Тем временем крайне негативная британская реакция (Сетон-Уотсон) на приговор и казнь вынудила сербские власти в лице Стояна Протича сказать что-нибудь в свое оправдание. В августе 1918 г. министр заявил, что позицию кабинета обусловил некий «документ особого свойства», наличие которого исключало помилование. Более развернуто в защиту процесса Протич высказался в 1922 г. на страницах собственной газеты «Радикал»: «Это письменное признание покойного Димитриевича – что оно значило? Пока он не признался, правительство Королевства Сербия могло хоть как-то хранить молчание. Однако, после того, как оно достоверно, лично от совершившего преступление узнало обо всем, что ему оставалось? Только следовать принципу: виновнику – наказание. Поступив по-другому, правительство само стало бы соучастником…». Современник, правовед и историк Слободан Йованович это заявление прокомментировал следующим образом: «Протич бы точнее выразился, если бы сказал, что правительство могло навлечь на себя подозрения в том, что и само оно принимало участие в Сараевском покушении»[247].
После войны по поводу протичевских заявлений в защиту политического процесса высказались и подлинные организаторы Сараевского аттентата – страдальцы, которых не убили тюрьмы и мучения. Они с полным на то основанием ставили под сомнение официальную версию, ведь никто из них не помнил, чтобы Раде Малобабич – агент Аписа и мнимый организатор – был в их компании.
Слободан Йованович полагал, что из-за одного секретного документа Аписа не могли приговорить к смертной казни, тем более что его и не обвиняли в убийстве Франца Фердинанда. По-видимому, уже в ходе самого процесса Пашич и Протич поняли, какая возможность им предоставляется на тот случай, если переговоры о мире начнутся до завоевания победы: «Когда суд начался и Апис написал свое признание по поводу Сараевского покушения, Пашич увидел, какую выгоду с точки зрения внешней политики можно извлечь из процесса»[248].
И Йовановича книга Сикста Бурбона побудила изложить хронологию тогдашних переговоров, однако он упустил из виду, что во время Салоникского процесса сербское правительство не было осведомлено о них. Как и в случае с Лондонским договором с Италией, о котором оно узнало только задним числом[249].
Более поздние сербские историки придерживались различных точек зрения на рассматриваемый дискуссионный вопрос. Племянник Аписа Милан Ж. Живанович (сын его родной сестры и министра Живана Живановича) в своем объемном исследовании настаивает на убедительном характере «признания» дяди, за которым post mortem признается заслуга в соучастии в том, что после 1945 г. воспринималось как этап национально-освободительной борьбы. Автор также считает, что правительство пожертвовало Д. Димириевичем именно потому, что он был «организатором» покушения. Живанович тоже исходит из недоказанного предположения, будто правительство знало в деталях о сепаратных переговорах между Францией и Австро-Венгрией[250]. Эти утверждения аргументированно оспаривал историк Васа Казимирович, который основательно подошел к следующему вопросу: в какой мере сербское правительство было осведомлено о разных переговорах, которые только начинались или уже шли некоторое время, а также о посланиях, адресуемых Сербии ее союзниками[251]. До Казимировича на несостоятельность тезиса о причинной связи между Салоникским процессом и тайными мирными переговорами указывали историки Боислав Й. Вучкович и Драгослав Янкович[252].
В наши дни на исходную точку рассмотрение вопроса вернул один сербский историк, представивший нетривиальную гипотезу: «Мы убеждены, что и сегодня никто не может с уверенностью сказать, какими сведениями о Сараевском покушении располагали Пашич, Протич и принц-регент Александр. Одно известно наверняка (?! – М. Б.) – знали больше, чем то, что было озвучено в ходе Сараевского и Салоникского процессов. А обнародовать это не позволяли так называемые государственные соображения»[253]. Утверждение, будто что-то «известно наверняка», не подкреплено ни единым аргументом. Столь же бездоказательно и предположение, что перечисленные действующие лица знали больше, чем то, что было предано огласке.
Процитированный Радош Люшич, как и некоторые исследователи до него, полагает, что подсудимому Димитриевичу предъявили ложное обвинение в покушении на регента Александра, а приговорили к смерти на самом деле за организацию Сараевского аттентата. Историк считает, что неправы те, кто называл процесс «политическим преступлением и юридическим убийством». При этом Люшич к приверженцам такой позиции причисляет Богумила Храбака, забывая о Слободане Йовановича, который свое мнение обосновал в 1919 г. в ответ на просьбу престолонаследника, а затем и придал гласности в эссе «Апис». В пользу того, что имело место судебное убийство, свидетельствовали и активные участники процесса – члены Военного трибунала, будущие генералы Александр Миюшкович и Бранимир Гаталович. Оставив данное суждение без подробного рассмотрения, Люшич пишет только, что оно «слишком строгое и несправедливое, так как не учитывает в должной степени обстоятельства, время и причины Салоникского процесса. А ведь ответственность сербского правительства перед союзниками и собственным народом была огромной. Когда от правительства потребовали пожертвовать видовданскими заговорщиками, оно решило сделать это в самой мягкой форме, казнив троих участников… Правительству приходилось принимать во внимание интересы своего ближайшего союзника – Франции». Инициатором расправы, согласно Люшичу, был французский президент Клемансо, требовавший казни Аписа[254]. Таким образом, снова повторяется версия, несостоятельность которой установлена нами выше, и при этом упускается из виду, что в тот момент Россия еще твердо стояла на ногах и именно она в первую очередь оказывала покровительство сербским правящим кругам. После Вердена улучшилось и положение Франции, чего нельзя было сказать об Австро-Венгрии, потерпевшей болезненные поражения в Карпатах и на итальянском фронте. Что самое удивительное, так это то, что Люшич не приводит никаких доказательств того, что союзники требовали от Сербии судить и наказать виновников в покушении на эрцгерцога.
Однако дальше всех по пути ревизионизма зашел историк Шон Макмикин. Опираясь на некоторые мифы, уже рассмотренные нами, он делает следующий вывод: «Сегодня в общих чертах уже хорошо известно, что представлял собой сараевский заговор… Принцип действовал не в одиночку. Убийца и шесть его соучастников… входили в “Младу Босну”, которая представляла собой филиал “Черной руки”… То, что Апис знал о заговоре и поддерживал его, в правовом смысле утверждено самим сербским правительством в изгнании. В 1917 г. оно предало его суду и казнило, когда он открыто признался в совершении преступления… На самом деле, возложение всей вины на шефа разведки, возможно, преследовало цель отвлечь внимание от участия сербских лидеров в планировании сараевского убийства (по крайней мере, они ничего не сделали, чтобы его предотвратить). Когда в 1920-е гг. стало очевидно, что нити заговора ведут в Белград, мало кто из осведомленных наблюдателей продолжал сомневаться в том, что Апис, а следовательно, и полуофициальная Сербия действительно несут ответственность за преступление. Сегодня в этом не сомневается ни один серьезный историк»[255].
Неторопливая подготовка к печати сербских архивных документов и обсуждение проблемы в обществе
Посланник Живоин Балугжич полагал: «у нас есть» Сетон Уотсон, чтобы разобраться с германскими ревизионистами
Воислав Йованович Марамбо
Пресс-атташе в Берлине Милош Црнянский понимал далекоидущие планы Германии
Репринтное издание книги Чоровича, которую, по приказу Милана Стоядиновича, отозвали из продажи в 1936 г
Профессору Владимиру Чоровичу поручили собрать и опубликовать сербские дипломатические документы
Сразу после начала войны сербское правительство, как и власти других государств, к 1915 г. опубликовало один за другим два сборника дипломатических материалов, а именно: «Дипломатическая переписка о сербско-австрийском конфликте» (Ниш, 1914) и «Сербско-австрийская и европейская война: Дипломатические и прочие документы» (Том I. Ниш, 1915). Так, к «белым», «красным», «желтым» и «оранжевым» книгам стран-участниц войны прибавились и два сербских издания[256].
В 1920-е гг. начальник архива Министерства иностранных дел Воислав Йованович-Марамбо инициировал процесс публикации материалов о сербско-австрийских отношениях и ответственности за развязывание войны, а также работу над соответствующей книгой. 30 мая 1927 г. он обратился к главе МИДа В. Маринковичу с предложением издания сборника документов: «Королевство должно сделать это, потому что имеющиеся сборники неполные и грешат ошибками. Кроме того, в 1924 г. уже было объявлено, что сборник готовится… Такое издание стало бы самым эффективным средством нейтрализации пропаганды, которую ведут наши бывшие противники, стремящиеся возложить на Сербию ответственность за войну. Архивные материалы по этому вопросу уже обработаны»[257]. В июне того же года по предложению министра иностранных дел к проекту присоединились Слободан Йованович и Йован Йованович-Пижон, пользовавшиеся полной поддержкой со стороны Марамбо. В январе 1928 г. рабочая группа МИД определила название – «Синяя книга об ответственности за развязывание войны». Слободан Йованович, предлагавший начать ее с событий 1903 г., поторапливал с изданием, так как, помимо враждебных государств, активность стали проявлять и некоторые историки, во всем обвинявшие Сербию и Россию. Ввиду того что война оставила лакуны в архивных фондах, посольства в Вене, Берлине, Париже, Лондоне, Бухаресте, Афинах и Софии, а также консульство в Будапеште получили указание сделать копии документов местных архивов, освещавших сербско-австро-венгерские отношения в 1903–1914 гг.