— Так жарко мне. Тереха, давай-ка сюда свою шинель! — Шинель Петр постелил на бревна. — Я же говорю, что сейчас нам с Терехой жарко будет. Чуешь, ветер сдох. Придется за весла браться… Куда направление держать, командир?
— Известное дело, на восток. По компасу сверяться будем, — отозвался Колобов, беря необструганное весло из толстой доски.
Все трое быстро устали, зато согрелись.
— Да, не вижу буруна за нашим кораблем, — с горечью заметил Оборя, — но все же кое-как вперед ползем.
— Почему решил, что вперед? Похоже, нас течением снова к берегу тащит, — тихо, чтобы не услышала Вологдина, прошептал Дед, покачав головой.
— Указатель скорости приспособил. Он показывает, что плывем.
— Брось ты свои дурацкие шуточки! — оборвал Оборю Терентий Бляхин.
— Не до шуток мне, — обиделся тот. — Я сзади леску с грузиком и наживкой прицепил. Может, щука цапнет. Отклоняется назад леска, значит, мы вперед идем.
— Голова! — одобрил командир отряда.
— Но идем-то едва-едва.
Как ни старались партизаны, плот оказался слишком тяжелым для трех гребцов.
Вологдина, обладавшая тренированным слухом радистки, слышала весь разговор мужчин, но ничего им не сказала. Ее лихорадило, мучил затяжной кашель. Голову сдавливало, словно клещами, в глазах темнело. Катя чувствовала, как путаются мысли. Вскоре она заметалась в липком жару.
— Лежи, лежи, — говорил уже ничего не слышавшей Кате Оборя, на минуту оставив весло, — домчим тебя скоро, сдадим докторам в белые руки.
С тревогой и болью смотрел он на Катю: «Жаль, если такая женщина погибнет. А себя не жаль? Рана на руке снова открылась. Рука немеет, весло одной правой держу. Надолго ли сил хватит?»
— Кончай сачковать! — хмуро окликнул его Терентий. — Давай берись-ка за весло.
Нелегкие думы одолевали и командира отряда, отдыхавшего на толстом бревне, прилаженном поперек плота. «Почему я здесь, а не с теми, кто остался лежать у опушки леса? Виноват перед ними. А что сделал не так? Людей к боям ежедневно готовили. Отряд за короткий срок стал грозной силой. Поэтому и обозлились каратели, поперли, не считаясь с потерями. Сила силу сломила. Сам от пуль не прятался».
Колобов смотрел в редеющую мглу. Ни звуков, ни огоньков. Встал, подполз на коленях к краю плота, опустил руки и, зачерпнув полные ладони воды, протер затуманившиеся глаза.
«Что же дальше? — мысленно спрашивал себя Дед, снова садясь на бревно у мачты. — Кто найдет плот, свои или чужие, если вообще заметят? Нет, нельзя на случай полагаться. Не так далеко до ораниенбаумского плацдарма, где наши войска. Будем грести. Может, попутный ветерок снова подует».
— Слышу шум мотора! — вдруг закричал, опустив весло, Петр.
— Я тоже слышу, пока не понял только, чей он: то завывает, как немецкий, то рокочет, как наш, — поддержал его Терентий.
Пришедшая в это время в себя Вологдина прошептала, чуть приподнявшись с бревен:
— Мой Миша за нами прилетел! Я так и знала!
Партизаны, поняв, что у больной начинается бред, печально переглянулись.
Самолет снизился, пронесся над плотом, и партизаны разглядели красные звезды на его крыльях. Командир отряда, Тереха и Петр, вскочив, махали руками, давая понять летчику, что они свои, нуждаются в помощи. Понял ли их летчик, они точно не знали. Все же Петр громко сказал, надеясь, что его услышит Катя:
— Заметил, даже крыльями покачал. Грести дальше не надо. В этом месте нас станут искать.
— Будем ждать, — откликнулся Дед.
Сил у всех троих прибавилось. Ведь человек живет, пока жива в нем надежда. И самое последнее, что в нем умирает, — это тоже надежда. Надежда победить в бою, достигнуть цели, выжить. Если ее нет — проиграешь бой, не достигнешь цели, не выживешь.
У людей на плоту надежда воскресла с новой силой.
Сколько было в жизни Вологдина полетов? Боевые вылеты фиксируются в летной книжке. Но подсчитать Михаил никак не удосуживался. Менялись места службы, типы машин, экипажи, накапливался опыт. Но сколько раз все-таки довелось покидать землю? Точной цифры не знал не только он, но и командир эскадрильи Гусев.
— Не больно часто мы, авиаторы, в летные книжки заглядываем, — говорил комэск. — Любим летать, а порядок в документации считаем второстепенным делом.
«Если уж у пунктуального комэска не все в книжке учтено, что же о нас, грешных, говорить», — подумал Вологдин.
В дверь кабинета постучали. Вошел младший лейтенант Киселев, только что слетавший на разведку обстановки в море.
— Товарищ майор, задание выполнено! — отрапортовал летчик. — Передвижения кораблей и судов противника в районе разведки не обнаружил. В заливе увидел плот с какими-то людьми. Прошу командование срочно сообщить морякам, чтобы выслали катер к терпящим бедствие.
— Покажите на карте место, где находится плот! — попросил Гусев.
Киселев достал из планшета карту и указал район, контролируемый кораблями Кронштадтской военно-морской базы.
— Хорошо, спасибо за сообщение, — сказал командир эскадрильи и, прикинув расстояние от района, где обнаружен плот, до места ближайшей стоянки наших катеров, добавил: — Товарищ Вологдин, свяжитесь с моряками, дайте им координаты терпящих бедствие.
— Они мне махали. Это наши, — взволнованно говорил Киселев Вологдину, когда они вместе шли к дежурному по части. — Важно, чтобы моряки скорее действовали. Море неспокойно, плот заливает, да и гитлеровцы могут перехватить.
— Попросим моряков выйти быстрее, — ответил Вологдин, ускоряя шаг. — Сейчас переговорим с оперативным дежурным охраны водного района!
Дежурный вызвал коммутатор моряков и передал телефонную трубку Михаилу.
— Докладывает капитан Вологдин из авиации флота. Воздушной разведкой в заливе обнаружен плот с людьми.
— Понял, — густым басом ответил незнакомый Михаилу капитан 3 ранга. — Сообщите точные координаты и направление ветра в том районе. Меры примем незамедлительно.
Ночью Вологдин проснулся от того, что кто-то теребил его за плечо. Открыв глаза, он никак не мог понять, что нужно краснофлотцу — дневальному по общежитию.
— Тревога? Я сейчас… — протер глаза капитан.
— К дежурному по штабу просят. Велели разбудить.
Дежуривший по штабу угрюмый лейтенант с усталыми, покрасневшими глазами, увидев капитана, встал с дивана и протянул ему записанный на обрывке газеты номер телефона:
— Позвонили из политотдела авиации флота. Просили вас срочно связаться с начальником терапевтического отделения госпиталя майором Гостевой.
Тревожное предчувствие сжало сердце Михаила. Опустившись на стул дежурного, он долго смотрел на черный телефон. Потом медленно снял трубку и, услышав женский голос: «Майор Гостева слушает», — представился.
— По просьбе вашей жены, — сказала врач, — позвонила в политотдел авиации. Екатерина Дмитриевна поступила вечером. Сильная простуда. На плоту плыла через залив. Жизнь ее в безопасности, но подержим пока у себя.
— Мне приехать, товарищ майор?
— Пока не надо. Я сообщу, когда можно будет повидаться. Скажите свой почтовый адрес. И сюда до моего звонка — ни ногой. До свидания, капитан!
Михаил вышел из штаба, улыбаясь звездам, самой ночи. «Опять мы с Катей обманули смерть. Только вот почему нельзя приехать и глянуть на жену, как говорится, хоть одним глазком? Отпрошусь-ка у комэска и рвану. Назло этому майору в юбке».
К обеду Михаил добрался до окруженных соснами домиков, в которых размещался госпиталь. Дежурный лейтенант направил его к майору медицинской службы, миловидной женщине лет тридцати пяти.
— Я Вологдин. По телефону знакомились.
— Зачем приехали? Я же по-русски сказала: больная плохо себя чувствует, — сердито ответила врач. — Недавно уснула. Дайте покой человеку. У вашей супруги двустороннее воспаление легких. Это очень серьезно. Мы сделаем все, что в наших силах. А теперь вам лучше уехать.
— Дайте хоть одним глазком глянуть, — взмолился Михаил.
— Только через приоткрытую дверь.
— Спасибо, милый доктор!
— В палату не пущу.
— Все равно спасибо. — И почти побежал по коридору.
Через приотворенную дверь он заглянул в палату.
Майор Гостева стояла за его спиной.
— Где она? — шепотом спросил Михаил.
— Третья койка в углу.
Он вытянул шею и увидел лишь кончик носа и бледную щеку спящей Кати. Забылись тревоги, радость охватила его… Жива. Это главное… А врачи на ноги поставят!
Вологдин вышел из госпитального домика, остановился у высокой сосны и оперся спиной о шершавый ствол. В его жизни все становилось на свои места. После ночного звонка и поездки в госпиталь исчезли мучительные переживания. Почти до рассвета бродил он под окнами палаты, где лежала Катя, и глядел на темные ставни. Ночь была ветреной, звездной. Холода он не чувствовал, а звезды по-доброму улыбались ему.
Оставив дежурному по госпиталю короткую записку для жены, Михаил вернулся на аэродром в приподнятом настроении. Он готов был сразу же лететь на любое задание.
Вологдин проснулся рано. Должно быть, оттого, что сквозь щель сдвинутой оконной занавески на лицо упал игривый луч солнца. Осторожно, чтобы не разбудить товарищей, встал и подошел к открытому окну домика. На расцвеченных осенью деревьях осеннее солнце серебрило кружевные нити паутины. Сквозь сетку этих нитей на неширокой тропинке увидел старшего лейтенанта Калашникова. Михаил вылез из окна, подошел к парторгу эскадрильи и, поздоровавшись, сказал:
— Пока поздняя птичка зевает, ранняя уже клюв прочищает.
— Сделал зарядку, отдыхаю. Благодать.
— Новостей нет? Как там?
Парторг понял Вологдина без пояснений. Там — это под Синявином и Мгой. Все лето 1942 года шла усиленная подготовка немецко-фашистских войск к новому наступлению на Ленинград. На помощь группе армий «Север» прибыл «покоритель Севастополя» фельдмаршал Манштейн с частью сил своей 11-й армии и осадной артиллерией. В то же время в глубокой тайне готовилось наше наступление под Синявином. Командование Ленинградского фронта скрытно накапливало резервы, заводы неук