Дедиер предупреждал, что будут реанимированы империалистические политические и «научные» тезисы о вине Сербии и сербов в развязывании Первой мировой войны. Когда Клякич спросил ученого, как это возможно, ведь он раз и навсегда решил этот вопрос в своей книге, которая получила международное признание, то услышал ответ умудренного опытом человека: «Так решили серьезные историки – люди, приверженные моральным ценностям, для которых историческая правда – высший критерий. Политика великих держав ни то, ни другое не принимает во внимание. Они хотели бы, чтобы история изображала их ни в чем не виноватыми. Для них за все несут ответственность малые народы и государства, которые борются за правду, свободу и справедливость. Сильные мира сего злопамятны и мстительны»[502].
В 2013–2014 гг. сербским обществом широко обсуждалась публикация ряда книг, которые сразу были заклеймены, как «ревизионистские». При этом по большей части имелось в виду их политическое, а не чисто научное значение. Эти работы не стали новостью для специалистов, поэтому острота реакции скорее обусловлена агрессивностью их продвижения в определенных кругах. И ранее появлялись исследования, приводившие в изумление своим радикализмом, однако нечасто им уделяли столько внимания глобальные средства массовой информации. Сегодня мы наблюдаем, как о таких книгах рассуждают государственные деятели, как они вручают награды авторам, доводы которых становятся аргументами актуальной политики. Сербская общественность стала опасаться, что за всем этим скрывается какое-то иное намерение, тем более что именно в этих монографиях, о которых мы писали в предыдущих главах, весьма сомнительным с научной точки зрения образом сложный комплекс причин Первой мировой войны сводится к обвинениям в адрес Сербии с ее «злокачественным национализмом». Всю сербскую историю XIX–XX вв. начали рассматривать через призму политических оценок войн, разразившихся на территории бывшей Югославии в 1991–1999 гг. По словам немецкого историка Оливера Янца, исторические исследования, по-видимому под влиянием новейших конфликтов в регионе, «в большей мере сосредоточились на Балканах, где произошла катастрофа»[503].
На одну доску с Сербией ставится и Россия: «Русская мобилизация стала тем преступлением, которое развязало войну». Если бы не она, все бы ограничилось локальным конфликтом Сербии и Австро-Венгрии. Россия виновата в том, что в 1914 г. не бросила этого «изгоя» на произвол судьбы. С одной стороны, утверждается, что спустя сто лет ни один народ больше не должен быть обременен чувством вины, так как все одинаково страдали. А с другой – волшебным образом указывается пальцем на два государства, две нации, которые в настоящий момент вне Европейского союза или, точнее, вне «международного сообщества». Что это – «новая политическая корректность», с которой мы вступим в новую холодную войну?
Не оставляют тягостные сомнения относительно того, что такими «методами» нас подводят к релятивизации оценок Второй мировой войны. Ведь все мы в равной мере виноваты. Все мы одинаково страдали. Немецкие и японские города подверглись безжалостному разрушению, как и Лондон, Роттердам, Ковентри, Варшава, Белград. В 1938 г. Франция, Великобритания и Италия пожертвовали Чехословакией. Точно так же, как и Россия в 1909 г. согласилась с аннексией Боснии и Герцеговины сама и Сербию заставила с этим смириться. Почему в 1939 г. западные демократии не продолжили в том же духе? Легче доказать, что Франция и Великобритания навязали Германии войну, а не наоборот. Отреклись бы от Польши – сохранили бы мир в Европе. Разве не те же «аргументы» используются для подтверждения того, что Россия совершила «преступление», не бросив Сербию? Версальский мир «несправедлив», особенно его 231-я статья. Версальский мир создал противоестественные государства – Чехословакию и Югославию. Об этом нам поведали в 1991 г.[504]
В июне 2014 г. на одном круглом столе, посвященном «контроверсиям» и ревизии Первой мировой войны, Джон Рель, касаясь того факта, что в Германии на тот момент уже разошлось 300 000 экземпляров «Сомнамбул», обратил внимание присутствовавших на статью в «Франкфуртер Альгемайне Цайтунг». В ней утверждалось, что доказано отсутствие какой-либо связи между довоенной политикой Германии и Июльским кризисом 1914 г., а также между Июльским кризисом и военными целями Берлина. Поэтому можно отбросить Фишера со всеми его тезисами. По словам Реля, «Шпигель» зашел еще дальше: раз клаузула об ответственности за развязывание войны несправедлива, то и весь Версальский мир несправедлив, и, может быть, тогда нападение третьего рейха на Польшу было оправданным (!!!). Рель в заключение признался, что обеспокоен сегодняшними настроениями в Германии[505].
Обеспокоенность общественности вызывает и использование термина «терроризм» для оценки деятельности молодежных организаций в Австро-Венгрии, которых откровенно сравнивают с Аль-Каидой – этим олицетворением террора, жестокости и экспорта джихадизма. При этом в вышеупомянутых книгах и посвященных им хвалебных рецензиях отрицается оправданный характер сопротивления колониализму и империализму того времени. Вспомним, как разыгрались страсти, когда обсуждался вопрос, был ли Гаврило Принцип террористом или героем, символом борьбы за свободу. Некоторые участники общественного обсуждения, рядившиеся в тогу рационализма и беспристрастности, назвали его идеалистом, который дорого обошелся сербскому народу и всей Европе. Писатель Владимир Кецманович в связи с этим спросил не без иронии: «Если Принцип обошелся дорого, сколько же стоил Обилич?». А писатель Владимир Пиштало напоминает о словах Иво Андрича, утверждавшего, что свободомыслие в Боснии развивалось не благодаря, а вопреки австрийской оккупации. «Если бы Гаврило Принцип, вместо того чтобы стрелять, пал бы ниц перед Францем Фердинандом и передал ему каллиграфически написанное “прошение” облегчить положение… боснийских кметов, то оказался бы персонажем рассказа Кафки “Перед законом”»[506]. Вообще, к чему это отклонение от темы? Убийцу эрцгерцога и его подельников судили за «государственную измену», а не терроризм. В обвинительном заключении так и написано.
Беспокойство вызывает скорость и масштаб реакции на публикацию письма губернатора Боснии и Герцеговины генерала Оскара Потиорека министру Билинскому от 28 мая 1913 г., в котором содержится призыв не упустить возможность свести счеты с Сербией. Белградские историки Мирослав Перишич и Мирослав Йованович напомнили об этом послании и спровоцировали лавину откликов в отечественных и прежде всего австро-германских СМИ. Письмо как будто встало костью поперек горла приверженцам некоторых тенденций, хотя оно лишь один из десятков аналогичных документов, свидетельствующих о том, что определенный круг лиц стремился к войне и пропагандировал ее как наиболее эффективное решение. Безвременно ушедший от нас Мирослав Йованович сказал в связи с этим: «На наших глазах появляются книги, настаивающие на крайне условном характере существующих трактовок Первой мировой войны. Новые интерпретации фокусируют внимание на Сербии и стоявшей за ней России как на главных виновниках ее начала. Однако такие документы опровергают ревизионистов. Австро-Венгрия стремилась к войне с Сербией, потому что полагала, что таким способом решит три задачи: восстановит пошатнувшийся авторитет великой державы; докажет, что является равным по силам союзником Германии; устранит проблему своих югославянских подданных, которых подстрекает Сербия»[507].
Большинство германских и австрийских изданий, а также их собеседники пытались убедить публику, что сам документ не относится к делу и ничего серьезного не доказывает. Мюнхенская «Зюддойче Цайтунг» расценила его публикацию как безуспешную попытку Белграда снять с себя бремя вины (а кто это бремя на него возложил?), а «Вельт» утверждает, что такие предложения, как то, что сделал Потиорек, «мало значили». Та же газета приводит еще один «аргумент»: Австрия в середине 1914 г. вообще не была готова к войне, после того как не удалось найти мирный выход из Июльского кризиса. Немецкий таблоид «Бильд» назвал публикацию попыткой Сербии снять с себя всякую ответственность и «доказать» свою невиновность в связи с началом Первой мировой войны. Развязал ее Г. Принцип – агент Сербии, а не австро-венгерский подданный. Резкую позицию занял «Тагесшпигель», согласно которому опубликованное письмо – аргумент в пользу тех, кто не согласен с тем, что «Сербию несправедливо и безосновательно объявляют априорным виновником Первой мировой войны». Австрийское издание «Клайне Цайтунг» считает, что публикация письма и заявления директора Архива Сербии Мирослава Перишича демонстрируют как тот факт, что «Сербия хочет показать свою невиновность», так и то, что «она по-прежнему не отказывается от своих старых националистических замыслов». Газета пишет, что чем ближе годовщина покушения, тем активней Сербия настаивает на своей роли жертвы германо-австрийской агрессии. Упоминается, как правило, в негативном ключе и основатель Института И. Андрича, известный режиссер Эмир Кустурица, которого пресса в связи с его заявлениями по проблеме пытается представить невеждой[508].
Германский «Тагесшпигель», анализируя то, как сербы отреагировали на книгу Кларка, столь популярную в Германии, приходит к выводу, что «у Сербии проблема с восприятием исторической истины. Остальная Европа трезво и отстраненно относится к собственным национально-историческим мифам, а Сербии еще только предстоит этому научиться». В специальном номере «Шпигеля», посвященном Первой мировой войне, Сербии отведено важное место. Журналисты издания настаивают, что именно накануне столетия следует пересмотреть «фишеровский тезис» об ответственности Германии. Далее идет перечисление тех, кто «переводит стрелки» на другие государства: Ш. Макмикин – на Россию; Штефан Шмидт – на Францию; К. Кларк – на все великие державы. Сербские государственные деятели названы тайными руководителями заговорщиков, совершивших Сараевское покушение