Дабы иметь готовый ответ на обвинения представителей высшего общества и политиков, подобные тому, что 3 августа 1914 г. озвучил в Рейхстаге Карл Либкнехт (Karl Liebknecht), германские правящие круги решили подготовить публикацию о предыстории общеевропейского конфликта. Министр иностранных дел Готтлиб фон Ягов (Gottlieb von Jagow) в ожидании «неизбежной войны мнений» отдал соответствующее распоряжение своему помощнику Артуру Циммерману (Arthur Zimmermann)[280].
По словам Анники Момбауер (Annika Mombauer), уже в первые недели войны вопрос ответственности за ее начало небезосновательно считался приоритетным с политической точки зрения. Следовало не только убедить собственный народ, что он воюет за правое дело, но и склонить на свою сторону нейтральные государства, в первую очередь США. Иллюстрацией этого намерения служит следующий отрывок из книги «Правда о Германии: факты о войне»: «Для войны, которую вызвала Россия, преисполненная жаждой мести, и которую поддержали Англия и Франция, имеется только один мотив – зависть в отношении экономических позиций Германии и ее народа, который борется за свое место под солнцем… Легко можно себе представить, что ощущают эти народы, глядя на стремительное и успешное развитие Германии. Можно предположить, что когда-нибудь те же недобрые чувства у них вызовет и молодой североамериканский гигант»[281].
Ягов пожаловался одному другу, что не может заснуть из-за мыслей об ужасах войны, к которой так стремилась Германия. Примерно в то же время канцлер сказал журналисту Теодору Вольфу (Theodor Wolf), что для него мучительна сама мысль о том, что на Германии лежит часть ответственности за начало войны. В связи с этим признанием, о котором впоследствии старательно умалчивали, Вульф записал в дневнике: «Лишь бы все эти убитые не встали из своих гробов и не спросили: “За что?”»[282].
Историк Хольгер Гервиг, отмечавший у германских государственный деятелей склонность к самоцензуре, пришел к выводу, что «в Германии музе истории Клио изменили еще в начале 1914 г.»[283].
Немецкий посол в Великобритании князь Карл Макс Лихновский (K. M. F. Lichnowsky), как дипломат, до последнего боролся за мир, а затем посвятил себя написанию критических работ, разоблачающих замалчивание безудержных воинственных устремлений германского руководства: «В период между 2 и 30 июля 1914 г., когда Сазонов решительно заявил, что Россия не потерпит нападения на Сербию, мы отвергли британское предложение посредничества, хотя Сербия под давлением России и Британии приняла почти весь ультиматум, а по оставшимся двум пунктам можно было легко прийти к согласию… Это было сделано, чтобы поддержать Берхтольда в его стремлении напасть на Сербию, хотя все мы знали, что Германия в этом не заинтересована и что это грозит мировой войной»[284].
В августе 1914 г. голоса Лихновского и еще нескольких сторонников мира не смогли заглушить воинственный призыв Вильгельма II к подданным: «Средь мира на нас нападает неприятель!». И германский народ поверил ему, как поверил и канцлеру, и подогревавшим ситуацию газетам. Вскоре родились три мифа: о невиновности и праведной оборонительной войне; о непобедимой армии и о «ноже в спину». Позднее в Веймарской республике на этой плодотворной почве буйным цветом расцветет ревизионизм.
Борьба за пересмотр статьи № 231 Версальского договора об ответственности за развязывание войны
Двадцать второго июня 1919 г. германская делегация на Мирной конференции выразила принципиальное согласие с текстом договора, за исключением 231-й статьи, определявшей виновников в развязывании войны. Пожелание продолжить дискуссию по этому вопросу отверг как Клемансо, так и союзники, пригрозившие возобновлением военных операций. Германии этот аргумент показался вполне убедительным. Однако само содержание пресловутой статьи было расценено немцами как «неслыханная несправедливость». И с того момента берет начало политическая борьба за ревизию, в которую сознательно включилась и представители исторической науки. По этой проблеме, в отличие от всех прочих, в германском обществе наблюдался абсолютный консенсус[285].
Дискуссия среди членов революционного правительства Германии, разгоревшаяся в конце войны, имела следствием изучение вопроса об ответственности за ее начало. Инициатором принятия решения о публикации всех релевантных документов стал баварский премьер Курт Эйснер (Kurt Eisner), уже напечатавший в мюнхенских газетах письма баварского посланника из Берлина, датированные июлем 1914 г. Они рисовали картину того, как небольшая группа лиц, пользовавшаяся поддержкой элит, осуществила сценарий развязывания войны. 9 декабря правительство поручило выполнение миссии др. Карлу Каутскому, который сразу столкнулся с обструкцией со стороны тех ответственных лиц, кто опасался, что результаты расследования представят Германию в дурном свете. Когда в марте 1919 г. Каутский вопреки всему приблизился к завершению работы, ему закрыли доступ в архивы и приказали вернуть все секретные документы. Начался сознательный саботаж публикации. Старые властные структуры произвели собственную реорганизацию и в преддверии Мирной конференции присвоили себе право формировать позицию Германии по проблеме военной ответственности. Каутскому только после Версаля удалось опубликовать свой сборник документов, предисловие к которому гласило: «На протяжении многих лет перед войной Центральные державы проводили такую политику, что мир во всем мире поддерживался не благодаря, а вопреки ей»[286].
С теми же трудностями, что и Каутский, столкнулся профессор права Герман Кантровиц, которому Следственный комитет Рейхстага по определению причин войны в 1923 г. поручил оценить политику германского правительства летом 1914 г. с точки зрения международного права. В 1927 г. Кантровиц, применявший при рассмотрении документальных источников модель судебного процесса, вынес следующий «приговор»: на Австро-Венгрии лежала главная ответственность за произошедшее, на Германии – большая, а на России – частичная. Власти предержащие, недовольные результатами данной экспертизы, похоронили их в недрах секретного архива Министерства иностранных дел. Политические резоны (ревизия) возобладали над юридическими. Кантровиц подвергся в Германии тотальному бойкоту, с его академической карьерой было покончено. В конце концов, он эмигрировал за границу[287].
В августе 1919 г. Рейхстаг сформировал специальный орган, которому надлежало поднять вопрос ревизии 231-й статьи Версальского договора. Дело, однако, не сдвинулось с мертвой точки, так как представители старых и новых сил не сошлись во мнении, кто все-таки нес ответственность за произошедшее. Тогда еще присутствовало намерение установить личную вину отдельных германских государственных деятелей, которое сошло нет по мере угасания революционной ситуации. Инициативу в деле ревизии перехватило Министерство иностранных дел, в рамках которого сформировалось специальное отделение (Kriegschuldreferat) во главе с Бернхардом фон Бюловым (Prince Bernhard von Bülow). Данная структура осуществляла координацию многочисленных частных инициатив, ставивших целью пересмотр 231-й статьи Версальского договора. Кроме того, перед отделением стояли следующие задачи: «упорядочить» и «очистить» документацию МИД по проблеме начала войны; опубликовать многочисленные материалы, относившиеся к периоду 1871–1914 гг. и подтверждавшие «миролюбивый характер германской политики»[288]; оказать поддержку отечественным и иностранным профессорам, готовым читать лекции об Июльском кризисе 1914 г. в соответствии с официальной германской версией событий. Дабы упредить Каутского, Бюлов еще в мае 1919 г. осуществил особую инвентаризацию фондов архива внешнеполитического ведомства. Семь тысяч документов были поделены на две группы – «защита» и «обвинение». Все документы потенциально инкриминирующего свойства возвращались их создателям (канцлеру Теобальду фон Бетман-Гольвегу, секретарю Ягову и др.), как их «приватные бумаги». Об этой начальной фазе укрывательства договорились еще 7 января 1919 г., когда руководитель Комиссии по перемирию Маттиас Эрцбергер собрал для согласования действий функционеров МИДа и военных. Бюлова тогда назначили заведовать дипломатическими источниками, а бывшего помощника Людендорфа майора Бодо фон Харбоу (Bodo von Harbou) – военными. Осуществляемый ими отбор документов преследовал единственную цель – показать, что именно «Антана, долго и систематически готовившаяся к войне против Германии», несет прямую ответственность за ее начало в 1914 г.[289]
В январе 1920 г. тогдашний министр иностранных дел Герман Мюллер обращался к своему адресату: «Наша задача в том, чтобы если не каждый день, то как можно чаще напоминать, что вина лежит не только на нас». Вторым приоритетом глава МИД считал просвещение народа. Бюлов предлагал печатать брошюры популярного характера[290].
Следующим этапом стало формирование в апреле 1921 г. «Рабочего комитета германских объединений», ориентированного на публику внутри Германии. Для действий на международной арене была создана «Центральная служба по изучению причин войны» (Zentralestelle für Erforschung der Kriegsursachen), просуществовавшая до 1937 г. Структура, во главе которой с 1923 г. стоял бывший офицер и участник войны Альфред фон Вегерер, издавала ежемесячный журнал «Die Kriegschuldfrage» (с января 1930 г. – «Berliner Monatshefte»), первый номер которого вышел в июле 1923 г.