[117]. Министр Стефанович – член правительства, «посвященного в план покушения», – разрешил им уехать и именно в те страны, с которыми ожидался конфликт.
Король Петр уехал поправлять здоровье в курортное местечко Враньска-Баня. «Знающий о покушении» Никола Пашич, в очередной раз заручившись высочайшим мандатом на формирование кабинета, 24 июня распустил сербскую скупщину и объявил о кампании по проведению выборов, назначенных на 14 августа. Первое заседание нового парламента должно было состояться 23 сентября. Ко всем этим деталям следует добавить и то, что французский посланник в Белграде сообщал о бале и приеме в честь королевского дня рождения, планировавшихся к проведению 12 июля[118]. Что Пашичу тогда было известно доподлинно, так это время визита Франца-Фердинанда в Боснию, о чем писали в газетах.
Следствию в Сараево о Воиславе Танкосиче стало известно очень скоро, после того как подсудимые договорились, что лучше признаться, чтобы не пострадали ни в чем не виноватые люди. Однако информация о взаимоотношениях отдельных лиц, в частности Танкосича, с сербским правительством и правящей партией быстро отметалась в сторону. Судебный следователь Л. Пфеффер записал: «По показаниям Принципа, Танкосич относился к числу бывших заговорщиков… На мой четкий вопрос, состоял ли Танкосич в хороших отношениях с сербским правительством, Принцип ответил, что Танкосич и все сербские офицеры остро враждовали с Пашичем и радикалами. Об этом можно много рассказать… Циганович предупредил его, что передвигаться по Сербии, перевозить оружие и переходить границу нужно тайно»[119].
Загадка визита, который сербский посланник в Вене нанес министру Л. Билинскому
Характер предостережения, озвученного сербским посланником в Вене Йованом М. Йовановичем, и для современников, и для историков оставался спорным вопросом, вокруг которого было сломано немало копий. Имеем ли мы дело с доказательством того, что правительство знало о «плане»? Действовал ли посланник по приказу или по собственной инициативе? Еще Владимир Чорович оспаривал инсинуации относительно того, что сербские власти предупредили Вену, «зная» о переходе границы молодыми заговорщиками ночью с 1 на 2 июня 1914 г. Все доступные «источники», свидетельствующие как в пользу, так и против приведенных предположений, появились после покушения. Согласно одному из них, Пашич якобы заявил, что направил предостережение австро-венгерскому правительству. Сербский премьер дважды опровергал это утверждение. Вена – трижды[120].
Посмотрим, что нам по этому поводу могут поведать сербские и французские дипломатические документы.
1 июля сербский посланник в Париже др. Миленко Веснич во время посещения французского МИДа в разговоре с помощником государственного секретаря Абелем Ферри (Abel Ferry) упомянул, что «сербское правительство даже предостерегло австрийское правительство о том, что готовится какой-то заговор» против Франца Фердинанда. Краткая запись об этом без упоминания имени Й. М. Йовановича впоследствии была опубликована во французском серийном издании DDF[121]. В то же время его составители на основании заявлений Йовановича и доступной литературы указывают в комментарии, что имелась в виду встреча сербского посланника в Вене с Билинским. По словам французских историков, Йованович адресовал свой демарш Билинскому, а не министерству иностранных дел. Источником для этих выводов служит статья Йовановича в газете «Нойес Винер Тагеблатт» (Neues Wiener Tageblatt) от 28 июня 1924 г., а также его письма историку Жюлю Исааку (Jules Isaac), которые тот опубликовал в собственной книге «Один исторический спор. Вопросы о начале войны»[122].
После войны Йованович рассказывал, что 5 июня посетил Билинского по собственной инициативе и предупредил его о вероятности какой-нибудь выходки во время поездки Фердинанда по Боснии. В письменном виде сербский политик впервые заявил об этом в материале, опубликованном 28 июня 1924 г. в венской газете. Затем о событиях десятилетней давности Йованович вспоминал на страницах белградского «Сербского литературного вестника» (за сентябрь 1925 г.) и т. д. В 1926 г. он припомнил, что говорил Билинскому о возможной реакции сербских резервистов, задействованных в маневрах австро-венгерской армии. Дескать, вместо холостого кто-нибудь мог бы зарядить винтовку боевым патроном. Йованович пишет, что спустя несколько дней снова виделся с министром, который заявил, что изначально запланированная программа визита будет выполнена полностью. Бывший сербский посланник объяснил также, почему обратился к Билинскому, а не к главе МИДа Берхтольду. Потому что любой контакт с министром иностранных дел вне зависимости от формы и обстоятельств считался официальным (!). Берхтольд, по словам Йовановича, слабо ориентировался в сербских делах, а все его помощники очень плохо относились к Сербии. Билинский – другое дело. К тому же он отвечал за Боснию и Герцеговину[123].
Во время публичной лекции, напечатанной в «Политике» 4 декабря 1926 г., Йованович сказал, что «и в наших архивах имеются подтверждения» его визита к Билинскому 23 мая/5 июня. О том же идет речь в двух письмах, адресованных французскому историку Ж. Исааку (31 декабря 1932 г. и 25 января 1933 г.), а также в послании к итальянскому историку и писателю Луиджи Альбертини (21 января 1938). Билинский в своих мемуарах, напечатанных до первого заявления Йовановича, не вспоминает того разговора с ним. Однако чиновник австро-венгерского министерства финансов П. Фландрек подтверждает факт беседы шефа с сербским посланником, во время которой обсуждалась поездка эрцгерцога. По словам Фландрека, Йованович попросил Билинского не считать его слова официальным уведомлением, поэтому тот и не расценил услышанное ни как открытое, ни как завуалированное предупреждение[124].
Однако вернемся к заявлению посланника Веснича, сделанному им 1 июля в Париже. Откуда у него взялась информация о том, что правительство предостерегало Вену? Может, так он трактовал свою переписку с Йовановичем, если, конечно, она имела место? Или Веснич не знал никаких деталей и просто обо всем прочитал в газетах?
Опубликованная биография и архивная коллекция бумаг Веснича позволяют установить наличие лишь нескольких писем личного характера, полученных им от Йовановича. Ни одно из них не относится ко времени рассматриваемых событий. Соответственно, нет и упоминаний встречи с Билинским[125].
В настоящее время нам известны два источника, позволяющие предположить, что посланник в Париже почерпнул сведения из прессы.
30 июня французский консул в Будапеште Моган (D’Apchier le Maugin) информировал Париж о том, что местная печать в унисон с венской утверждает, что сербское правительство виновато в сараевской трагедии: «Все припоминают демарш, который сербский посланник адресовал Балльплатцу, сигнализируя об опасности, которая грозила эрцгерцогу в Боснии[126].
Другой источник – отправленная 4 июля депеша сербского министра иностранных дел Н. Пашича посланнику в Вене: «Некоторые зарубежные газеты сообщают, что вы до покушения обратили внимание ав[стро]-венгерского правительства на опасность поездки в Сараево. Прошу ответить депешей, как было на самом деле. Пашич»[127].
В тот же день Йованович ответил: «В конце прошлого месяца (по старому стилю – М. Б.) я говорил некоторым послам, а также представителям правительственных кругов, что маневры в Боснии, назначенные на первую половину этого месяца, выглядят как антисербская демонстрация и вызовут возмущение в Сербии. Ведь тогда нас захлестнула анархическая албанская волна, и ходили слухи, что Австро-Венгрия оккупирует Албанию. Я вам об этом докладывал 2 сего месяца (15 июня, по новому стилю. – М. Б.). Йованович»[128].
Можно догадываться, откуда о визите Йовановича к Билинскому знал помощник российского поверенного в делах Л. С. Зарин, рассказавший о нем своему шефу – В. Н. Штрандтману – сразу по его прибытии из Италии (5 или 6 июля). Тоже, по-видимому, из газет.
Штрандтман вспоминал: «Вернулся я в Белград после состоявшихся в Вене отпевания жертв Сараевского убийства и их похорон в Arstetten’e. В Белграде, на станции, встречавший нас Л. С. Зарин наскоро сообщил мне о царившем в городе беспокойстве и о распространившихся слухах относительно обвинений Веной сербского правительства в его причастности к Сараевскому делу, за что оно должно понести примерную кару. Он обратил мое внимание на то, что сербский посланник в Вене Йова Йованович предупреждал австро-венгерского министра финансов Билинского, в ведении которого находились боснийские дела, об опасности, которой может подвергнуться эрцгерцог Франц-Фердинанд по случаю маневров, назначенных в июне. Йованович говорил по собственному почину, отдавая себе отчет в царивших в Боснии настроениях. Но наш посланник (Гартвиг – М. Б.), сказал мне Зарин, своих планов не меняет»[129].
Если австро-венгерское правительство не приняло всерьез йовановичевское предостережение, то почему оно пренебрегло мнением заместителя председателя боснийского сабора др. Йосипа Сунарича, который, руководствуясь соображениями безопасности, энергично возражал против приезда эрцгерцога? Свое предупреждение он передал через графа Аугустиниуса фон Галена, тайно с проверкой побывавшего в Боснии до прибытия Франца Фердинанда. Того же мнения, что и Сунарич, придерживался майор Брош из военной канцелярии. Др. Сунарич отправил письмо Билинскому с указанием на опасности, которые могли грозить эрцгерцогу и его супруге. Герцогиня Гогенберг потом за это публично отчитала Сунарича. И Билинский впоследствии признавал, что получал предостережения даже из Берлина. Глава областного правительства Тошо Зурунич писал после войны, что со всех сторон поступали тревожные сигналы, о которых он докладывал в Вену, а также военному комитету по встрече высокого гостя