Что же касается числа прямых конкурентов, то данный показатель находится в обратной зависимости от размера фирмы (у крупных компаний конкурентов, естественно, меньше), но не оказывает прямого воздействия на распространённость и интенсивность социальных связей.
В целом мы вынуждены признать, что гипотеза Н6.5 при парном пересечении признаков не нашла своего подтверждения: степень активности малых и средних фирм в области социальной координации и кооперации действий не слишком отличается от степени активности более крупных компаний.
Несомненно, важная характеристика рыночных позиций фирмы — её место в цепи поставок. Формулируя гипотезу Н6.6, мы предположили, что поставщики должны более активно развивать социальные связи с конкурентами, чем ритейлеры. Это предположение основано на том, что в отношениях с розничными сетями поставщики сегодня находятся в большей ресурсной зависимости [Baker 1990]. И направленная против них властная асимметрия побуждает их в большей степени прибегать к установлению социальных связей. Полученные данные подтвердили наше предположение. Действительно, отличие поставщиков от ритейлеров коррелирует на высоком уровне значимости с наличием всех основных форм социальных связей в отдельности, числом используемых типов социальных связей и их интенсивностью (р ‹ 0,01). Единственным исключением можно считать отсутствие значимой зависимости между позицией поставщика или ритейлера и заключением формальных соглашений с конкурентами. Не обнаруживается и значимой связи между местом фирмы в цепи поставок с её членством в деловых ассоциациях. Этим подтверждается сделанный нами ранее вывод о том, что формальное членство в ассоциации само по себе не слишком информативно, если мы имеем дело с установлением межфирменных сетевых связей.
Для объяснения выявленной зависимости между статусом поставщика (в отличие от статуса ритейлера) и формированием межфирменной координации могут использоваться две дополняющие друг друга интерпретации. Первая из них уже предлагалась при формулировании гипотезы Н6.6: в настоящее время поставщики обладают меньшей договорной способностью в цепях поставок, регулируемых покупателями (то есть ритейлерами) [Gereffi 1994; Радаев 2007а]. Таким образом, чтобы выжить и сохранить своё присутствие на рынке, поставщики вынуждены компенсировать дефицит рыночной власти более интенсивными усилиями по сбору деловой информации, построению неформальных связей и формальных союзов со своими конкурентами.
Не отвергая данного объяснения, мы, тем не менее, хотели бы привлечь внимание к специфическому институциональному и политическому контексту, в который был погружён российский рынок в период проведения опроса. Дело в том, что наше обследование проходило как раз тогда, когда значительно активизировалась деятельность Федеральной антимонопольной службы и Министерства сельского хозяйства Российской Федерации в отношении вопросов регулирования розничной торговли. В 2007 г. эти ведомства развернули интенсивную кампанию в политических кулуарах и средствах массовой информации против ведущих розничных сетей, обвиняя их в доминировании на рынке и предъявлении чрезмерных требований к поставщикам. С этим связана и вторая возможная интерпретация различий в декларируемом уровне активности ритейлеров и поставщиков в отношении установления и интенсивности социальных связей. В сложившемся политическом контексте менеджеры розничных сетей, сознательно или неосознанно защищаясь против прозвучавших обвинений, зачастую не признаются в существовании межфирменных связей с конкурентами, поскольку наличие таких связей, будь то соглашения или даже согласованные действия, может трактоваться как сговор в соответствии с действующим антимонопольным законодательством. В связи с этим вполне вероятно, что по крайней мере часть опрошенных менеджеров воздержались от позитивных ответов на вопрос о наличии координированных действий на рынке. В некоторой степени это подтверждается и тем, что затруднились с ответом на соответствующие вопросы 24 % ритейлеров и лишь 16 % поставщиков.
Что же касается последних, то мы полагаем, что в данном контексте у них не было очевидных причин скрывать свою активность в построении социальных связей. Поэтому в сложившихся условиях их оценку ситуации можно считать более надёжной. И имеет смысл проанализировать данные отдельно по 210 поставщикам, сравнивая их с данными, полученными от 192 ритейлеров.
В результате такого анализа выяснилось следующее: три четверти опрошенных поставщиков (77 %) осуществляют систематический мониторинг действий своих конкурентов; 41 % указали на свою вовлечённость в обмен деловой информацией с конкурентами; более четверти (27 %) кооперируются с представителями конкурирующих фирм на неформальной основе; наконец, 14 % поставщиков имеют те или иные формальные соглашения с конкурентами (см. рис. 6.5). Добавим к этому, что 13 % поставщиков заявили о членстве своих компаний в деловых ассоциациях. Заметим, что все указанные показатели превышают те, что приводились нами ранее по выборке в целом.
Соответственно вовлечённость ритейлеров в различные типы социальных связей заметно ниже средних показателей по всей выборке. Взаимное наблюдение практикуют 68 % опрошенных; только каждый пятый менеджер в ритейле (20 %) признал, что обменивается деловой информацией со своими конкурентами. Что же касается неформальных договоренностей и формальных соглашений, то и они устанавливаются заметно меньшим числом ритейлеров (по 9 % в каждой группе). Сравнительные данные по поставщикам и ритейлерам приводятся на рис. 6.5.
Рис. 6.5. Формы социальных связей, используемых поставщиками и ритейлерами (N = 210 и 192)
Индекс множественности социальных связей, рассчитываемый как число используемых форм таких связей, также обнаруживает статистически значимые различия между поставщиками и ритейлерами (см. рис. 6.6).
Рис. 6.6. Количество форм социальных связей, используемых поставщиками и ритейлерами (N = 210 и 192)
Мы видим, что 45 % опрошенных менеджеров-поставщиков используют одну форму социальных связей и столько же прибегают к двум и более формам. У ритейлеров эти показатели выглядят иначе (52 и 25 % соответственно). Следует добавить, что на стороне поставщиков лишь 11 % представляют себя в качестве субъектов атомизированных действий, в то время как на стороне ритейлеров таковых значительно больше — 23 %.
Когда же речь заходит о способах сбора деловой информации, то в нашем распоряжении оказываются данные по 228 поставщикам и 214 ритейлерам, чей ответ был определённым (позитивным или негативным). И вновь поставщики выглядят заметно активнее. Большинство из них (81 %) собирают данные о своих конкурентах, практикуя кабинетные (61 %) и полевые (65 %) исследования; к использованию личных и институциональных связей с партнёрами или конкурентами для обмена деловой информацией прибегают две трети (65 %). При этом 51 % поставщиков получает информацию от своих партнёров (ритейлеров); 39 % собирают её, прибегнув к неформальным связям с конкурентами, а 11 % используют для этого разного рода формальные соглашения с конкурентами.
Что касается ритейлеров, то степень их вовлечённости в сбор деловой информации по всем параметрам заметно ниже: 69 % получают деловую информацию из открытых рыночных источников, включая кабинетные (50 %) и полевые исследования (53 %); сетевые связи использует примерно половина менеджеров (49 %), среди них 39 % получают данные от своих партнёров (поставщиков); 16 % обращаются к представителям конкурентов на неформальной основе и 8 % обретают информацию, прибегнув к формальным соглашениям с конкурентами (см. рис. 6.7).
По два канала получения деловой информации и более используют две трети поставщиков (66 %) и лишь половина ритейлеров (48 %). Что же касается участников рынка, которые, по их заявлениям, не собирают данные о своих конкурентах, то они составляют лишь 9 % поставщиков и более значительную группу ритейлеров — 17 %.
Заметим также, что значимые различия в пользу поставщиков наблюдаются в каждом из двух обследованных секторов рынка — торговле продовольственными товарами и бытовой техникой и электроникой.
Рис. 6.7. Способы получения деловой информации, используемые поставщиками и ритейлерами (N = 228 и 214)
Сектор торговли и время работы компании относительно не важны
Формулируя гипотезу Н6.7, касающуюся различий секторов торговли, мы исходили из того, что фирмы, работающие в продовольственном секторе, чувствительнее к политическим вопросам и потому вынуждены больше взаимодействовать с аналогичными компаниями, нежели фирмы, торгующие бытовой техникой и электроникой.
Вопреки нашим ожиданиям, принадлежность фирм к тому или иному сектору рынка не оказывает существенного влияния на степень социальной координации совершаемых ими действий. Мы не обнаружили здесь почти никаких статистически значимых связей.
В итоге данная гипотеза в целом не подтвердилась. Работа в секторе продовольственных товаров связана не с увеличением, а напротив, скорее с уменьшением числа форм координации и интенсивности социальных связей (р ‹ 0,05). Представители фирм-дженералистов, действующих в данном секторе, относительно меньше наблюдают за конкурентами и реже заключают неформальные соглашения (р ‹ 0,05). На уровне отдельных групп первое относится к ритейлерам, а второе — к поставщикам. Но при этом принадлежность к сектору бытовой техники и электроники как таковая вообще не порождает никаких значимых связей.
Чуть ли не единственное исключение относится к членству в деловых ассоциациях, где мы имеем положительную значимую связь в случае с поставщиками (р ‹ 0,05) и отрицательную связь в случае с ритейлерами (р ‹ 0,01). Частично это может быть объяснено тем, что главное объединение в секторе бытовой техники и электроники — Ассоциация торговых компаний и товаропроизводителей электробытовой и компьютерной техники (РАТЭК), созданная в 2000 г., — политически активна и сумела привлечь в свои ряды значительно большее число членов по сравнению с ведущим объединением ритейлеров, Ассоциацией компаний розничной торговли (АКОРТ), учрежденной двумя годами позже. Но в целом можно заключить, что выраженного влияния сектора рынка на поведение фирм нами не выявлено.