я написал 4 июня 2021 года, приехал прокурор, опросил, но дело заморозили. Я готовился дать показания на полиграфе, экспертизы пройти. Сидел в безопасном месте, потерял 10 кг, сыпь началась от нервов. Я готов идти до последнего.
За последний месяц число потерпевших резко увеличилось. Как говорит руководитель первой проверяющей инспекции центрального аппарата ФСИН Антон Ефаркин (сейчас он назначен ВРИО начальника УФСИН по Саратовской области), чтобы выявить жертв, были опрошены сотни людей.
— Мы некоторых опознавали по татуировкам, по другим фрагментам тела, которые попали на видео. Приходили к ним, говорили: «Это же вас пытали», а человек отказывался. Только со второго или третьего раза соглашался рассказать. А сейчас некоторые пишут, что, мол, московская проверка якобы пыталась скрыть следы… Это не так. Именно нами выявлены все новые потерпевшие.
Среди таких осужденных С. Вот его рассказ.
— В марте 2020 года «активисты» завели меня в палату № 5 ОЛТ № 8. Они пользовались электрошокером сотрудника Бочкова[23]. Собирались насиловать, но мне повезло, я от удара током потерял сознание, они испугались, побежали сообщить замначальника ОТБ Мальцеву[24]. Когда я пришел в себя, мучить меня не прекратили, просто били — электрошокер больше не использовали. Принесли три швабры. Включили музыкальный центр, связали руки и ноги… Включили видеорегистраторы, чтобы все снимать. И тут я снова потерял сознание. Очнулся — ни музыкального центра, ни швабр, ни «активистов», ни «вязок» на руках и ногах. Я написал заявление о пытках только после скандала. Делать это раньше я никакого смысла не видел. Руководство больницы, УФСИН, прокуроры всё знали. Когда мой знакомый Роман Буртовой на воле публично сообщил о пытках, в ОТБ приехал прокурор. Так вот, прежде чем нас к нему выводили, мы заходили к «активистам», после чего по образцу писали заявления, что жалоб не имеем. И у него никаких вопросов не возникло по поводу того, что все эти бумажки одинаковые, как под копирку, вплоть до запятой! «Активисты» до последнего момента ходили по ОТБ как у себя дома, у них ключи от всех помещений. Так какой смысл был кому-то говорить? Все бы утряслось, как обычно. А когда стало понятно, что тут особая ситуация, что пошел резонанс, я решился. Заявление написал 28 октября 2021 года.
— Я стал потерпевшим только недавно, — рассказывает еще один осужденный. — Долго решался. Но вот и сейчас думаю — зачем это сделал? Мне осталось сидеть несколько месяцев, выйду, и ведь придется ездить на очные ставки, на суды. Это время и деньги. Да и тяжело весь этот ужас вспоминать. А если соседи, дети узнают, что со мной тут делали? Та еще слава, я вам скажу.
Мы опросили десятки людей, которые подверглись мукам или знали о том, как пытали других. Судя по их словам, сейчас им ничего не угрожает, но все потерпевшие боятся, что плохие времена могут вернуться.
ШИЗО-ПКТ — это отдельно стоящее здание, куда отправляют нарушителей. Оно отделено «полосой препятствий» с рядами колючей проволоки. Вход сюда через двойные ворота. Здесь же содержатся те, кого нельзя сажать к общей массе, — это так называемое БМ (безопасное место). В одной из камер мы находим осужденного, которого привезли из ИК-13.
— Я был «активистом», работал дневальным, — рассказывает он. — А потом власть сменилась, я прохожу по делу как потерпевший. Нас таких 10 человек. Я наложу на себя руки, если меня оставят в этом регионе!
В камере, которая находится в самом дальнем углу, есть еще один приехавший из ИК-13. Но это не «активист», а скорее тот, кто в свое время от них пострадал. Уже в ОТБ-1, куда Романа привезли лечиться, он поджег дверь палаты-камеры № 10 скандального туберкулезного отделения (видео попало в интернет). Говорит, что это была акция протеста против антисанитарных условий.
— Сырость, вонь, со стен все сыпется[25], — рассказывает Роман.
Но потом, уже без сотрудников больницы, он нам рассказал о других причинах своего поступка.
— Когда я был в СИЗО, там действовали «активисты», которые выбивали явки с повинной, — говорит Роман и называет Ф. И. О. (все данные мы передали для расследования). — И вот эти «активисты», знаете теперь где? Они в ОТБ, их сюда вывезли. Они свободно ходят по лагерю. Один из них, когда меня закрыли в ШИЗО, пришел туда, куда, как вы сами видели, даже не каждый сотрудник может свободно пройти. Он подошел к двери моей камеры, смеялся, спрашивал: «Как ты?» Поднимите камеры видеонаблюдения, проверьте.
Мы просим представителя Управления ФСИН провести проверку.
Роман рассказывает про то, что в принципе происходило в Саратове с пытками. Если в двух словах — били (а может, и сейчас бьют?) на разных этапах.
— Когда нас доставляют в Кировский районный суд Саратова, нас избивает полицейский конвой. В суде есть лестница, она снизу не просматривается камерами видеонаблюдения, вот когда по ней ведут, на каждой ступеньке наносят удары. Это наказание тем, кто отказывается писать явки с повинной и сотрудничать со следствием.
— Но это на стадии следствия, а в колонии ведь такие явки уже не нужны?
— Конечно, нужны. В ИК-13 ради этого главным образом и создавался актив. Его называют теперь ДПД (добровольные противопожарные дружины). Они принимали этапы. Вот как это происходит: «активисты» выстраиваются в колонну с обеих сторон, а ты должен с сумкой в руках через этот строй пробежать. Каждый тебе наносит удар. При всем этом присутствовал начальник подполковник Паськов[26]. Ты бежишь, тебя бьют, а он смотрит на все, курит и иногда замечает, что слабо бьют, надо сильнее. После строя тебя отводят в кабинет к «активисту» К. Ставят на колени перед ним. Потом ведут в спальную секцию, где ставят на растяжку и требуют кричать: «Я люблю администрацию». Если ты отказываешься, тащат в туалет, окунают в унитаз с водой.
— Но потом больше не трогают?
— Вы что?! Потом еще они же заставляют явки с повинной писать. Без разницы в чем, говорят: «Придумай себе какое-то преступление и покайся в нем». Из пыток, которые применяют, особенно запомнилась мне, когда тебя связывают и начинают выливать на лицо и голову воду. На меня три ведра вылили. Я захлебывался. Страшно это все. Некоторых осужденных «активисты» в качестве наказания трамбовали в сумки. Это такие дорожные большие сумки, они туда человека любой комплекции умудрялись запихнуть. Застегивали молнию и с этой сумкой ходили, потом ее оставляли где-нибудь.
— Про пытку водой мы слышали раньше, — говорит Андрей Бабушкин. — Это «традиция» пришла из Омска. А вот сумки — это что-то совершенно новое.
— Считается, что в ИК-13 недавно произошел бунт, но на самом деле вот как это было. Один из «активистов» ударил «обиженного», мужики заступились. И всё. «Активистов», 55 человек, изолировали в первом отряде. Они теперь боятся выходить.
Среди «активистов», которые сейчас находятся в ОТБ, есть некий С. Он, как говорят другие осужденные, обливал мочой Ахмедова и всячески издевался над погибшим.
Еще один осужденный рассказал нам, что помощники «активистов», которые сейчас оказались под следствием по делу о пытках, находится в ОТБ. По их данным, они заняли место своих бывших «руководителей».
— Они также вымогают с нас деньги, — рассказывает Н. — Сейчас боятся, не бьют, но посмотрите — они скоро почувствуют свою власть. Они уже сейчас дружат с оперативниками, которые остались от прежнего состава. У них лучшие палаты, я видел у них мобильники. Через пару месяцев все вернется на круги своя!
Новый начальник больницы от всей этой информации немного в шоке, скажем мягко. Все это предстоит проверять. Но непохоже, что осужденные врут. Они называют одни и те же имена. По-хорошему, всех сотрудников, которые были в больнице в ее бесславный пыточный период, нужно увольнять. Но кем их заменить? Зарплата у младшего инспектора в саратовских учреждениях чуть больше 10 000 рублей. Став сержантом, он может рассчитывать максимум на 20 000. Сейчас некомплект младшего состава почти 50 % (!). И кто захочет идти работать в больницу, про которую теперь знает весь мир?!
— Когда я услышал о пытках шваброй, то не поверил, — говорит в прошлом начальник Главного управления Федеральной службы исполнения наказаний по Саратовской области Леонид Шостак (был уволен в 2009 году). — Я историк по образованию. Но так случилось, что попал в тюремную систему в 1976 году и почти 40 лет в ней проработал. Такого в те годы не было. Не знаю даже, почему появились подобные зверства. Мне в свое время мама сказала: «Если ты в заключенных не будешь видеть людей, лучше там не работай».
Пытки, как говорят, появились, когда ГУФСИН возглавил генерал Александр Гнездилов. В ту пору в СИЗО и колониях особенно часто стали давать явки с повинной… В Саратовской колонии до сих пор сидит осужденный спортсмен Максим Бурбин, который получил срок по свидетельству тех, кого пытали. Бывший член ОНК Саратовской области Николай Скворцов (он вышел из состава комиссии после этой истории) собрал доказательства, принес их прокурору.
— Я ходил к нему в течение двух лет по два-три раза в месяц, — говорит Николай Скворцов. — И ничего не произошло. Абсолютно.
Сейчас в некоторых колониях Саратовской области, мягко говоря, неспокойно. В одной колонии арестанты убили осужденного. Нам показывают видео, на которых осужденные посылают сотрудников на три буквы, бросаются на них. УФСИН борется, как считает нужным: вводит спецназ, собирает материалы о дезорганизации. Но мы считаем, что стоило бы попробовать сесть за стол переговоров. Большинство людей не хотят играть в «активистов» и блатных, они просто надеются спокойно отбыть свой срок и выйти на свободу — неизнасилованными и неискалеченными.
Рассказы жертв пыток
«После пыток они ели пирожные»
Бизнесмен и бывший помощник депутата Госдумы провел в ОТБ собственное расследование. Александр Мухортов (на одном из опубликованных в сети видео есть кадры, где его зверски мучают) фиксировал все, что там происходило не только с ним, но и с другими. Составлял списки палачей-«активистов», сотрудников, с чьего ведома и по чьему поручению они действовали, представителей надзирающих инстанций, которые не могли не знать о концлагере (именно так ОТБ называли арестанты).
— Я пробыл в самом сердце ада полгода, передо мной стояла задача выжить и не потерять веру во все человеческое, — говорит он о Саратовской туберкулезной тюремной больнице.
Александр Мухортов: фото до попадания в тюрьму и фото, сделанное за решеткой
ФСИН уже сама дала оценку произошедшему: руководители регионального управления, начальник тюремной больницы и его замы уволены с формулировкой «по отрицательным мотивам». Все материалы, которые ФСИН собрала во время служебной проверки, переданы следствию. Но все ли имена извергов, их покровителей и жертв известны? Не думаю. Иначе мы были бы свидетелями чистки во многих ведомствах.
Александр (вопросы передали ему через адвоката) находится в одной из колоний Саратовской области (его потом перевели из региона в целях безопасности по нашей просьбе, тем более что по закону он имеет право отбывать наказание по месту проживания). И все равно с его стороны решение поведать о пытках из-за решетки — подвиг. Он отлично понимает, чем рискует, ведь в Саратове еще при должностях многие, кто хотел бы заткнуть ему рот.
И вот мы начинаем беседу.
— Александр, как вы оказались за решеткой?
— Я бизнесмен, писатель, был помощником депутата Госдумы, к моменту ареста приступил к работе помощником председателя городского собрания Сочи. В курортном городе меня многие знают, я был довольно состоятельным человеком, даже занимался меценатством. А следствие меня обвинило в разбое, выставило гопником, который грабит дачи.
Вышла вот какая история. Осенью 2016 года один московский знакомый предложил помочь с поиском инвестора в проект строительства ТЦ в Сочи (я тогда владел строительной компанией). Однако, по его словам, нужно было дать «решале» 4 миллиона рублей. Наличность я привез в Москву и передал этому «решале». Мне сказали, что до Нового года подпишут договор и откроют финансирование. Этого не случилось — мой знакомый и этот «решала» меня просто кинули.
Им нужны были деньги, чтобы откупиться от правоохранителей. Дело в том, что жена моего знакомого ушла к другому мужчине. Вот приятель из мести и решил убить его, но не своими руками, а с помощью этого «решалы». Когда я все это выяснил, то решил вернуть свою наличность и заодно остановить возможное убийство. Я выследил этого «решалу» и забрался к нему в дом с двумя парнями, которые работали у меня на автостоянке. Мы сымитировали его задержание сотрудниками ФСБ — надели маски, камуфляж. Он поверил!
Привезли его с женой на дачу. Я снял на видео признания про заказное убийство и мошенничество (это видео следствие потом отказалось приложить к делу). А после на своей машине отвез его обратно домой.
Арестовали меня в тот же день. Я сразу признался, что инсценировал действия сотрудников ФСБ, чтобы получить чистосердечное признание. Но это не спасло. «Решала», к слову, был бывшим сотрудником МВД, причем ранее судимым за похищение человека (вспоминается закон кармы). Меня обвинили в разбое и приговорили в 2018 году, дали девять лет. И вот я сижу. И не просто сижу, а перенес такое, к чему меня суд точно не приговаривал.
— Что представляет из себя ОТБ № 1, в которую вы попали?
— Больница находится в заводском районе Саратова, окружена какими-то заводами. Местные говорят, что там производят синтетику, отсюда одно из названий ОТБ, которое придумали осужденные, — «кровавый синт». Территория огромная, вокруг тишина и стаи воронов в небе. Как в фильме ужасов. На уровне вибраций чувствуешь, что это концлагерь, что здесь все пропитано страхом и болью.
Многие больные осужденные, отбывающие наказание в саратовских колониях, готовы умереть без медицинской помощи, только бы сюда не попасть. Но я до конца в такое не верил. Когда я был в Соликамске, то попал в тюремную больницу, где были человеческие условия, к осужденным относились как к больным людям. Я думал, что везде именно так. Как же я ошибался!
— Как вас встретили в больнице?
— Когда наш этап приехал в ОТБ (октябрь 2019 года), нас передали в руки зэков-«активистов». Те забрали наши личные вещи и повели нас на обыск. Пока продолжался шмон, сотрудники курили у входа. Потом «активисты» повели нас на санобработку в баню, где некоторых избили (меня не тронули, я был самым крепким, так что, видимо, побоялись, что дам отпор) и заставляли подписать бумаги, что жалоб и претензий мы не имеем. Я отказался. Старший из зэков по кличке Казах мрачно ухмыльнулся.
После моей жалобы в прокуратуру на неоказание медпомощи меня этапировали в больницу для МРТ-диагностики головного мозга (видимо, это было наказание за жалобу). Я сразу попал в психиатрическое отделение, хотя никаких психических расстройств у меня не было. Оказалось, что туда помещают всех, кто часто жалуется на условия содержания в колониях. Их начинают кормить психотропными препаратами, которые подавляют волю. Я от этих лекарств даже ходить нормально не мог.
И вот что я заметил: санитары-«активисты» заводят заключенных в особые палаты (таких было три, они запирались на ключ, одна из этих палат как раз на видео, что попало в интернет), и оттуда пациенты могут не возвращаться неделями, а когда вернутся — выглядят так, будто их прокрутили в мясорубке. Когда избили парня, прибывшего вместе со мной этапом, я возмутился. Сказал санитарам, чтобы не трогали тех, кто со мной приехал.
И вот меня позвал к себе завхоз Крайнов. Ну как позвал… Я шел по больничному коридору, сзади по голове меня ударили чем-то, а очнулся я уже в этой пыточной палате, привязанный к кровати. Крайнов заговорил: «Чего ты, сука, хочешь? Чего ты лезешь?»
А потом его зондер-команда зашла. Двое санитаров с двухлитровыми бутылками с надписью «Хлор», наполненными водой. И они этими бутылками начали меня бить по мягким частям тела. У меня на животе даже слово «Хлор» пропечаталось. И вот так я лежал, привязанный, почти две недели. Все это время голодал.
— Еды вообще не давали?
— Приходил лагерный «петух»[27]. Из его рук брать пищу нельзя, иначе ты сам попадаешь в эту касту со всеми вытекающими последствиями. Так вот, он приносил жареную курицу, которая вкусно пахла. Представляете, в тюрьме — жареная курица! Издевался так.
Я потерял килограммов 20 за время нахождения в ОТБ. А потом у меня отказали почки (видимо, из-за избиений), и меня перевели в отделении терапии. Там было нормально. Но «активисты» узнали, что я стал собирать материалы. Пришел адвокат, я ему хотел передать бумажку с записями, где были фамилии сотрудников. И вот ее обнаружили.
После этого я попал в «пыточную» — так мы называем ТЛО № 8. Когда я там находился (февраль 2020 года), моей маме и адвокату сказали, что я убыл из больницы. Так что они не знали, где я и что со мной. И пожаловаться я им не мог.
— Что происходило в 8-м отделении?
— Каждый день был как день сурка. Я провел там два месяца, но по ощущениям это было как несколько лет. Пытали под громкую музыку. В период, когда я там был, ее включали дважды в день.
Все осужденные (а это ведь больные люди) в течение дня должны были сидеть на табуретке. Лежать было нельзя. За постельный режим собирали деньги. Хочешь лежать — плати 5000. Поборы были и за питание. То есть если ты платишь, тебе приносят нормальную еду, если нет — помои.
На моих глазах умер молодой парень. Он, больной сахарным диабетом, сидел на табуретке по восемь часов без возможности прислониться к стене. Его крепко ударили в душевой два садиста. После этого он споткнулся, упал и умер.
— С какой целью насиловали и пытали «активисты»?
— Кого-то — чтобы жалобы не писали, других — чтобы денег дали, третьих — чтобы пошли на сотрудничество (собрать на них компромат). Иногда пытали ради удовольствия. Есть видео, где трое «активистов» насилуют шваброй осужденного по имени Андрей, а потом идут пить чай с пирожными. Это нелюди. Такие должны сидеть в камерах под замком 24 часа в сутки, а им власть дали.
— Руководители учреждения, доверившие им власть, не могли не знать об их методах?
— Конечно, они всё знали. Поощряли. Вы простите за откровенность, но среди сотрудников были извращенцы. Однажды через приоткрытую занавеску на окошке в двери своей палаты я увидел руководителя одного из отделов. Он был в форме, стоял прямо напротив, опирался на красную палку от швабры, которой обычно насиловали, и подсматривал в дверь, где в этот момент происходило очередное насилие. Он улыбался и удовлетворял себя… Эту картину я не могу забыть до сих пор.
Вы мне не верите? Все это я готов подтвердить на полиграфе. Говорю вам: я побывал в сердце ада. Ада рукотворного, истинного. Даже в Красноярске и Владимире не было таких ужасов. И роль сотрудников не нужно преуменьшать. Хотелось бы, чтобы их имена были названы, чтобы они жили потом со всем этим. Пусть их семьи, друзья, коллеги, соседи знают, кто они на самом деле.
— Где были проверяющие?
— Контролирующие органы ничего не делали. Но смешно говорить о том, что они ни о чем не догадывались. Вот сами подумайте, вы находитесь во временно́м пространстве, где все вокруг говорят о «концлагере ОТБ». Все в курсе, а прокуратура, региональный уполномоченный и ОНК — нет? Разве такое возможно? Бывшие осужденные, оказавшись на воле, записывали видео (все это с 2020 года было в свободном доступе в интернете), писали обращения во все инстанции. В ответ, правда, приходили одни отписки.
Прокурорские проверки были формальностью. Вся больница заранее знала, что едет прокурор, всех, кто плохо выглядел и мог что-то сказать, обычно прятали в баню или еще куда. Но я никогда не забуду, как один больной решил пожаловаться (это было, если не ошибаюсь, в ноябре 2019 года). Он долго что-то рассказывал прокурору, тот устал, а когда вышел в коридор, сказал сотрудникам нечто вроде: «Накажите его».
— А как же правозащитники?
— Как-то при мне ОНК вместе с саратовским управлением ФСИН проводили проверку. Все осужденные говорили, что жалоб нет. А что они могли еще сказать? Один пожаловался (написал через адвоката обращения в разные инстанции), так его изнасиловали. Я не знаю, жив ли он.
А еще мы, осужденные, были в курсе, что среди членов ОНК есть силовики и бывшие тюремщики. Стали бы вы таким жаловаться?
В общем, осужденные в этой страшной больнице остались один на один с ужасом. Зэки, конечно, в большинстве своем подонки, но в приговорах ведь не написано «наказание пытками и страданиями». Там такого нет. Пусть тогда честно пишут: «Назначить девять лет пыток и изнасилований строгого режима».
— Что, как вы думаете, нужно сделать, чтобы подобное не повторилось?
— Публично наказать всех причастных или просто допустивших это сотрудников уголовно-исполнительной системы, прокуратур и местного ФСБ. Неотвратимость наказания — единственный сдерживающий фактор для беспредела. В Саратове был конвейер, через который прошли сотни людей, — какими они выйдут на свободу? Кто им поможет?
— Как вы сами не сошли с ума от увиденного?
— Мне есть ради чего жить. Дома ждет семья, дети, которые меня безумно любят. Я создал в этих пыточных условиях гуманитарный проект. Очень хочу вернуть людям интерес к книгам. Вся история с пытками, которые стали возможны в XXI веке, — она о деградации. А в чтении книг может быть спасение мира от этого явления. Проект в основном для детей, ведь в них наше будущее…
В этой истории удивляет многое. И первое: почему все контролирующие органы много лет молчали? Один из высокопоставленных чиновников предположил, что для них все происходящее могло быть… нормой. Вроде как зэки — их не жалко. Второе: СК в начале 2021 года возбудил уголовные дела, но все это резонанса не вызвало. Тогда никто не поверил или всем было наплевать? Скандал разразился только после того, как появились видео с изнасилованием шваброй. Выходит, чтобы общество и государство впечатлились, нужны вот такие видеодоказательства?
— Есть еще конспирологическая теория, — говорит бывший сотрудник спецслужб. — Сегодня возможности ведомств позволяют «разжигать» или, наоборот, «гасить» информационные бомбы. Скандал — результат борьбы двух подразделений в ФСБ, одно из которых, управление «М», должно было надзирать за всем, что происходит в тюрьмах. Как говорят, «эмщики» выдали важную компрометирующую информацию о коллегах, а те сделали свой ход.
То одни проигрывают, то другие. Шахматная партия, в которой вместо фигур — заключенные.
Если все так, то где во всех этих битвах человеческие ценности и права? И как сделать, чтобы никому (ни победителям, ни проигравшим) даже в голову не приходило, что можно пытать и насиловать людей в неволе?
«Предложили выбрать швабру»
Алексей — бывший осужденный, который целых два года провел в Саратовской ОТБ. Его данные я передала в центральный аппарат ФСИН России, где обещали провести служебное расследование и гарантировали ему безопасность.
— Я изначально попал в ИК № 7. И там я стал «активистом», то есть начал сотрудничать с администрацией.
— Зачем?
— Хотел поскорее освободиться. А УДО всегда дают в первую очередь «активистам». В общем, я хотел домой, к семье. Каждый день в тюрьме для меня был мукой.
Есть правила внутреннего распорядка — на нашем сленге это «режим». Он есть, и мы его «держали». Но среди нас не было фанатиков, как в ОТБ. Режим можно держать не насилием, а другими путями.
— В чем заключалась ваша «служба»?
— Я писал докладные, если кто-то кого-то хотел подрезать[28], если драка произошла… Да, я писал, кто нарушает режим, а кто нет. Я считал, что таким образом помогаю сохранить порядок.
— Явки с повинной выбивали?
— Никогда. Если мог разболтать человека, то разговаривал. Там в основном сидят бедолаги, готовые сами писать явки за блок сигарет, за килограмм чая… Я так рассуждал: сам сижу в тюрьме, понимаю, что это такое, греха на душу брать нельзя.
— Как вы оказались в ОТБ?
— У меня обнаружили туберкулез, поэтому отправили туда. Состояние здоровья ухудшилось, перевели в тяжелое отделение, где я провел около года. Действующий завхоз освободился, а меня попросили вместо него там работать. И вот представьте: почти в каждом отделении есть инвалиды. А это что такое?
— Что?
— Живые деньги. Каждый завхоз должен был выбивать деньги из инвалидов и их родственников и приносить дневальному начальнику — Сергею Ананьеву. Мне это не понравилось. Таксы были разные. Палата-камера с телевизором стоила 5000 в месяц, просто палата — 3000. У кого пенсия — с тех от 7000 и больше. Со своего отделения в первый месяц я должен был отдать 20 000 рублей. С какого фига я должен это делать?
— Почему этот дневальный вымогал деньги? Он же осужденный?
— Да, он осужденный. Но по факту всем «рулил». А настоящий начальник больницы Павел Гаценко там не показывался месяцами. Вот осужденный вместо начальника-офицера всем и руководил…
Справка
Павел Гаценко уволен с формулировкой «по отрицательным мотивам» директором ФСИН России. Об этом стало известно 6 октября 2021 года.
В каждом учреждении есть отделы безопасности (режим) и оперативный. В итоге парадом командуют либо «режимники», либо опера. В ОТБ власть была у «режимников», а мы больше с операми общались, образно говоря. Это был второй повод, чтобы меня сместить с должности завхоза и создать мне «неудобства».
В феврале 2020 года Сергей послал свою «гей-бригаду». Меня и еще пятерых таких же, кто отказывался с ними сотрудничать, избили и изнасиловали прямо в кабинете, где обычно принимает посетителей начальник Гаценко. Специально обученный человек замывал следы насилия. Он прибегал с тряпкой и ведром…
Потом меня перевели в восьмое ТЛО — самое страшное место во всей больнице. Я заплатил 50 000, которые с меня потребовали. Но это не спасло от второго изнасилования. При этом мне показывали три швабры, издевались: «Выбирай, какую. Если эту — мы тебе загоним вон посюда, а вот эту — вон посюда». Я согласился подписать все, что они требовали (даже не помню, что это были за признания, — что-то вроде подготовки бунта), так что швабру не применили. На следующий день после этого меня отправили в мою колонию.
— Кто те осужденные, которые вас насиловали?
— Это одни и те же люди, вот их фамилии[29]. Это настоящее гадьё. Почти все они попали в тюрьму за убийства, изнасилования… У многих нет даже среднего образования, с ними не о чем говорить.
Ананьев попал за решетку за убийство с особой жестокостью, кстати. Но они всегда готовы выполнять команду «фас!» и рвать на части любого осужденного. Я сам «активист», но все-таки с другим воспитанием (у меня неоконченное высшее образование).
— Вы бы могли под угрозами кого-то изнасиловать?
— Нет! Это против человеческой природы. И нормальная администрация в колонии не ставит перед «активистами» такой задачи, поверьте. Просто если власть оказывается у людей, которые на воле любили мучить и насиловать, то они продолжат это делать и за решеткой. Когда меня пытали, они получали наслаждение.
— Вы кричали, звали на помощь?
— Это было бесполезно. Включается музыка: в коридоре стоит музыкальный центр с двумя колонками и усилителем. Это действительно конвейер. За неделю музыка раза три-четыре играла на полную громкость. И все понимали, что происходит.
Гадьё выполняет грязную работу, как мы поняли, с подачи начальника отдела безопасности и оперативной работы подполковника внутренней службы Сергея Мальцева. Они у него же брали видеорегистраторы, на которые все это снимали. И у него же из-под носа увели архив…
Справка
Подполковник Сергей Мальцев уволен приказом директора ФСИН России по отрицательным мотивам. Об этом ведомство сообщило 6 октября 2021 года.
Ананьев говорил, что он сам якобы в подчинении у заместителя начальника ОСБ УФСИН. А тот был всегда на связи с местным ФСБ. И якобы поэтому все происходящее в колонии покрывали.
— Когда вы обратились с заявлением о случившемся с вами?
— Как только вернули в ИК № 7. Но когда приехал следователь, я отказался разговаривать.
— Почему?
— Не спрашивайте, я не могу ответить.
— Вас снова пытали?
— Нет. Но как только я освободился, сразу пошел в СК и прокуратуру. Прокуратура недавно прислала ответ, что никаких изъянов в ОТБ города Саратова не нашли. Мое дело лежит в СК, его там тоже не спешили расследовать до всего этого скандала.
Сейчас в ОТБ находится человек, который еще раньше меня дал показания, и три месяца назад его даже признали потерпевшим. Так вот, никого из тех, кого он назвал (а это те же люди, что меня насиловали), не привлекли. Они прекрасно себя чувствуют за решеткой. Повторюсь, три месяца прошло. Я писал в прокуратуру и СК про вымогательство, чеки прикладывал. Но такое ощущение, что полгода катаем воздух, как выражаются осужденные. Надеюсь, сейчас что-то изменится.
Комментарий бывшего осужденного, ныне писателя Михаила Орского:
— Смотрите, у меня в руках газета за 1985 год. И вот статья с названием: «Почетное звание — член СДП». Это хвалебная статья об «активисте», члене секции дисциплины и порядка. Цитирую: «Все нарушители, которых он взял на карандаш, знали — никакие угрозы ни к чему не приведут. Ему до всего есть дело — будь то нарушитель внешнего вида или переброс. Как правило, он там, где происходит что-то запретное, и здесь уже осечки не допустит».
То есть это было почти 40 лет назад! Я согласен, что нет такого, будто все, кто вступает в актив, делают это для того, чтобы угнетать, ломать и т. д. Они так и говорили: «Я не буду гадостей делать, я вредить не буду, это просто чтобы скорее выскочить на волю».
Но чаще всего не замараться не получается. В актив ведь попадает настоящая нечисть, животные, и они в итоге быстро определяют тех, кто нормальный, кричат: «Чистеньким хочешь остаться? Не получится!» И они над ними издевались. Знаю случай, когда «активисты» отрезали голову одному такому… Он был тварью, но его никак достать не могли — так вот, его актив сам же и кончил.
А вообще есть категория людей, которые становятся «активистами», чтобы чувствовать себя вершителями судеб. Как обычно такой выглядит? У него в нагрудном кармане обязательно ручки, скрепки, записные книжки. Он гордый, он вместе с тюремщиками на вахте. Но срок подходит к концу, а на свободе его, кроме как грузчиком, никуда не возьмут. И он опять совершает преступление, чтобы сесть и снова быть вершителем. И это становится его образом жизни. Он «козел» не по конкретному сроку, а «козел» по жизни.
Наивно думать, что этот ужас происходит где-то далеко от Москвы, в глухой российской провинции. Другого нашего собеседника сейчас прячут в одном из московских СИЗО. Арестанты заочно вынесли ему смертный приговор за то, что, находясь в колонии в свою первую ходку, он «ломал» (мучил, насиловал) других. И ему есть чего бояться. Угроза жизни Николая вполне реальная.
За несколько дней до нашего разговора был исполнен приговор в отношении другого «активиста»: его забили до смерти в большой камере столичного СИЗО № 4. Мужчина был «активистом» и, видимо, не просто наводил порядок, но проявлял жестокость. Был фанатиком. Вышел, но снова попал за решетку за кражу. Возможно, думал, в колонии у него все будет хорошо, как в прошлый раз. Но в СИЗО его вычислили и приговорили…
Николай пока жив, его прячут от других арестантов. Симпатичный молодой парень. Зачем он стал таким «активистом», что его заочно приговорили и теперь за ним идет настоящая охота? Он об этом не хочет рассказывать. Говорит: «Не трогайте меня, спрячьте! И дайте возможность общаться только с такими, как я».
Вот это — крах «карьеры»… И это кошмар системы, которая существовала 40 лет назад и продолжает существовать сейчас.